И поспешила расстегнуть пуговицу на пояске Зиночкиного фартучка. Пуговка никак не поддавалась, Риточка дернула, пуговка улетела куда-то под стол, а лямка фартучка с треском оторвалась.

– Девочки, я думаю, вам надо пойти домой и там исправить нанесенный Зиночке ущерб, – спокойно предложила Антонина Михайловна, подойдя к ним, но держась на безопасном, метра полтора, расстоянии от их стола.

– Да, да! – почему-то сильно обрадовалась Риточка. – Мы сейчас пойдем домой и все исправим!

Идти домой Зиночка не могла: во-первых, она еще не знала дороги, а во-вторых, ее должна была забрать из школы бабушка, девочке строго-настрого запретили покидать школу одной, и уж тем более – с посторонними. А Зиночка – девочка послушная и правильная.

– Да ты не бойся! – улыбалась Риточка, прочтя, как с листа, все сомнения подружки на ее лице. – Мы пойдем ко мне домой, и моя бабушка все исправит! Мы тут совсем рядом живем, сразу за школой, через один дом. И дорогу никакую переходить не надо. И Антонина Михайловна разрешает!

Зиночка с сомнением посмотрела на учительницу: как это она разрешает такое безобразие – ходить без приглашения, без родителей в гости к чужим людям?

– Да, да, Зиночка, я разрешаю. Я из окна прослежу, как вы дойдете, из окна виден весь путь и Риточкин подъезд, – устало и как-то печально-торопливо заверила девочку учительница.

Значит так, на этом ничего не закончилось!

В гардеробе Риточка, переодевая сменку, покачнулась и ухватилась для равновесия за первое, что попалось под руку. Попала под ее руку Зиночкина косичка и Рита пребольно ее дернула, вырвав из косицы бант и несколько волосинок.

Ежесекундно извиняясь, тарахтя без остановки, обещая все-все исправить, Риточка изо всех сил старалась загладить уже нанесенный ущерб. Она почему-то взялась застегивать курточку на новой подружке, да так резко дернула застежку-молнию вверх, что защемила кожу под подбородком не успевшей отдернуть голову Зины.

Молнию расцепили, подбородок высвободили, Ритуля чуть не плакала от огорчения, Зина стоически молчала.

По дороге Рита продолжила изливать поток извинительных речей и, не глядя, куда ступает, все забегала вперед, заглядывая Зиночке в глаза. Да так скакнула, не заметив лужу, козой шалопутной, что грязная весенняя жижа с удовольствием обдала новые беленькие Зиночкины колготки…

К тому моменту, когда девочки наконец оказались перед дверью квартиры, в которой проживала с родными Рита, Зина являла собой наглядный экспонат побывавшего в катастрофе ребенка – мокрая до трусиков, в подранном, перекособочившемся на один бок фартуке, с развязанным, свисающим, забрызганным черт-те чем бантом на одной косичке и полным отсутствием второго на распустившихся волосах, с наливающейся синевой царапиной под подбородком, в изгвазданных грязищей белых колготках и сапожках, и в куртке, карман которой был оторван с мясом, когда за него ухватилась Риточка, споткнувшись обо что-то у самого подъезда.

А Маргарита Ковалева сияла чистотой нетронутого одеяния, накрахмаленными, без единой лишней складочки бантами, начищенными до блеска сапожками и ослепительной улыбкой!

Ей не перепало ни единой компотной капли и ни единой капли из грязной лужи, ее никто не дергал, не застегивал, не вытирал салфетками, не теребил, за косы и карманы не хватал! Как отправили ребенка поутру в школу, таким же чистым и аккуратно-опрятным он и вернулся домой.

Дверь распахнулась, и остатки мыслительного процесса Зины Ковальчук, каким-то чудом не угробленные пока шоком от «общения» с новой подругой, были окончательно и победно уконтрапуплены невероятным зрелищем – пред ней предстала большая, монументальная, как Родина-мать, женщина! Большая – в смысле высокая-широкая, особенно по меркам малюсенькой Зины. Верхняя и нижняя части тела женщины потрясали необъятной широкомасштабностью, а между ними имелась талия, такая талия-талия, тоже необъятная, но не терявшаяся в объемах.

Зинуля впала в благоговейный ступор, раскрыв рот и уставившись во все глазенки на дивное видение. Пожалуй, если бы она узрела ежика, делающего сальто, это зрелище привело бы ее в го-о-ораздо меньшую – особенно на фоне сегодняшних событий – в никакую, нулевую, стадию обалдения!

– Лева! – спокойно и громко прокричала женщина, обозревая Зиночку с ног до головы. – Риточка привела новую потерпевшую! Проходите, девочки!

Так и не захлопнувшую рот Зинулю, неотрывно рассматривающую крупноуважаемую «Родину-мать», втащили в прихожую, в которой тем временем образовался не менее колоритный персонаж – высокий, худой мужчина, с седыми длинными кучеряшками, растущими во все стороны от круглой, правильной формы, лысинки на голове.

– Що у нас тут, Симочка? – весело поинтересовался мужчина.

Зина, повернув голову, посмотрела на него, вдруг почему-то подумала, что ее сейчас начнут готовить и есть, как в самых страшных сказках!

– Лева! – попеняла женщина. – Ты таки напугал ребенка!

– Зиночка! – затараторила Рита. – Ты не пугайся, это мои бабушка и дедушка, они сейчас все-все исправят!

Перепуганная, ничего уже не соображающая Зиночка кивнула, переводя затравленный взгляд с бабушки на дедушку, и почему-то выдавила из себя писклявым фальцетом:

– Не-е здрасте…

Она хотела поздороваться по-настоящему, как и положено воспитанным правильным девочкам, честно-честно! Она и предположить не могла, и знать не знала, что можно так взять и сказать вообще: «Не здрасте!» Да никто так не говорит, это совсем уж неправильно, и почему так скакнуло с языка…

У Зиночки стали наворачиваться слезы на глаза.

– Симочка, я так понимаю, що ми имеем особо тяжелый случай! – разволновался мужчина, видя Зиночкины мучения.

– Да уж, Лева! Що ми имеем – таки ми имеем у весь профиль! Риточка, ты що сделала с ребенком?! – сурово вопрошала у внучки бабушка.

– Это моя подруга! – защищалась Риточка, по ходу объявляя и громкий статус, присвоенный Зиночке. – Навсегда! Она – сама лучшая девочка в мире!

– Перспективка, скажу я тебе, моя дорогая, не из самых приятных для этой девочки! – остудила красноречие внучки бабушка, и совсем другим голосом, нежно-задушевным, взяв Зиночку за ладошку, заговорила с ней:

– Идем, маленькая, все будет хорошо. Сейчас мы тебя умоем, причешем, все вещи починим, постираем и накормим пирогом.

И Зиночка сразу передумала плакать, пугаться и расстраиваться, поверив всем обещаниям этой женщины. Ее раздели, помыли под душем, укутали в смешной махровый халатик (наверное, Риточкин), усадили за большой круглый стол на кухне, подальше от претендующей на роль подруги до скорого, с такими темпами, гроба Риточки и накормили вкусным-превкусным пирогом с малиновой начинкой. А еще – напоили чаем с лимоном и сахаром. И так ей стало спокойно, легко и радостно, словно она попала в дом родной.

– Зиночка, ты знаешь свой домашний адрес и телефон? – спросила бабушка со странным именем Сима.

Она сидела рядом с Зиночкой на стуле, надев очки на самый кончик носа – так смешно! – и зашивала карман ее курточки.

– Надо позвонить твоим родителям: сообщить, что с тобой все в полном порядке, чтобы они не волновались, – пояснила она.

Как все правильные дети, Зиночка знала свой адрес и телефон наизусть. Но поскольку они только что переехали, мама положила ей в портфель записку со всеми координатами, а также рабочими телефонами родителей и ближайших бабушки и дедушки, на всякий случай. Как оказалось, не замедливший случиться в первый же день учебы в новой школе.

Риточкина бабушка дозвонилась до Зиночкиной бабушки, деликатно объяснила ей ситуацию, продиктовала свой адрес и телефон и, быстро ликвидировав последствия всех катастроф, исправила и неприятное впечатление от сегодняшнего дня.

– А что, Зиночка, ты в классе новенькая? – спросил дедушка Лева, ласково улыбаясь девочке.

– Да, – кивнула та, принимаясь за второй кусок пирога, – сегодня пришла первый раз.

– Понятно! – вздохнул дедушка Лева. – Про Риточкины, скажем так, специфические способности знает уся школа, а тебя, детка, выходит, не предупредили?

– Нет, – призналась Зиночка и твердо заявила:

– Риточка – моя подруга, что ж теперь!

– Охо-хо! – посетовала на столь опрометчивое заявление бабушка Сима и мягко предупредила:

– Не спешила бы ты с дружбой, деточка. Риточка – хорошая и добрая девочка, но…

На следующий день, во вторник, еще более эпохальный и значимый для Зинули, как выяснилось, чем предыдущий, можно сказать, «черный понедельник», когда она вошла в класс… На нее смотрели в немом ожидании все – и одноклассники, и учительница Антонина Михайловна. Повисла такая напряженная тишина, что было слышно, как за стенкой, в соседнем помещении, учитель начал урок. Зинуля очень хорошо понимала, чего от нее ждут – решения, вот чего!

Накануне вечером родители и оба набора бабушек-дедушек, рассевшись за столом на кухне, призвали ребенка для серьезного разговора. Бабушка, мамина мама, которая забирала Зинулю из дома Риточки, в подробностях описала, что произошло с внучкой, не забыв упомянуть, что семья той девочки потери старательно исправила и компенсировала.

– Надо отдать должное порядочным людям, – заметила бабушка с большим сочувствием в голосе, – они честно рассказали о трудной участи внучки, имеющей такой недостаток, как притягивание всяческих несчастий и напастей на головы приближающихся к ней людей. Бедный ребенок!

– Зиночка, ты понимаешь, что дружить с этой девочкой просто опасно? – строго спросила мама.

– Доченька, мы понимаем, как это некрасиво и, наверное, неправильно – отказаться с ней дружить, – подхватил папа, – но даже ее родные признают, что девочка, сама не понимая и не желая того, наносит всяческий вред окружающим, вплоть до физических травм! Что мы, кстати, наблюдаем в виде синячищ у тебя под подбородком! Стоит прислушаться к взрослым и держаться от этой Риточки как можно дальше! И уж тем более ни в коем случае не дружить с ней!

– Категорически! – вставил дедушка, папин папа, подкрепив требование хлопаньем ладони по столу.

– И ничего в этом нет нечестного и несправедливого, – вступила в воспитательный процесс бабушка – мамина мама, – тем более, вы еще даже толком и не подружились! Всего-то один день знакомы!

– И уже такие напасти и несчастья на тебя! – дедушка – мамин папа – тоже не задержался с высказыванием.

– Нет-нет! Не надо с ней дружить, ни в коем случае, и немедленно пересесть за другую парту! – подала голос бабушка – папина мама (ну, а как же! Все ж участвуют!). – Найди другую подружку!

– Но я уже с ней дружу, – возразила Зинуля. – Она хорошая девочка!

– Никто и не спорит, хорошая, – согласилась мама.

– Но опасная! – повысила голос бабушка – мамина мама – и втихаря, чтоб не заметили, перекрестилась.

В тот момент, растянувшийся, как показалось маленькой Зиночке, до бесконечности, когда весь класс и учительница смотрели на нее в ожидании – какой выбор она сделает, все, кроме Риты – Риточка склонила к парте низко-низко головку, – Зинуля вспомнила все бесконечные требования, пояснения-наставления родственников и поняла, что ничего не боится.

Вообще!

Вариантов имелось в наличии три: направо – на галерку, к Лешке Соколову, налево – на галерку сидеть за партой одной и самый невозможный – прямо к Рите!

Маленькая семилетняя Зиночка, гордо вскинув голову, расправила худенькие плечики, твердой походкой прошествовала через класс и села рядом с Риточкой.

Девочке было все равно – правильно она делает или неправильно, что скажут взрослые и подумают одноклассники и учительница, и будут ли ее ругать родители и сторониться дети, и какие возымеет последствия это ее решение!

Зиночка не боялась оказаться неправой, осужденной, наказанной, потому что в тот момент она была абсолютно свободна и чувствовала вкус этой свободы!

И, между прочим, первый раз в жизни проявила имевшийся у нее в полном боевом наличии железный характер.

Села за парту с Ритой, раз и навсегда – до конца школы, и на всю жизнь, тем самым кардинально и бесповоротно изменив свою судьбу.

Через месяц Зинуля научилась предугадывать и предотвращать неприятности и несчастные случаи, от мелких до весьма серьезных, сыпавшиеся на нее в изобилии по милости подруги. Правда, для этого пришлось выработать целую тактику хотя бы относительной безопасности, совместно с Ритулиными родственниками, регулярно посещая ее милых бабушку и дедушку для ликвидации последствий.

Ну, и потерпеть, само собой!

А еще – отстоять принятое решение в своей семье, обнаружившей тот поразивший их до глубины души факт, что их маленькая, хрупкая, тихая-послушная девочка имеет силу воли и характер такой твердости, что им можно гвозди забивать.

Несколько дней подряд они всем составом уговаривали свое чадо, грозились принять меры, перевести в другую школу, наказывали лишением сладкого и похода в кино, снова настойчиво уговаривали, когда дите приходило с очередным ушибом или синяком, даже плакали, но…

Смирившись, тягостно-безысходно повздыхав, пошли знакомиться с Риточкиной родней и принимать участие в вырабатывании тактики и методов профилактики Зиночкиного «непопадания под раздачу».

А куда деваться! В связи с фатальностью ситуации становилось ясно, что тесных и постоянных контактов двум семьям не избежать, мало ли в какие неприятности и беды втянет девчонок Риточкино глобально распространяемое невезение.

Основной причиной возникновения шквала несчастных происшествий на головы и остальные части тела оказавшихся рядом с Риточкой людей являлась ее неуемная страсть к энергичной жестикуляции во время произнесения любых слов.

Светлана Николаевна, мама Зиночки, придумала гениальный ход – предложила положить в оба кармашка форменного школьного фартука и во все остальные карманы одежды Риты по несколько стеклянных шариков и внушить ей – как только тебя потянет махать руками, перебирай шарики! Придумок и предложений выдвигалось множество, но прижилась только эта, остальные профилактические действия Зинуля предпринимала в дальнейшей жизни уже сама.

А на первых порах, как только Риточка начинала движение кистями рук, вне зависимости от того, где они находились и что происходило вокруг, маленькой Зинуле, научившейся зорко следить за подругой, приходилось кричать:

– Шарики!

И так – по тысячу раз в день!

Но в скорости, где-то через полгода, напоминать уже не приходилось: Рита выработала привычку и сама помнила о профилактике.

Вот так и началась их дружба и жизнь вместе.

А что?

Живут же люди возле действующих вулканов – и ничего! Не жалуются, и, по слухам, хорошо им, в тепле и радости!

Дружба девчонок изменила не только их самих, но и жизнь обоих семейств. Риточкины родные души в Зинуле не чаяли, испытывая глубочайшую благодарность, очень быстро переросшую в любовь, и сроднились с ней и ее близкими. Они прекрасно отдавали себе отчет, что Ритулю ожидала перспектива полного одиночества и вынужденной изоляции – ни друзей, ни подруг… И еще большой вопрос – как там сложится впереди с молодыми людьми и личной жизнью? Но втайне они все же лелеяли надежду и молились: «Может, пройдет, перерастет со временем?»

Не переросло. Не рассосалось, а крепчало по мере взросления, принимая гораздо более разрушительные масштабы, что ни в коей мере не мешало Ритке жить вполне даже благополучно и счастливо.

Зато им с Зинаидой не приходилось скучать ни одного дня, а вместе с ними – и всем родным, об этом и говорить нечего!

Девочки учились очень хорошо, на пятерки и редкие четверки, всегда и везде бывали вдвоем.

А как еще?!

Даже в классном журнале их фамилии, согласно алфавиту, стояли одна за другой: Зинаида Ковальчук, Маргарита Ковалева. И, как выяснилось, они были единственными на всю школу, кто имел такие имена – было бы странно, если б сложилось по-другому…

Микросоциум под названием «школа» создал вокруг них некий вакуум безопасного расстояния, что имело свои бо-о-ольшие плюсы.

Ну, например, Зиночку и Риточку никогда не приглашали на массовые мероприятия, в те времена проходившие в неизмеримых количествах, а даже напрочь заранее исключали из всех списков. Так что построение на общей школьной линейке, сбор макулатуры, политинформации и всяческие конкурсы-концерты в актовом зале, собрания пионерско-комсомольских ячеек, субботники и так далее, до бесконечности, их не касались.

Чем не жизнь! «Не кочегары мы, не плотники!»

Но в полной и окончательной мере семья Ковальчук осознала, чего ожидать от дружбы доченьки Зины с Ритой и ее семейством, после летних каникул, которые девчонки провели в Одессе.

О, это было эпохально!

Надо сказать, Риточкина семья была совершенно необыкновенной, уникальной. Ну, разве в обычной семье могла появиться такая девочка?

Мама Риты, Софья Львовна, родилась и выросла в Одессе, как родились, выросли и всю жизнь проживали там все ее предки, неизвестно в скольких поколениях, которые вели свое начало чуть ли не с основания этого города Дюком Ришелье. И в соответствии с этим все они имели привычки, характеры, темперамент и национальность местных одесских жителей – со всем вытекающим из этих обстоятельств колоритом.

Зато папа. Аркадий Петрович, являлся не менее коренным, правда, в гораздо меньшем количестве поколений, москвичом, с ярко выраженной русско-московской национальностью.

«В те далекие-далекие времена, когда Красная Армия…»

Примерно тогда Аркашу Ковалева, в возрасте двадцати двух годов, юношеское вдохновение и надежда на лихой отдых принесли после успешного окончания института в Одессу.

Выбор отдыха у моря в те времена не пестрел разнообразием – в Турцию никто не приглашал, а за попытку «пригласиться» самому маячила перспектива отправиться ровно в противоположную сторону и в сопровождении конвоя. Но кое-какой и совсем не плохой выбор морских курортов имелся и на территории страны.

Пятеро друзей-однокурсников, посовещавшись, решили двинуть в Одессу.

Там и случилось Аркаше на пляже узреть местную красавицу Сонечку Левинсон! Видение потрясло бледного москвича, свеженького выпускника архитектурного института, и ввергло в эротический коллапс!

Надо отдать должное вкусу юноши – впадать в шок было от чего!

Сонечка являла собой редкое зрелище небывалой экзотической красоты – фигурка, как песочные часы, с наитончайшей талией, высокой и гордо стоящей грудью четвертого размера, умопомрачительной формой бедер, плавной линией переходящих в длиннющие ножки! Добавим к полноте картины гриву кучерявых черных волос, струящихся до ягодиц, огромные шоколадные глаза, яркие губы и тонкий носик.

Представили?

Во-от! А он увидел! И парня понесло-о-о-о…

Все это дышало, двигалось, смеялось и, для полного боекомплекта, обладало юмором самой наивысшей пробы, то бишь – постоянным, непрекращающимся и искрометным.

Казалось бы: и счастья вам, дети!

Ан нет! Имелось одно труднопреодолимое «но». Видение небесной красоты, ума и юмора имело сложные, натянутые отношения между государством и пятым пунктом в паспорте в графе «национальность», а к ней – одесскую прописку и многочисленную родню. А страна в те «далекие-далекие…» проявляла настороженность и мягкую враждебность к гражданам с национальностью «еврей».

Юного Аркашу такие мелочи в борьбе за любимое белое тело не могли остановить, и уже на третий день знакомства он имел «щастье» представиться родителям и неисчислимым родственникам любимой, неосторожно объявив о своих далеко идущих матримониальных планах.

Конечно, он не был идиотом. В те «застойные» все прекрасно понимали правила выживания в стране и умело подстраивались, обходя острые углы, радостно официально улыбались и кричали на парадах и «тематических» митингах «ура!», но шушукались на кухнях…

Но мальчика таки сразила любовь! И у мальчика таки имелся характер.