***

В шахматах это называется «цугцванг», когда оказывается, что самый полезный ход – никуда не двигаться.

(фильм “Господин Никто” (“Mr. Nobody”))

Майки зажег ночник и сел рядом с Пашей на циновку. По-хозяйски отобрал у него зажигалку и закурил. Он вертел в грязных руках сигарету, рассматривал твердеющую глиняную корку и молчал, пока огонек не добрался до фильтра. Тогда Майки отбросил сигарету и закурил вторую. Паша терпеливо ждал.

– Знаешь, что я тебе скажу? – прошептал он.

– Что? – откликнулся Антон, чуть повернувшись.

– Она сама всегда выбирала. Не ты. Она.

– М…

– И до меня, и после – всё было именно так. Го захотела, Го получила, – Паша вздохнул и забрал у Майки сигарету. Затянулся и выдохнул вместе с дымом, – кроме одного.

– После тебя? – Майки потер лоб внешней стороной ладони.

– Да, после… Так странно, что ты сам её выбрал, и она согласилась.

– Если честно, я не знаю, кто и кого выбрал. Просто так сложилось. И всё.

– Она бы ни за что с тобой не пошла, если бы не захотела. Понимаешь? – Паша чуть пристукнул кулаком по столу. – И я считаю, что это самое лучшее её решение за все годы нашего знакомства.

– Паш…

– Молчи. Ты скрасил последние дни жизни нашей маленькой Юки. С тобой ей было хорошо, по-настоящему хорошо. Наконец-то.

– А с тобой?

– Со мной у неё была другая жизнь. Не такая, какую мы оба хотели. Совсем нет.

– Я бы сказал, что это мир такой… Но… – Майки встал и сверху вниз посмотрел на Па, – мы сами создаем его.

– Давай я возьму билеты на завтра, а? Предчувствие нехорошее.

– Бери.

На том они разошлись: Майки побрел в ванную отмываться, а Паша занялся выбором билетов. Ближайший рейс вылетал из Нариты в 21-30 следующего дня. Можно выехать с утра и успеть прогуляться по центру Токио, заглянуть на Асакусу, например, поесть что-нибудь вкусное. А потом – самолёт, несколько часов пути, и мягкая посадка в Ванкувере.

Антон вернулся минут через тридцать, мокрый, одетый в чистую майку и штаны. Молча, привычными движениями расстелил футон³ и забрался под одеяло. Па последовал его примеру.

– Билеты взял, как и планировали, летим в Ванкувер вечерним рейсом.

– Отлично, – безразлично отозвался Майки.

– Тебя здесь Управление не навещало?

– Не-а.

– А жучки?

– Один остался, второго достали. С трудом, но получилось. В Киото отличные ребята, я даже почти не пострадал.

– Может, стоит и второго сейчас?

– Нет, Па. Чуть позже. Это слишком неприятно.

– Понял…

– Знаешь, я хочу добраться до Нью-Йорка и поговорить с Томом, – Антон повернулся к Паше.

– Зачем? У нас совсем другие планы были.

– Именно из-за планов. Вдруг он что-то полезное разболтает?

– Антох, не надо. Я понимаю, что ты жаждешь собрать абсолютно всё, что касается Го, но нам это уже никак не поможет. А вот навредит – запросто. За ним теперь следят раз в десять лучше, чем за всеми остальными. В этом он сравнился с Пятой.

– А за нами разве не следят? Точно так же. Каждый шаг. Я более чем уверен.

– Тогда почему до сих пор никто не забрал…?

– Сомневаются. Боятся огласки, выжидают. Не знаю.

– У тебя есть какой-то особый план, да?

– Дурацкий.

– Понял. Утром обсудим, – Па завернулся в одеяло и быстро уснул.

Майки долго лежал без сна. С тех пор, как он приехал в Японию, ему стало чуть лучше, но бессонница всё ещё мучила. Сначала из-за болей после удаления жучка, а потом – уже привычными воспоминаниями и мыслями. Стоило ему закрыть глаза, то перед ним или начинал полыхать костер, или мелькали картинки за окном поезда. Он слышал тихий голос Го-Юки, умоляющий спасти её, чувствовал знакомый запах и в ужасе открывал глаза. Его неизменно встречала темнота и тишина ночи. Только ближе к утру удавалось заснуть нормально, провалиться в бессновиденческую пустоту. Но в следующую ночь всё повторялось. Не спасало снотворное, алкоголь и транквилизаторы.

Когда мучения становились невыносимыми, Майки выходил во внутренний двор и сидел подле куста камелии, гладил листья, разговаривал с ними. Иногда засыпал на траве, иногда без сил возвращался в дом и пытался забыться, накачивая себя дешевым виски из пластиковой бутылки, или простым местным саке. Ему всё казалось, что он не сделал чего-то важного. Ощущение неизбежности грядущего посещало его ещё тогда, когда Го была жива, но теперь, без неё, он перестал понимать, где та самая грань, которая отделяет прошлое от будущего. Он словно застрял в моменте потери Юки и не может выбраться: бесконечный день сурка, который происходит в прошлом, но является при этом настоящим. Майки жил внутри отчаянной душевной горечи и муки, не в силах сделать шаг вперед. Он знал, что там, впереди, – всё то же самое. Там нет Юки, в которой он так нуждался.

Пролежав без сна почти до самого рассвета, Антон встал, взял недоделанную скульптуру – руку Го – и вышел с ней на улицу. Нервно отбросил от себя на каменную дорожку, втаптывал ногами в землю, методично отламывал пальцы, остервенело раздирая застывшую глину. Его трясло, лицо и тело покрылось ледяным потом, стекающим тонкими влажными струйками на белую майку. Обессилев, он упал на колени и уткнулся головой в землю, тут же вспомнив, как страдала Го, когда отходила от действия антидота. Майки сжал кулаки и со всей силы вдарил по камням дорожки.

– Ты так долго не протянешь, – раздался тихий голос Па. Он стоял в дверях, облокотившись на откос, и наблюдал.

– Плевать! Я хочу, чтобы она была жива! Хочу, чтобы всё это прекратилось! Хотя бы одну спокойную ночь… Одну!

– Я же говорю тебе… Отпусти. Просто отпусти.

– Не могу! Не хочу! Сколько дней? – Майки поднялся и безумно посмотрел на Пашу, – сколько дней у нас с ней было?! Разве это справедливо? Так мало! Мало! Мне везде чудится её запах, её голос, постоянно. Понимаешь? – Антона снова затрясло. – Она везде, каждую секунду. Я хочу этого и не хочу. Мне нужно это и нет больше сил терпеть. Как отпустить? Что сделать, чтобы не думать, не вспоминать? Я не понимаю!

– Юки, как наркотик для тебя, Майки… Переболит. Поломает, но пройдет. Ты привыкнешь. Я ведь привык.

– Сколько у вас было времени вместе?! Неделя?! – в безумстве заорал Антон.

– Больше, конечно. Но поэтому и тяжелее. Представь, что было бы с тобой, если бы Го оказалась твоей хотя бы на полгода? Представил?! А теперь прекрати истерить.

– Да пошёл ты, – бросил Майки беззлобно и побрел в дом.

Па слышал, как Антон гремел посудой на кухне, как шумела вода, и с тоской смотрел на сломанную глиняную руку. Майки плохо, так плохо, как самому Па никогда не было. Он мог понять его, мог представить масштабы горя, но не думал, что всё настолько страшно. Нет, Майки не просто успел влюбиться в Юки, он каким-то странным образом слился с ней воедино, не отделял её от себя и теперь, чтобы отпустить должен был вырезать часть своей души и сердца, совершить душевное харакири. Но у него явно нет на это сил. И самое главное – желания.

Вздохнув, Паша вернулся в дом и присоединился к Майки, который вливал в себя чуть ли не весь алкоголь, имевшийся в запасах. Они снова пили вместе, как и тогда, когда Антон принёс весть о том, что Юки больше нет, и ошибся. Только теперь вместо отчаяния каждый испытывал ноющую тоску и горечь. Па с опаской поглядывал на Майки, который пил и не пьянел, остекленело смотря прямо перед собой. В какой-то момент он просто отключился. Упал на циновку и замер. Паша испугался, что сработал жучок, но пульс оказался в норме. Просто организм не справился с количеством выпивки.

Па осторожно перекатил Майки на футон и укрыл легким одеялом. Светало. Спать не хотелось. Паша посидел ещё немного рядом со спящим другом, вышел во двор, навел там порядок: собрал части глиняной руки, поправил камни на дорожке, выровнял землю, а потом, сам не понимая своих действий, закопал руку чуть в стороне от забора. Он не меньше Майки переживал утрату Юки, но боролся с отчаянием всеми силами. Пока он знал, что малютка Го жива, то мог жить сам, чувствовал, что не один, что нужен. А теперь… У него остался только Майки, этот непонятный, немного сумасшедший бывший хантер.

– Прости нас, Го, – прошептал он. – Мы не смогли тебя уберечь. Должны были. Я должен был. Но слишком рано опустил руки. Мы даже не похоронили тебя, как следует. Твоя душа так и осталась неприкаянной. Моя малютка Го… Прости.

Па постоял рядом с импровизированной могилой, чуть склонив голову. Смахнул выступившие слезы, и поднял глаза к светлеющему небу. Страна восходящего солнца. Го так мечтала жить в тихой уютной деревеньке в японской глуши, чтобы первой в этом мире встречать рассвет. Он помнил, каким красивым было её лицо, когда она рассказывала об этой своей мечте. Па помотал головой, чтобы избавиться от воспоминаний.

– Хватит, – твёрдо шепнул он себе и ушёл в дом.

Приняв душ, Паша поставил будильник на полдень и лег спать, убеждая себя, что Майки в состоянии адекватно оценивать ситуацию и ту реальность, в которой им теперь приходится жить.

К обеду по звонку будильника Па и Майки еле поднялись с постелей. Антон сразу ушёл в душ, а Па попытался привести дом в порядок: свернул футоны, снял со стен рисунки, вытащил всё, что нашёл в ящиках стола, скинул вещи Майки в небольшую сумку, подумал, и запихнул их в свой чемодан.

– Быстро ты, – буркнул Майки, когда вернулся в комнату. Выглядел он чуть лучше побитой собаки.

– Чего время тянуть. У нас ещё дела есть до отлёта.

– Жечь?

– Жечь…

Па вынес рисунки и лишние вещи во двор и поджёг. Пламя взметнулось к небу, пожирая то, что наполняло хмурые будни Майки в этом красивом, тихом месте.

– Символично, – с тоской в голосе прохрипел Антон, наблюдая за огненным танцем.

– Огонь очищает, Тох…

Через час они уже стояли около небольшого банковского отделения. Майки взял ключ от ячейки и прошёл в хранилище в сопровождении работника. Спустя пять минут вернулся, неся в руке небольшой толстый конверт.

– Скажите, – обратился он к служащему. – Ячейка может остаться оформленной на меня, но пустовать? Если мне вдруг понадобится положить в неё что-нибудь, я не хочу тратить время на оформление.

Па удивленно вскинул бровь: что задумал Антон? Они договорились не оставлять никаких следов за собой. Уехал – забрал всё до последней вещи, уничтожил даже крошечные упоминания и свидетельства своего пребывания.

– Да, конечно можно, – улыбнулся ему вышколенный японец. – Хотите оплатить аренду вперед?

– Да, – твердо сказал Майки и внёс оплату за год.

На этом они распрощались и покинули банк. Паша молчал, задавать вопросы Майки – плохая затея, он редко когда отвечает по делу или ясно, никогда не посвящает в свои планы.

Поезд привез их в Токио быстро и без проблем. Всю дорогу Антон смотрел в окно, не проронив ни слова, иногда до дрожи сжимая кулаки. Па боялся, что ему будет плохо, и от этого напряжения устал в пути так, словно прошёл его пешком.

Пожалуй, Майки становится хуже. Пару месяцев назад, когда они виделись в последний раз, его реакции и поведение были гораздо спокойнее, он мог контролировать себя. А теперь… Даже обычная дорога в поезде вводит его в тревожное и нервное состояние.

В Токио как обычно было многолюдно, даже в рабочее время – туристы заполонили всё. Майки и Па зашли в первый попавшийся ресторан на Синдзюку⁴, заказали обед.

– На рейс успеваем? – словно очнулся Антон.

– Да, вполне. Времени ещё много, расслабься.

– Я всё думаю, что Управление ждёт и выбирает момент, когда меня схватить.

– Тебе просто кажется. Забей.

– Нет, ты сам подумай, Па, – Майки подвинул стул ближе к столу и наклонился вперёд. – Неужели они бросили слежку? Да, я сменил документы, как они и просили, мне так даже удобнее, я бросил всё, что у меня было, мотаюсь по странам. Но они наверняка знают…

– Тох, у тебя мания преследования. Подумай, какой смысл им контролировать каждый твой шаг. Что ты можешь такого сделать? Даже если они знают, что мы с тобой прячем – хотя откуда – какой им прок с этого? В руках Управления и иже с ними гораздо больше…

– Всё равно…

– Ты просто боишься, что у тебя отберут последнюю память о Го. Но пойми, что память – она в сердце.

– Паш…

– Что?

– У меня есть план, поверь. Это не месть Управлению, не попытка воскресить Го. Это…

– Это бред! Не хочу даже знать, что ты там задумал. Я помогу тебе во всем, но не хочу ничего знать. Ясно? Оставь мне иллюзию того, что ты не сошёл с ума, – Паша откинулся на спинку стула, заприметив официанта.

– Ладно… И… Спасибо.

Паша только ухмыльнулся, Антон совсем не видит берегов, скорее всего не понимает серьёзности своего состояния. И Управление тут вовсе не при чем. Он гоняется за призраками, за несуществующей надеждой объяснить то, что случилось. Может побегает ещё какое-то время, а потом всё же сумеет успокоиться? Па чувствовал свою ответственность за Майки перед Го, поэтому и принял решение не оставлять его ни в одной затее одного. И если вдруг поймёт, что игра становится слишком серьёзной или опасной, то остановит Антона. Обязательно. Не вышло с Юки, выйдет с ним.

Ели молча, разглядывая в окно прохожих. Суета сует – в этом вся суть современного мира. Все бегут, спешат, торопятся, никто не оглядывается, не помнит о камерах, но баланс уже нарушен. Всё чаще случаются акты агрессии, направленные против Пятой, хотя страдают от них обычные люди – внешних отличий нет. Многие Правительства уже обсуждают возможность полного запрета продажи алкогольной и табачной продукции, выдачу лицензий на реализацию только барам и ресторанам, ввод для них же высоких пошлин, чтобы позволить употребление себе могли только очень малочисленные слои населения. Насаждение равенства путем введения запретов. Удивительно извращенные решения. Не проще ли было оставить Пятую в покое, уравнять её в правах с другими группами. Может, тогда произошла бы саморегуляция внутри общества. Может, люди поняли бы, что никого не стоит бояться, что Пятой тоже не нравится жить под прицелами камер и скрывать свою сущность каждый Божий день.

Па отставил тарелку, так и не доев обед. Чувство тревоги не покидало его ни на минуту с тех пор, как они сели в поезд, который привез их в Токио. Он знал, что Майки, так же как и Го когда-то, уже принял решение, уже ступил на тот путь, который неизбежно приведет его туда, куда он стремится. Ещё бы понимать, куда хочет добраться Антон.

– Тоже кусок в горло не лезет? – тут же отреагировал Майки.

– Есть немного. Пить надо меньше. Вот что.

– И пить меньше, и спать больше.

– Пошли?

Они расплатились, вышли на улицу и растворились в толпе. Майки нравилось блуждать тут, он чувствовал себя незаметным, одним из сотен тысяч простых людей. Ему казалось, что где-то здесь, среди разношерстной толпы, он может увидеть Юки, во всяком случае, он мог себе это представить. Вот она легко бежит вперед, прячась за спины прохожих, оборачивается на него и улыбается. Внутри всё сжимается от многообещающего взгляда, хочется бежать следом, хочется протянуть руку и поймать крошечную ладошку Го. Хочется с силой прижать её к себе, увлечь в переход метро, и долго-долго ехать по кругу. Всю жизнь.

– Майки? – Паша тронул его за плечо. – Поехали в аэропорт, а то ты мимо метро прошёл.

– Что? Аэропорт? – Антон словно спал, а теперь неожиданно проснулся.

– Да, летим в Ванкувер. Забыл?

– Точно. Пора, да, – он растерянно оглянулся и поспешил за Па, стремительно спускающимся в подземку.

Антон окончательно пришёл в себя только когда самолет оторвался от земли. Паша выкупил все соседние места, так что летели с абсолютным комфортом, почти в приватной обстановке. Плюс ночных перелетов – большая часть пассажиров спит.

– Па, расскажи, что дальше у вас с Го было.

– Ты всё ещё настаиваешь?

– Да. Говори подробно, каждую мелочь.

Паша подозвал стюардессу, попросил принести им кофе и чего-нибудь крепкого, уселся поудобнее и внимательно окинул взглядом Майки.

– Ладно.