Отец называл их язычницами, и я всегда старалась держаться от них подальше, словно их аморальность могла быть заразной. А теперь такая женщина стала моей соседкой.
знает. Он не может объяснить, откуда взялась эта убежденность, как ей удалось вспыхнуть так ярко, чтобы озарить мрак неопределенности. Но я всегда думала, что в его голове звучала музыка, мотив надежды, неслышный всем
семью.
– Мы запаслись продуктами, – сказал он. – У нас есть горючее и запасы воды. Чего у нас нет, это денег. – Он достал из бумажника двадцатидолларовую бумажку и смял ее. – Не этих фальшивых денег. В Дни отвращения они ничего не будут стоить. Люди будут менять стодолларовые банкноты на рулон туалетной бумаги!
Ты должна перестать так думать, – решительно сказал доктор Керри. – Ты не фальшивое золото, сверкающее только при должном освещении. Кем бы ты ни стала, в кого бы ни превратилась, ты всегда останешься такой. Всегда. Это не свет Кембриджа. Это твой свет. Ты – золото. И возвращение в университет Бригама Янга или даже на твою гору этого не изменит. Может быть, это изменит отношение к тебе других людей или даже твое собственное отношение к себе – в определенном свете даже золото тускнеет. Но это лишь иллюзия. И так было всегда.