Неожиданно собственная ценность стала условной, словно ее можно было забрать или растратить. Она была не внутренней, а лишь подаренной. Ценной была не я сама, а оболочка ограничений и обычаев, за которой меня и видно не было.
Слово «бойня» приходило на ум, потому что это действительно было бойней – сражение, в котором одна из сторон не могла даже защищаться. Это слово мы использовали на ферме. Мы забивали кур, а не сражались с ними. Бойня – вот исход воинской смелости. Воины погибли как герои, их жены стали рабынями.