Цитаты из книги «Ученица. Предать, чтобы обрести себя»

Главное, что нас определяет, скрывается в нас самих

Мне всегда было легче переносить жестокость, чем доброту. Похвала была для меня ядом, она душила меня.

Я рассказала, что была бедна и невежественна, и не испытала при этом ни малейшего стыда. И только тогда я поняла, откуда брался этот стыд. Дело было не в том, что я не училась в консерватории и отец мой не был дипломатом. И не в том, что отец был психически болен, а мама подчинялась ему. Мой стыд проистекал из-за того, что отец толкал меня к лязгающим лезвиям Ножниц, вместо того чтобы отталкивать меня от них. Мой стыд проистекал из тех моментов на полу, когда я знала, что мама в соседней комнате предпочитает не видеть и не слышать моих мучений – и не быть моей матерью.

Арифметика была болезненной: грустно было понимать, что в божественном представлении один мужчина равен бесчисленному множеству женщин.

Я думала о том, как повезло маме, что она вырвалась из мира, где белый и кремовый – это разные цвета и разница между ними может испортить чудесное утро, которое можно провести, блуждая по папиной свалке в сопровождении козла Люка.

никогда больше не стану я рядовым солдатом в конфликте, которого не понимаю.

У нервного срыва есть одна особенность: он очевиден для всех вокруг, кроме тебя самой. «Со мной все в порядке, – думаешь ты. – Ну и что, что вчера я смотрела телевизор двадцать четыре часа? Я не больна. Я просто ленива».

Как-то днем, когда он застал меня за учебником математики, мы с ним час таскали воду ведрами через поле и поливали фруктовые деревья – в этом не было бы ничего необычного, если бы не шел проливной дождь.

Мы не знали, что в медицине есть такой термин – «глаза енота». Симптом серьезного повреждения мозга.

Мы понимали, что разрушение маминой семьи стало рождением нашей. Сосуществовать рядом они не могли. Она могла принадлежать только одному миру.