Книга первая. Тайны Свон. Пролог

Однажды ранним утром заспанная кухарка Амали вышла на крыльцо. Она зажмурилась от слепящего солнца и зевнула, прикрыв рот ладошкой. Ей бы хотелось поспать еще немного, но вот-вот должен был явиться молочник: на завтрак к господскому столу подавались только свежие сливки. С недавних пор Пузатый Ганс приносил еще и козье молоко, прописанное младшенькому графскому отпрыску лекарем – от коровьего у Дака случалось несварение, и без того капризный малыш изводил семейство бесконечными криками.

Пузатый Ганс почему-то запаздывал. Прислушиваясь к звукам, доносящимся с дороги, кухарка различила детский плач, который сильно ее удивил. Не сам факт детских слез заставил Амали обеспокоиться: младенцы имеют привычку капризничать, особенно если им скучно или требуется помощь взрослых. Смутило другое – рядом не должно быть никаких детей, поскольку ближайшее селение находилось в получасе езды на самой быстрой лошади, а малыш Дак, известный любитель стенать по поводу и без, еще мирно спал. Да и вообще, детская располагалась в противоположном крыле замка, в стороне от хозяйственных застроек, где жизнь начинала кипеть слишком рано и заканчивалась затемно.

Как ни странно, звук плача усиливался, приближался и вот из-за угла сторожевой башни показался ребенок, которому от силы можно было дать год. Он едва перебирал ножками, а когда к нему, виляя хвостом, приблизилась хозяйская собака, от испуга и вовсе плюхнулся на землю и заплакал еще сильнее, растирая кулачками по щекам грязь.

Удивленная кухарка, отогнав пса, склонилась над младенцем. На Амали смотрели глаза пронзительно-голубого цвета, а слипшиеся от слез ресницы казались неправдоподобно длинными. Размазанная по щекам пыль не мешала разглядеть, что личико у найденыша было необыкновенно хорошеньким. Когда кухарка подняла дитя на руки, рубашечка из тонкого батиста задралась, и стало понятно, что ко двору приблудилась девочка. Разглядывая ее, кухарка заметила, что малышка вовсе не заморыш, ее чистые волосы льняного цвета скручивались тугими локонами вокруг головки. От девочки пахло грудным молоком, словно ее только что покормили, и матушка отлучилась от нее на минутку.

– Откуда же ты такая взялась? – Кухарка в недоумении огляделась, но никого кроме улегшегося в тени пса не заметила.

Пока Амали размышляла, как ей поступить с младенцем, во двор въехала, позвякивая бидонами, двухколесная тележка, которую толкал Пузатый Ганс. Радушно поприветствовав кухарку, тот остановился у крыльца.

– Жарко нынче, – молочник достал клетчатый платок и вытер им лоб. – Боюсь, пока доберусь до имения графа Алекса, молоко скиснет. – И выжидающе уставился на кухарку, которая, так и не решив, что делать с девочкой, занесла ее на крыльцо.

– Посиди здесь, милая.

– Это чья такая? – спросил Ганс, кинув взгляд на чумазого ребенка, пытающегося сползти со ступеньки.

– Сама не знаю, – пожала плечами Амали, принимая запотевшие горшочки со сливками и молоком. – Но точно ненашенская. Ты случайно никого по дороге не встретил?

– Нет, ни одной живой души, – Ганс озадаченно почесал в голове. – Что за чепуха! Откуда, по-твоему, мог взяться маленький ребенок? Не с неба же упал?

– Чего стоим? Ждем, когда господа проснутся, чтобы потом нам точно угорелым бегать? – на пороге появилось еще одно действующее лицо. Высокий накрахмаленный чепец, румяное полное лицо и дородная фигура однозначно указывали на почетный статус поварихи. Женщина шутливо стегнула Амали полотенцем поперек спины.

– А, разлюбезная Берта! – молочник поклонился, растопырив руки в разные стороны. – Как здоровье вашего кухонного величества?

– Вашими молитвами, достопочтимый Ганс! Надеюсь в этот раз сливки гуще? Леди Алель в прошлый раз была недовольна.

– А когда ваша госпожа бывает довольна? Будь я молоком, только при виде ее лица моментально скис бы.

Но тут Берта заметила ребенка и закрыла рот, раздумав ругать молочника, позволившего себе такую непростительную вольность в словах. А ну как кто из слуг донесет хозяйке о непочтительных речах?

Девочка, словно почувствовав в поварихе родную душу, застыла на мгновение, а потом протянула к ней руки.

– А это кто у нас? – доброе сердце женщины не выдержало, и Берта подняла малышку, которая обняла ее и положила голову на круглое плечо.

Графиня Алель, услышав от слуг о найденыше, возмутилась и велела унести ребенка прочь, но вскоре передумала. Ее сын Дак, увидев девочку, вцепился в нее и замер от восторга, а та, счастливо улыбаясь, что-то залопотала на языке, понятном лишь детям. Миледи это понравилось, и она оставила малышку как игрушку для своего младшенького, который досаждал ей и остальным отпрыскам благородного семейства вечным нытьем.

Так в замке появился еще один ребенок, помимо пятерых детей графа Шовеллер – советника короля Эрии.

Глава 1

Прошло двенадцать лет. Девочка, которую назвали Свон, росла здоровой и веселой. Оставшиеся все такими же светлыми волосы ни разу не знали ножниц, и Свон плела из них косы, которые укладывались на голове в виде короны. Если случалось гостям замка Шовеллер встретить воспитанницу графа без чепца, они непременно застывали, пораженные красотой подаренных природой волос. Лицо Свон отличалось гладкой кожей, на котором летнее солнце оставляло след в виде редких, но таких милых веснушек. Ярко-голубые глаза с добротой взирали на окружающий мир, хотя с годами они утратили детскую наивность – в них светилась некая житейская мудрость, свойственная лишь тем людям, чье существование не отличается беззаботностью. Свон приходилось много трудиться, но она никогда не унывала, и часто, выполняя свои обязанности, напевала негромким, но приятным слуху голосом.

– Солнечная девочка, – так говорили все, кому посчастливилось познакомиться с найденышем. В число людей, замечающих ее веселый нрав и доброе сердце, не входили дети семьи Шовеллер. Они видели лишь прислугу, которая должна потакать их капризам. Даже то, что граф Шовеллер называл Свон своей воспитанницей, вызывало у них неприязнь и открытую ревность, что делало жизнь сироты непростой.

Толстый Дак не отпускал Свон от себя ни на шаг – подаренная в детстве игрушка всегда должна находиться рядом. Трудно было понять, что он испытывает по отношению к приемышу. Младший из детей Шовеллер частенько вымещал на личной служанке злость, не в силах противостоять старшим братьям-близнецам, но в тоже время бессовестно пользовался ею – Свон без раздумий ввязывалась в драку, когда Маларкей и Канард вовлекали Дака в свои жестокие игры, заканчивающиеся издевательствами над младшим братом.

Старшим братьям было уже по шестнадцать. Они росли кичащимися, задиристыми юношами, с пренебрежением относившимися к людям низшего сословия, а особенно к тем, кто слабее их.

Свон, как всякая девчонка, была слабее, но обладала такой силой духа, что никогда не давала спуска, до последнего защищая подопечного и свое достоинство, поэтому часто ходила с синяками и в разорванной одежде.

Войдя в подростковый возраст, она, несмотря на красоту волос, яркость глаз и милое лицо, напоминала гадкого утенка: нескладная, с длинными ногами и руками, с облупленным от частого пребывания на солнце курносым носом, с пухлыми, но обветренными губами, которые она закусывала, стараясь не расплакаться, если ее обижали.

Но больше всего Свон портила мешковатая одежда, достававшаяся ей с чужого плеча. Платья время от времени перешивались, но из-за продолжающегося роста девочки, быстро становились тесными и короткими, отчего ее фигура выглядела еще нелепее.

Свон зло высмеивалась дочерями графини Шовеллер – Силиндой и Чарис, капризными, взбалмошными барышнями пятнадцати и четырнадцати лет от роду. Девицы с детства воспитывались как маленькие женщины – они хоть и не блистали красотой, но в дорогой одежде и при хорошем уходе смотрелись чуть ли не принцессами.

Несмотря на неприязнь детей графини к Свон, она не чувствовала себя одинокой. Ее обожали повариха и кухарка, вкладывая в девочку всю нерастраченную любовь: обе остались вдовами после войны, отнявшей возможность познать радость материнства. Когда поздним вечером Свон возвращалась в их общую спальню, она делилась впечатлениями от прожитого дня и получала от матушек добрые наставления.

Еще один человек, которому она была небезразлична – Пузатый Ганс. Он прикипел к Свон всей душой и часто приносил ей какие-нибудь гостинцы: то атласную ленточку для волос, то моточек шерстяной пряжи, из которого умелая Амали вязала рукавички, а то и зеркальце, купленное на воскресной ярмарке. Свон отвечала молочнику радушием, всегда принимала подарки с неподдельным восторгом, что грело душу Ганса, воспитывающего трех сыновей-сорванцов и в тайне мечтающего о ласковой дочке.

Утро у Свон начиналось с первыми лучами солнца: она приносила из прачечной выглаженную одежду Дака, потом бежала за завтраком и, накрыв стол, будила засоню. Когда тот заканчивал утреннюю трапезу, помогала одеваться, застегивая ловкими пальцами бесчисленные пуговицы на бархатном камзоле. Выслушивая традиционное нытье на тему «Будь прокляты эти учителя» или «Почему я должен учиться?», Свон расправляла кружевной воротник, расчесывала длинные, но жидкие волосы Дака и завязывала их шнурком. Ей приходилось подгонять подопечного, пытающегося ухватить пирожок со стола и под любым предлогом позавтракать еще раз. Пока они шли в классную комнату, она заставляла его повторять грамматические правила, на уроках истории подсказывала даты, на математике – правильные ответы. Она следила, чтобы Дак не засыпал на занятиях – девочка понимала, что без знаний Дак не сможет встать в одну шеренгу с отпрысками других знатных семейств, когда придет его срок отбыть к королевскому двору.

Занятия проводились в отдельной классной комнате, куда приходили все дети Шовеллер, но каждый получал ту долю знаний, что соответствовала его возрасту. Свон сидела в углу и внимательно слушала. Делать записи, как остальные ученики, она не могла, поэтому приходилось полагаться на память. Надо ли говорить, что сирота невольно получила превосходное образование? Свон помогала Даку выполнять письменные задания, разучивала с ним сонеты, выступала в роли партнерши не только в танцах, но и на уроках фехтования, поскольку Дак не имел подходящей по возрасту пары. Близнецы, хвастаясь своим умением, лихо отделывали младшенького и его няньку в устраиваемых преподавателем показательных турнирах. Но справиться со Свон им становилось все труднее.

Ленивый Дак с радостью свалил все обязанности на помощницу, которая крутилась как белка в колесе. Единственное, что он делал сам и с большим удовольствием – поглощал неимоверное количество пищи. В классе дети обедали вместе, и Дак умудрялся подъедать за сестрами и отхватывал большую часть того, что полагалось Свон. Но голодной она не оставалась: любимые матушки всегда припрятывали что-нибудь вкусненькое для своей девочки, а Пузатый Ганс неизменно угощал молоком.

Содержание сироты не обременяло графиню: Свон донашивала вещи дочерей, ела мало, служила исправно, да и Дак находился под постоянным присмотром. На младшего у графини Алель по-прежнему не оставалось сил, она все чаще выезжала ко двору Эрии, где Себастьян Шовеллер верно служил королю.

Раз в месяц граф наведывался в замок. Всех удивляло, что он уделял равное внимание найденышу и своим детям. Милорд неприкрыто восхищался Свон, ее умением отстаивать мнение в дискуссиях, которые устраивались для проверки полученных знаний. Старших злило, если отец хвалил служанку. Один Дак оставался равнодушным, он ждал, когда глава семейства вернется в столицу, и в замке опять наступит тишь и благодать.

Если родовое имение покидали оба родителя, дети чувствовали себя свободными и пускались во все тяжкие: устраивали каверзы слугам, донимали до слез младшенького, а когда Свон бросалась на защиту, мстили, не задумываясь о последствиях.

В тот злополучный день как раз после уроков, как и было ранее заведено, Свон принесла из кухни кувшин молока и гору булочек с яблоками: подопечный их горячо любил и ждал в нетерпении. Но в этот раз девочка не нашла Дака в классной комнате, что сильно озадачило ее – небывалый случай, чтобы любитель поесть пропустил время подкрепиться!

По доносившемуся из окна смеху и жалобному хныканью, Свон поняла, что происходит что-то неладное. Выбежав в сад, она обнаружила, что четверо старших Шовеллер, вооружившись прутьями, загнали брата на дерево и, как только он пытался спуститься, хлестали по ногам, отчего несчастный ревел еще громче, вызывая град насмешек.

Увидев творившееся безобразие, Свон тут же кинулась в подсобку садовника, схватила грабли и побежала выручать несчастного мальчишку.

Заметив спасительницу, толстяк позвал ее жалобным голосом:

– Свон, родная, помоги!

– А вот и побирушка пришла, – скривился один из близнецов. – Сейчас спасать начнет!

– Иди, детка, к мамочке на ручки! – завопил другой, обращаясь к Даку.

– Мамочка, не надорвись, – подхватили сестры. – Сыночек и раздавить может!

И начался бой. Все четверо, окружив новую игрушку, начали нападать на нее, пытаясь хлестнуть больнее.

Чтобы уменьшить число противников, Свон решила вывести из строя слабых. Один взмах, треск ткани – и юбка Чарис, словно флаг о капитуляции, реяла на граблях Свон. Визг оставшейся в одних панталонах сестры слился с диким гоготанием близнецов. Но один из них тут же получил крепкий удар граблями по животу, и, согнувшись пополам, тоже выбыл из игры. Старшая сестра задумала зайти со спины, но неудачно подставилась под другой конец древка: из носа Силинды хлынула кровь, и она с плачем побежала в дом. Но ей опять не повезло: запутавшись в длинных юбках, упала лицом в жесткую траву.

Оставшегося близнеца Свон, умело орудуя садовым инвентарем, загнала в растущую у каменной ограды крапиву.

Это надо было видеть! Довольно высокий и крепкий юноша с трудом отбивался от яростно нападавшей пичужки. Устыдившись, он ринулся в атаку. Желая отнять у противницы страшное орудие, Канард ухватился за него обеими руками, за что тут же поплатился. Девчонка, выбрав момент, отпустила грабли и ткнула кулаком обидчику в глаз. Близнец не ожидал такой ловкости от малявки и, видя, что она уже не отступится, постыдно ретировался, издали обзывая на все лады. Он еще успеет отомстить бродяжке!

Свон, прихватив грабли, чтобы вернуть их на место, помогла слезть с дерева измученному и заплаканному подопечному. Но толстяк умудрился и здесь оплошать – подвернул ногу. Пришлось его тащить до спальни, подставив плечо. Свалив бедолагу на кровать, Свон сбегала за водой, промыла ссадины и туго перевязала ушибленную ногу. А младший графский сын, не переставая, ныл и ругал спасительницу за свою же неловкость. Не так подставила плечо, не так положила, не так перевязала. Кругом виновата.

Ссылаясь на увечье, он обедал и ужинал, не вставая с постели. Снова и снова Дак переживал выпавший на его долю позор. Хилая бродяжка справилась с четырьмя, а он сидел на дереве и хныкал, словно девчонка! Дак ненавидел Свон как свидетельницу его унижения, но не отпускал до поздней ночи, боясь мести братьев и сестер.

Как только уставшая Свон покинула комнату, на нее неожиданно накинули пыльный мешок. Ослепленную и испуганную служанку, пытавшуюся позвать на помощь, обильно одаривали тумаками. Топот ног, кряхтение и раздраженный шепот – вот и все, что она запомнила о похитителях, тащивших ее неведомо куда.

Продолжая сопротивляться из последних сил, Свон почувствовала, что ее раскачивают, и вот она уже летит в какую-то пропасть. Крик отчаяния вырвался из ее горла, но мгновенно просочившаяся через ткань вода заставила замолчать.

Быстрое течение закрутило, потащило мешок, ударяя его о торчащие ветки и каменные выступы. Наглотавшись воды, не сумев снять набухшую и вмиг отяжелевшую мешковину, Свон, теряя сознание, отдалась на волю реки.