Глава 1

Полнолуние всегда меня волновало. Может, из–за того, что я была рождена в час волка, а может…

Тут всегда, даже в мыслях, я говорю шепотом: мне кажется, я оборотень. Пусть неправильный, не доходящий до полного оборота, но имеющий все признаки более сильного вида. За что, собственно, оборотней и преследуют. Люди боятся тех, кто сильнее их, и всяческими путями стараются не допустить к власти.

Своими опасениями я ни разу ни с кем не делилась. Тем более с отцом – главой Департамента отношений с иными видами. Мои догадки, что я тварь, вполне могли оказаться правдой, а оборотни в нашем королевстве находились совсем не в привилегированном положении. В случае обнаружения бесконтрольной особи лучшее, что ее ожидало – переселение в резервацию.

Не хочу думать о том, как сложилась бы жизнь зверя, провинившегося или обагрившего руки человеческой кровью. Это страшно. Людской закон суров. Как бы ты ни был богат, какому бы сословию ни принадлежал, возмездие неотвратимо.

Как поняла, что я оборотень? Смутные подозрения зародились где–то год назад, а после только укрепились. За пару ночей до того, как полная луна собиралась выползти на небо, все внутри меня оживало. Нет, я и в обычное время считалась слишком резвым подростком. Любопытным, непоседливым, озорным. Но с приближением часа волка кровь по моим венам начинала бежать куда быстрее. Слух превращался в настолько тонкий, что я слышала шуршание мыши в подвале. Зрение делалось абсолютным. Я различала тонкие узоры на обоях или могла сосчитать веснушки на лице спящей кухарки. В шаге от противоположной стены кабинета легко читала текст документа, лежащего на отцовском столе. Зря папа всякий раз, стоило мне приблизиться, переворачивал бумаги пустыми страницами вверх. Я уже знала, какие секретные распоряжения он пытается от меня скрыть. Последнее преимущество служило немалой причиной того, почему я не афишировала свои способности.

От провала меня спасало только одно – я почти не менялась внешне. Отличия от меня обыденной были настолько незначительны, что легко списывались на свойственную юным девам страсть к прихорашиванию.

– Ты опять поменяла цвет волос? – папа привычно спрятал донос в папку. Потер уставшие глаза и, откинувшись на спинку рабочего кресла, похлопал по подлокотнику. Традиционный жест приглашения к более тесному общению.

Я не замедлила задержаться, мы не виделись почти неделю. Усевшись, обняла родного человека за шею. Как же сильно я любила отца! Но даже любовь не могла заставить меня признаться. Осознание того, что дочь всесильного лорда Сэкхарта оборотень, просто убьет его.

– Это лунная пыль из лавки Бибурта, – я запустила пятерню в собственные волосы и продемонстрировала отцу, как сильно они отливают серебром даже при свете лампы. Крошечные искорки, сорвавшись с локонов, осыпались легкой мерцающей пудрой на лацкан его жилета.

Чтобы иметь оправдание смены оттенка шевелюры, приходилось регулярно заглядывать в лавку Бибурта. Столичная молодежь буквально сметала с полок вошедшее в моду «чудо–средство», окрашивающее волосы в несвойственные природе цвета.

Как у любого обитателя королевского дворца у меня был свой круг друзей и недругов. Последние только и поджидали оплошности с моей стороны, чтобы разнести разросшуюся до безобразия сплетню по всей столице. Дочь одного из самых могущественных вельмож всегда под прицелом.

– Придумают же, – отец сморщил нос и ленивым жестом стряхнул с себя искорки.

– Жаль, что через пару–тройку дней краска смоется.

– Скажи, твои эксперименты с внешностью имеют какое–то отношение к балу дебютанток? Я не припоминаю, чтобы ты когда–либо увлекалась яркой косметикой и душными благовониями.

Душными? Знал бы он, с каким трудом я подобрала духи, скрывающие запах недо–оборотня. В полнолуние моя кожа начинала источать столь привлекательный аромат, что окажись отец зверем, сразу бы понял, что дочь нельзя выпускать из дома. Но, к счастью для меня, нос лорд Сэкхарта был не настолько чувствителен. Одуряющий запах спелой розы отобьет желание близкого общения любому мужчине. Лучше так, чем вновь пережить свое первое новолуние.

Неопытная, впервые поддавшись зову оборотня, я собрала вокруг себя целую свору собак. Стоило выйти во внутренний двор, как ко мне сбежались все дворцовые сторожевые псы. Они ходили за мной послушной стаей и преданно заглядывали в глаза.

Представляю, как повели бы себя возбужденные оборотни! Наверняка уже сидела бы где–нибудь в резервации и готовилась к свадебной церемонии с десятым сынком местного альфы. Тфу–тьфу–тьфу! Духи от мадам Лиззи мне в помощь! Их действие я лично проверила. В следующий же час волка собаки от меня шарахались как от прокаженной.

– Не переживай, папа, никаких экстремальных выходок ни с нарядом, ни с краской для лица не предвидится. Твоя дочь постарается выглядеть достойно.

Счастье, что бал случится в середине следующего месяца. Не в полнолуние.

– Хорошо. Лунная пыль меня немного пугает, – он сделал жест, которым обрисовал не только серебристую шевелюру, но и лицо, что тоже при приближении часа волка претерпевало изменения: глаза делались ярче, брови и ресницы темнее, а губы сочнее. Все во мне расцветало для того, чтобы… к–хм, сейчас будет грубо сказано… привлечь внимание самца. Но папа в любой ситуации оставался тактичным. – Твоя естественная красота утрачивает мягкость, делается агрессивной, а это не то, что хочет видеть отец шестнадцатилетней дочери.

Да, в моей семье все сложно. Особенно после того, как я появилась на свет.

– Милорд, – в кабинет заглянул наш старый слуга. Заметив меня, Валис подмигнул. Я улыбнулась в ответ. Люблю старика как родного. – Аурелио вернулся.

Меня снесло с подлокотника ветром.

– Вито! Вито! – я неслась по коридорам, намереваясь удушить старшего брата в объятиях. Я так по нему соскучилась! В последний раз мы виделись почти два года назад. Тогда он приезжал в кратковременный отпуск.

Увидела его и застыла.

Не знаю, он так изменился или я, но кинуться как прежде на шею не посмела. Вдруг болезненно остро ощутила свою инородную суть. Я неожиданно осознала, что передо мной стоит не друг по детским забавам, не брат, с которым я делилась сокровенным, а сильный красивый мужчина. Хотя таким он оставался и пару лет назад. Красивым и сильным.

«Это час волка на меня так действует, – я постаралась вернуть дыхание. – Он прежний Вито».

Его радушная улыбка едва не заставила потерять сознание. Она огнем выжигала нервы, превращая тело в нечто желеобразные. Я, чтобы не упасть, даже схватилась за локоть слуги, который принимал мокрый плащ любимого сына хозяина.

Сына хозяина…

– Что с тобой, Лети? – он легко подхватил меня на руки и уложил на ближайшую кушетку. Беспомощно обернулся на слуг. Щелкнул несколько раз пальцами, не понимая, чего от них требовать. – Воды! И… и что там еще дают трепетным девицам?

Я сошла с ума. Это же Аурелио. Мой брат. Почему я не могу совладать с собой?

– Сын? Что с Лети?! – папа чуть ли не бегом спускался с лестницы. Через мгновение надо мной склонились оба. И только сейчас я заметила, насколько они разные. Совершенно не похожие друг на друга. Они и пахли не как родные люди. Во всяком случае, не как сын и отец. В своем состоянии полуоборота я осознала их непохожесть настолько ясно, что осталось только удивляться, как не замечала этого прежде!

– Отец, Вито нам не родной?

Мой вопрос вызвал странную реакцию: отец засопел – он всегда делал так, когда его заставали врасплох, брат же, наоборот, затаил дыхание.

– Родной, но не по крови, – произнес Вито после небольшой заминки. – Я приемыш.

Оба не ожидали увидеть улыбку на моем лице. А мне было чему радоваться: Вито нам не родной! А я уж испугалась, что полуоборот задел этическую составляющую моей человеческой сущности. Это же надо, почувствовать влечение к брату!

Хотя я где–то вычитала, что многие хищники в минуты гона игнорируют родную кровь. У собак, к примеру, «свадьба» между родственниками обычное дело. Они будто забывают о своих корнях. Я сама слышала, как ругался королевский егерь, когда обнаружил, что одна из его элитных гончих по недогляду забеременела от единоутробного брата.

Но оборотни, какими бы они ни были хищниками, все–таки оставались разумными существами. Я сильно на это надеюсь. Я же даже в своем недо–обороте не теряю мозги?

Правда, я еще ни разу не встречала ни одного оборотня, чтобы убедиться в своих предположениях. Я хочу этого и боюсь.

– Как же я вас обоих люблю! – я села и притянула к себе отца и «брата», чтобы не выдать, насколько сильно мне хочется ластиться к Вито. Был бы у меня хвост, я бы им махала. – Папа, теперь я, наконец, поняла, почему Вито Аурелио! Это фамилия его родителей, да? А я–то, глупая, все гадала, почему ты так его называешь.

Аурелио с древнего, но уже мертвого языка переводится как «золото, золотой», и частое обращение отца к Вито именно так вызывало во мне жгучую ревность. Вспомнить хотя бы сегодняшнее появление старого Валиса, когда он сообщил, что приехал Аурелио. Не Вито, не «ваш сын, милорд», а именно Аурелио. Я чувствовала себя второсортной. Братец, значит, золотой мальчик, а я так себе девочка. В минуты саркастического припадка я даже могла поддеть его, позвав: «Вито, золотце, иди сюда!».

– Хотя в документах Вито значится моим сыном, мы оставили ему фамилию Аурелио. Как напоминание о прошлом. Его так звали друзья, – папа, подвинув меня, устроился рядом. Вито же так и остался сидеть на корточках. Только положил ладони на мои колени.

Я не взвилась, не скинула руки, хотя кожу под ними жгло. Я и прежде позволяла брату тискать себя, поскольку ни ему, ни мне не пришло бы в голову вкладывать в наше общение какой–либо чувственный подтекст. Нынешняя внезапная стыдливость выглядела бы странно или даже обидно. Как будто я, обнаружив, что являюсь обладательницей более высокого статуса, чем какой–то найденыш, начала вдруг задирать нос или хуже того – брезговать.

– На самом деле, я не знаю свою настоящую фамилию, как не знаю и родителей. Мне кажется, я всегда жил на улице.

– Папа, мы подобрали его с улицы? – я сделала большие глаза. Не верилось, что столь красивый представитель человеческого рода когда–то жил в подворотне, был бродяжкой. На Вито заглядывались не только мои подруги, но и все дамы, даже замужние, что бывали у нас в гостях. Темноволосый, смуглый, с правильными чертами лица, с ироничным изгибом бровей и манящим светом зеленых глаз, он производил неизгладимое впечатление. Я закусила губу, мысленно перечисляя все его достоинства. И немалый рост, и ширину плеч, и гордо посаженную голову. В моем воображении он мог быть таинственным принцем, внезапно потерявшим память, но никак ни нищим бродяжкой.

Но даже узнав, что Вито не родной мне по крови, я все равно испытывала к нему чисто сестринскую любовь. Я – человек и живу согласно устоявшейся морали общества, где сестра никогда не посмотрит на брата с вожделением. А мой зверь, почуявший в нем чужака, скоро успокоится. Луна идет на спад.

«Нет, все же какая я слепая!» – я намеренной ушла от опасных мыслей, вернувшись к поразившей меня новости. Как можно было не замечать явного отличия Вито от нас с отцом? Вот что значит сила слова. Мне внушили с детства, что Вито мой брат, и я безоговорочно верила. Хотя разница между нами огромная! Мы с папой оба белокожие, светловолосые, голубоглазые и тонкокостные. Мы с ним словно сказочные эльфы. Вито же рядом с нами смотрелся, как молодой дуб рядом с легко гнущимися ивами.

Я перевела взгляд на висящий на стене портрет мамы, выполненный в полный рост. Вот объяснение тому, почему я не видела столь большой разницы между отцом и братом. Леди Далия Сэкхарт родилась на юге. А южане, как известно, сплошь смуглые и темноволосые. Этого факта моему сознанию было достаточно, чтобы не замечать, что Вито совсем другой.

– Лети, милая, ты жива только благодаря Аурелио. Он спас тебя, – папа обнял меня. – После такого поступка я не мог поступить иначе, как назвать его сыном. Я же рассказывал тебе историю той страшной ночи?

– Да, маму похитили враги. Если бы она родила меня в час волка, то я бы тоже сделалась оборотнем. Но вы со стариком Валисом успели, – отчеканила я, постаравшись произнести фразу заученно. Я переживала, что мой голос дрогнет.

– Мы не успели бы, если бы Валис не обратился к бродяжкам. Они знали все закоулки города, как свои пять пальцев. Но и здесь нас могла постичь неудача, если бы среди ватаги нищих не оказалось смышленого мальчишки. Вито единственный из всех не побоялся сунуться в Заречье.

Я слышала о трагедии, когда–то давно постигшей Заречье. О ней упоминалось даже в учебниках. Некогда богатая окраина Индоры в течение года превратилась в гиблое место. Оттуда не возвращались ни сборщики налогов, ни нечаянно забредшие торговцы и актеры, ни шпионы короля. До дворца однако дошла страшная правда: Заречье – оплот оборотней. Они намеревались захватить столицу и возвести на трон своего главаря.

Враги избрали весьма хитрую тактику. Они проникали в добропорядочные семьи под видом слуг и не покидали их до тех пор, пока каждый из обитателей пригородного поместья не превращался в оборотня. Сопротивляющиеся находили быструю смерть. Зараза расползалась по столице и грозила выплеснуться за ее пределы.

После того, как Заречье окружили королевские войска и выжгли напасть огнем и мечом, в этой части Индоры больше никто не селился. Ее обходили стороной не только горожане, но даже уличное отребье.

Сразу же после разгрома приказом короля оборотни были объявлены вне закона. Живой оборотень – угроза государству. Если кого–то обращали насильно, то единственное, что в те смутные времена ждало бедолагу – смерть от руки королевских охотников или жизнь в вечном гонении. Люди ненавидели и боялись оборотней, те сопротивлялись и становились еще опаснее. Они не справлялись со своей звериной сущностью и выкашивали глухие селения целиком. Их убивали, и они убивали еще ожесточеннее.

– Просто чудо, что хлипкий подросток не побоялся сунуть нос в Заречье, – отец с благодарностью посмотрел на Вито.

Я знала, что похитителей мамы так и не нашли. Захваченные в плен оборотни оказались крестьянами, которых послали на убой – сторожить дом, где в муках переживала оборот беременная женщина.

– Расчет преступников был прост, – голос брата волновал моего зверя, и я закрыла глаза, чтобы не выдать себя. – Леди Сэкхарт, пережив оборот, вернулась бы домой прежней. Никто не догадался бы, что она уже не человек. Ее побег от похитителей сочли бы за чудо и постарались окружить любовью и заботой.

– Все знают, насколько твари хитры и лживы, и что они творят с людьми. У нас не было бы ни шанса, – отец усиленно тер чернильное пятно на указательном пальце. Потрет на стене напротив смущал его. Называть любимую жену тварью ему было трудно, но он собственными глазами видел, как сильно изменяется человек, превращаясь в огромного волка. Кровожадного волка, уничтожающих неугодных ему. – Честно признаюсь, вернись твоя мама в дом, я бы с радостью ее принял. И мгновения бы не сомневался.

– А в ближайшее полнолуние нас ждала бы кровавая расправа. Крошка, твоя мама уже не была человеком. Она всех нас превратила бы в свое подобие, – замерший рядом с хозяином Валис положил руку на его плечо. Я видела, что отец и его друг до сих пор несут груз вины за ту страшную ночь.

У папы с Валисом были особые отношения. Старик не хотел никаких повышений, хотя папа мог сделать его управляющим или даже подобрать назначение при дворе.

«Какой мне прок от красивого звания? Я и так живу во дворце, – отмахивался Валис. – Но зато могу позволить себе одеваться, как нравится, а не как положено по статусу. Носить, к примеру, стоптанные сапоги. Моим уставшим ногам в них привычно. Мне, как слуге, простят, если я вытру рукавом вспотевшее лицо или начну обмахиваться шляпой с обломанным пером. Не жизнь, а красота!»

Обломанное перо – особый шик человека, свободного от предрассудков.

– Хорошо, что надежды заговорщиков не оправдалась, – отец вновь посмотрел на Вито. – Мы избежали страшного только благодаря Аурелио. Он нашел мою жену, и я собственными глазами увидел, какая участь ждала всех нас.

Папа вздохнул и обнял меня за плечи. Я тоже обняла его.

– Нет, твои духи невыносимы, – скривился отец. – И эта чертова краска тоже.

Он похлопал по сюртуку, празднично осыпанному блестками.

Вито смерил меня задумчивым взглядом и вдруг удивленно вскинул брови. Словно только что заметил, какой я сделалась взрослой.

Лишь Валис, погруженный в собственные думы, смотрел не на меня, а куда–то в сторону.

«Еще немного потерпите, мои родные. Луна начнет убывать, и я вновь превращусь в милую девушку».