Цитаты из книги «КаМаЗ и Ч.М.О.»

– А гондон этот? – Тоже здесь. – Говоришь, перетирал с дружками, как трахал Марину? – Прикинь? Типа, она хуже бревна. – Встретишь моих парней? Покажешь им, чью рожу мать родная узнать не должна? – Без проблем, Камазик. – Давай, до связи.

– Не целовались, – произнес он прямо, отчего я облегченно выдохнула. – Ты не умеешь. – Что?! С чего вы взяли? Между прочим, я отлично целуюсь. – Докажи. – Ничего я не буду вам доказывать, – отвернулась я обижено и буркнула себе под нос. – Детский сад. – ЧТД, – выронил Костров тоном победителя и снова отвернулся для сна. – Я умею целоваться. Хотелось пнуть его, если он и сейчас не поверит мне на слово. – Не умеешь. – Умею. – Нет, Маруся.

– Как, блять, с вами, бабами, сложно, – устало вздохнул Костров и встал, аккуратно уложив мои ноги на то место, где сидел. – Где твой плед?

мужская, что весь салон пропитан только его запахом. Очень приятным запахом. Но я никогда ему не признаюсь, что пахнет он приятно.

– Я смотрю, тебе уже лучше? – хмыкнул мужчина. – Пока думаешь, квартиру проветри. От твоего перегара кактусы скоро сдохнут.

– Почему ты без трусов и в моей футболке? – спросил он в лоб, а я снова захотела спрятаться под пледом. Вместо этого молча и виновато кивнула. – Хрен тебя знает. Витюше какому-то мстила. Фитонциды мои грабила. – Феромоны, – поправила я на автомате, кажется, начиная понимать, что творилось в моей голове, пока я не контролировала себя. – Простите меня, пожалуйста.

– Я вам никогда этого не говорила, Михаил Захарович, но от вас всегда очень вкусно пахнет. Даже запах сигарет не портит вашего особого запаха.

– А какую книгу вы читали последней, Михаил Захарович? – вдруг задала вопрос Олеговна, умудряясь смотреть на меня максимально надменно над оправой перекошенных очков. – Хочешь убедиться, что я дурак, или наоборот? – Просто любопытно. Я вот, например, очень много читаю. – То-то я вижу ты сегодня дохрена начитанная. – Как писал Эрнест Хемингуэй: место избавления от печали – бар, а не литература. – Ну, тогда эту книга я знаю наизусть, – дернул я бровью и боковым зрением уловил, что училка начала как-то странно себя вести, ерзая задницей по сиденью. – Что с тобой? У глистов переселение? – Я писать хочу, – хныкнула она, сведя колени вместе. – Очень сильно. Я пока пела, очень сильно терпела.

Стиснув зубы так, что случайно перекусил зубочистку, о которой уже и забыл, я перехватил брыкающуюся училку одной рукой, а второй приложил карту к протянутому мне терминалу. – Спасибо! – крикнул бармен и отдал мне сумочку и паспорт Марины Олеговны, которая опасно приблизила свое лицо к моему, открыла и зубами перехватила половинку зубочистки. – Куда, блять?! – рявкнул я в сердцах, и, как у пса, который на улице тянет в пасть всякую дрянь, вырвал из ее рта зубочистку, швырнув ее в сторону. – Подавишься, дура.

Вспомнил старый прикол о том, как четкий план пошёл по пизде. Во всех смыслах. – То есть? – «Я годами вырабатывал плохую репутацию, был жесток, все меня ненавидели. И тут вдруг появляется какая-то баба, и всё, я «зая»».