5. Вокруг лесного дома

Ночь прошла. Непогода затихла, оставив после себя разбросанные ветки на взъерошенной подгнившей траве. Небо посветлело, сквозь стволы вековых деревьев по прошлогодней листве, прихваченной весенним заморозком, медленно расползались первые теплые солнечные лучи. Сквозь прозрачный воздух солнце поднималось выше, окутывая Тихолесье янтарно-медовым светом. Над темными ветвями с толстой растрескавшейся корой зазвенели лесные завирушки. Высокими переливами звонкой песни они встречали новый день.

В доме на границе Тихолесья с новой силой затрещали камины, шторки на окнах расползлись по сторонам небольших окон спальни, впуская в комнаты любопытных солнечных зайчиков весеннего солнца. С кухни в направлении спальни послышалось шарканье домовиков. Дверь распахнулась, в комнату ворвался приятный аромат горячего хлеба, перемешанного с чуть горьковатым запахом крепкого свежего кофе. Девушки ворочались в тёплых постелях, сладко зевали и лениво потягивались. Умывание ледяной водой смыло остатки сна, освежило лица и украсило нежным румянцем. Девушки укутались в мягкие коричневые пледы, вышли в кухню и расселись вокруг накрытого стола. В чугунной сковородке шкварчала глазунья из шести яиц щедро обсыпанная укропом и базиликом. На квадратной белой тарелке лежали куски свежего, ещё горячего, белого хлеба, накрытые тонкими пластами подплавленного сыра. Серебряный кофейник, похожий на волшебную лампу Алладина, выпускал из носика ровную струйку ароматного пара. Рядом с кофейником стояли сливочник и сахарница из белого фарфора. Девушки разговаривали мало. Это был один из тех поздних завтраков, которые хочется провести в уютной утренней тишине, нарушаемой лишь треском поленьев в камине и хрустальной капелью за окном. Даже Сильва вчерашним вечером, проявившая все признаки апатии, оживилась и с удовольствием завтракала, с интересом разглядывая кухонную утварь. Она выглядывала в окно и щурилась от солнца. Крепкий спокойный сон и горячая еда взбодрили и победили плохое настроение. Когда было всё съедено и на дне больших кружек остался только кофейный осадок, решено было прогуляться и осмотреть окрестности нового жилища.

Прохладный воздух постепенно прогревался. На склоне, спускавшемся к воде сквозь темную жирную землю пробивались ещё плотно закрытые бутоны желтых и фиолетовых крокусов. В спокойной речной глади, покрытой тонкой плёнкой льда, отражалось почти бесцветное бледно-голубое мартовское небо.

– Вот интересно, сколько сейчас времени? Вы заметили, что тут нигде нет часов? – спросила Аделаида, спускаясь по каменным ступеням к мраморному берегу.

– А зачем они нам? – вопросом на вопрос ответила Искра, проскакав мимо девушки, – это ли не маленькое счастье просыпаться вместе с солнцем и быть не привязанной ко всяким графикам и режимам. Вчера я целый день валялась в кровати и читала «Маленького принца». Мы же тут даже без телефонов и телевизоров. Заметили?

– Да. Я как-то и забыла о благах цивилизации, странное ощущение. Всё как во сне, – ухмыльнулась Аделаида. – А знаешь, вчера мне эта одежда была безнадежно велика, а сегодня как по мне сшита, – девушка покрутилась вокруг себя любуясь воланами серой юбки.

Искра быстрыми шагами ходила туда-сюда вдоль кромки подмороженной воды, пиная крупную гальку. Сильва, так и не дойдя до берега, присела на мраморные ступени, обняла колени и погрузилась в свои мысли. Аделаида рассматривала Лядов холм. Талая вода бежала тонкими ручейками по склону размывая остатки рыхлого съежившегося снега. Сухая горчично-коричневая трава время от времени колыхалась и еле слышно шуршала под изредка набегавшей волной слабого ветра. Темные громадины камней и коряг, покрытые лёгкой утренней испариной, искрящейся в солнечных лучах, принимали причудливые формы.

– Как ты думаешь, кем мы станем? – снова заговорила Аделаида.

– Не знаю. Руфина сказала, что стражами. Да какая-разница-то? Мы уже здесь и вроде всё не плохо, – Искра хихикнула и махнула рукой. – Я давно хотела оказаться в подобном месте. И что-то подобное представляла в своих мечтах, когда была маленькой. Мне хочется громко кричать от радости! Вот так. Ааууу! – во весь голос завопила Искра и запрыгала на месте, широко улыбаясь пухлыми губами и хлопая в ладоши. На неё накатила внезапная детская радость.

Громкий звук пронёсся над рекой, натолкнулся на холм и через секунду вернулся на мраморный берег. А ещё через пару секунд на склоне холма часть коряг и камней зашевелились. С хриплым рыком и шипением к берегу понеслись странные существа. Они спотыкались, наступали друг на друга. По одному и целыми кучами катились кубарем вниз. И вот они уже на противоположном берегу у подножия холма. Высокие и низкие, толстые и тощие. Все обросшие темной спутанной шерстью. Сквозь длинные грязные комки волос сверкают узкие глаза. Перекошенные от злобы морды скалятся гнилыми ломанными зубами и корчат страшные гримасы. Существа сдирали горсти грязи с размытого подножия холма длинными когтистыми лапами и с громким свистом и гарканьем кидаи склизкие комья на противоположный берег.

– Фу, мерзость! Бежим быстрее! – вскрикнула Искра, и потянула Аделаиду за руку.

Подхватив длинные платья, девушки побежали прочь от мраморного берега и уже через несколько секунд, тяжело дыша, стояли рядом с Сильвой на каменных ступенях. Вдруг река забурлила и вспенилась. Высокая ледяная волна окатила лохматых существ, нарушавших безмятежный покой весеннего утра. Те громко завопили, молниеносно взобрались на холм и скрылись между камней. В воздухе снова воцарилась умиротворенная тишина, изредка нарушаемая голосами птиц.

– Кто это? – Сильва внимательно всматривалась вдаль, пытаясь понять, что произошло.

– Это видимо Ляды, – отдышавшись ответила Аделаида, – мне вчера о них Руфина рассказывала. Как хорошо, что они воды боятся! Или того, кто в ней?

– Вот и познакомились с местной нежитью. Давайте-ка в другом направлении прогуляемся, а то рискуем превратиться в кучи грязи, – предложила Искра. Девушки весело захихикали. И даже на бледном лице Сильвы появился розовый румянец и еле заметная застенчивая улыбка.

Налево от лесного дома, между стволов деревьев, петляла широкая грунтовая тропа. По её южному краю пробивались нежные светло-зелёные улитки папоротника. Кое-где лежали круглые серые валуны и острые булыжники пестрой горной породы. Над тропой с двух сторон свисали ветви дуба, усыпанные красноватыми набухшими почками. Пушистые кедровые ветви и крупные фиолетово коричневые шишки, нагретые солнцем, источали еле уловимый горьковато-смолистый аромат. Свиристели с яркими желтыми хвостами перелетая с ветки на ветку, крутили рыжеватыми головками и распевали многоголосые трели. Из глубины леса слышалась прерывистая барабанная дробь, выбиваемая дятлом.

Впереди по лесной тропе шла Искра, негромко и радостно что-то напевая. Она терялась и появлялась между стволов деревьев, заглядывала за булыжники, ловко прыгала по валунам. Девушка подбирала с земли шишки, наполовину съеденные кедровками, рассматривала их и замирала с поднятой вверх головой, слушая звуки весеннего леса. Следом шла Аделаида. Она задумчиво теребила русые локоны, глубоко вдыхала мартовский воздух и с интересом наблюдала за Искрой. Сильва сильно отстала. Она блуждала взглядом по непросохшей тропе и молодым росткам травы, изредка вздрагивала от звонких птичьих трелей, шумно вдыхала лесной воздух, вздыхала и время от времени разводила руками. Солнце поднялось выше и в лесу стало заметно теплее. Через пару километров древний лес закончился. Дальше тропа спускалась под крутую горку и продолжалась в огромном поле. Кое-где, на фоне рыжевато-желтой травы, небольшими группами белели тонкие стволы молодых берёз.

Девушки поскальзываясь на размякшей глине спустились под горку. В отличие от лесной тропы полевая дорожка была сплошной сырой вязнущей грязью с редкими холмиками плотной дернины. Кое-как обходя и перепрыгивая лужи, девушки с трудом преодолели небольшое расстояние. Как вдруг из куста шиповника, нависавшего колючими ветками над очередной лужей с громким карканьем, выпорхнула крупная ворона. Девушки вздрогнули и вскрикнули от неожиданности. Птица привлекла их внимание к старому густо разросшемуся кусту, в глубине которого и прятался большой булыжник в форме трёхгранной пирамиды. Было заметно, что камень изрядно потрепали время и непогода, кое-где он порос лишайником. Массивное основание ушло глубоко в землю, наверное, уже несколько веков назад. Не смотря на старость гранитной пирамиды, на холодной пестрой поверхности четко вырисовывались замысловатые письмена и крупные знаки.

– Что тут написано? – спросила Аделаида.

– Не знаю, похоже на какие-то символы, – пожала плечами Искра. – Посмотрите, какой он древний! Интересно для чего он здесь?

– Похож на камень из былин, – ответила Сильва.

– Ага, а может это просто обозначение границы? – предположила Аделаида.

– Или какой-то рунный камень? Или древнее наследие кельтов? – прошептала Искра.

В слегка заметной испарине над полем кружили вороны. Большими стаями по сырой земле скакали дрозды и сороки, громкими трескучими вскриками перебивая друг друга. Не смотря на спокойную гармонию весеннего дня девушки внезапно ощутили нарастающую тревогу, не понятно, чем вызванную.

– Дальше мне не хочется идти, – нервно заговорила Сильва.

– Давайте вернёмся, какой-то недружелюбный камушек,– поёживаясь согласилась Аделаида.

Девушки единогласно кивнули друг другу и разом повернули назад. Они быстро преодолели несколько десятков метров вязкого поля и зашагали по знакомой тропе к лесному дому.

– Тут так всё странно, – тихо начала говорить Сильва, – вам не кажется, что этот мир не реален? А если не реален он, то реальны ли мы?

Искра и Аделаида нервно переглянулись. Они конечно предполагали, что этот мир, в который они попали не совсем обычен и надежно скрыт от большинства людей. Может он параллелен или зачарован, но он определенно существовал! И этот лес, и это сырое поле, и яичница, съеденная на завтрак… Искра и Аделаида напряженно промолчали. Сильва задала один из тех неудобных вопросов, которые обычно не произносят в слух. Ни одна из тех, кому был адресован вопрос, не решились ответить даже себе. Ведь такого рода вопросы вызывают целую волну сомнений. Некоторые моменты жизни не объясняются, они просто происходят, и нет смысла над ними ломать голову. Тем более что всё с нами происходящее рано или поздно становится понятным и логичным. По обратному пути девушки шли торопливо, стараясь держаться рядом друг с другом. То ли внезапно нахлынувшие беспокойные тревожные мысли и чувство страха подгонял их, то ли опасение не обнаружить лесной дом и мраморный берег на том месте, где утром он ещё был.

Лядов холм, мраморный брег и лесной дом остались на прежнем месте. Из трубы густыми клубами поднимался серый дым. Девушки замедлили шаг рассматривая живописную картину. Два домовика мели двор пушистыми мётлами, собранными из березовых прутьев. Пузатые старики переговаривались скрипучим басом. Ростом около метра и одетые в льняные рубахи, синие штаны и овчинные жилетки. Один из них с копной седых волос и густой бородой обернулся и враждебно зыркнул на девушек. Лицо старика исказила гримаса отвращения. Он плюнул на землю, вытер губы и бороду краем рукава и прихрамывая поднялся на крыльцо. Ещё раз обернулся, злобно зыркнув на девушек, и захлопнул за собой массивную дверь лесного дома. Второй домовик тоже покачал головой и повернулся лицом к замершим на месте девушкам. Но к их искренней радости на лице домовика сияла широкая улыбка. Из-под меховой шапки торчали рыжеватые волосы, напоминавшие сухую августовскую солому, они сливались с густыми усами и аккуратно стриженной бородой, свисавшей почти до самого пояса.

– Добрый день, голубушки, – проскрипел старичок, – куда это вы так надолго запропали?

– Мы тут немного осмотрелись, – робко ответила Аделаида.

– Поди устали? На свежем воздухе-то, – домовик подпер один бок рукой и хитро прищурился. – А ну, давайте бегом в хату! Обедать пора, там уж борщок стынет, – девушки изумленно переглянулись и с благодарностью кивнули домовику.

Солнце поднялось уже совсем высоко. День перевалил за полдень. Кухонно-гостиную часть лесного дома заполнили ароматы горячей еды. Сквозь низкие окна в дом проникали солнечные лучи, разрезанные на широкие полосы света преградой оконных рам. В центре стола пристроилась широкая соломенная корзинка, наполненная ржаными подрумяненными пампушками, рядом с ней белая плошка до краев наполненная белоснежной густой сметаной. На белых салфетках разместилась фарфоровые тарелки с цветочной росписью голубых незабудок и крупных розовых пионов. Рядом лежали серебряные столовые приборы, изящные ручки которых повторяли форму ивового листа.

Рыжий домовик хозяйничал у печи. Потягивал носом горячий аромат красного бурлящего варева, подливал в большой чайник холодной воды и что-то еле-еле слышно лопотал. Вдруг старичок отшатнулся от печки, сделал пару твёрдых шагов назад и взмахнул руками. Чугунный горшок, наполненный горячим супом, поднялся над печкой, повисел пару секунд и плавно поплыл по воздуху. Домовик внимательно следил за направлением полёта и как дирижёр делал взмахи руками, направляя горшок к столу. Девушки замерли, и затаив дыхание, наблюдали за волшебным действом. Через мгновение вслед за чугунным горшком, уже стоявшим на столе, полетел деревянный половник, погрузился в красное варево и до краев наполнил фарфоровые тарелки, послушно подчиняясь сосредоточенному взгляду домовика.

– Ага, вот значит, как тут столы накрывают, – нагнувшись над тарелкой прошептала Аделаида.

– Как думаете, это просто фокус или настоящее волшебство? – спросила Искра. Сильва и Аделаида в ответ пожали плечами и ухватились за ложки.

– Ешьте, голубушки, – проскрипел домовик. Он стоял, подперев бока и был крайне доволен собой, – для вас сегодня баньку готовят. Такой день, такой день… – забубнил он.

– Простите, ааа,– неожиданно для присутствующих и, наверное, даже для себя заговорила Сильва. – А как к вам обращаться? – девушка смутилась, она вдруг поняла, что не знает имя домовика.

– К нам? – передразнил её рыжеволосый старичок. Ему показалось забавными что к нему обратились на вы. – Меня величают Прунус, а того седого ворчуна Арункус. Но пожалуйста на ты. Мы не барских кровей.

– Прунус, а какой сегодня день? – поборов стеснение всё-таки спросила Сильва.

– Вы что не знаете, что за день сегодня? – искренне удивившись переспросил домовик Прунус. Девушки отрицательно покачали головами и продолжили обедать. – Сегодня ночью наступает весеннее равноденствие! Природа просыпается, лютое тёмное время отступило. Радость такая на дворе, а они не знают! Вы, наверное, и не знаете, что в ночь равноденствия совершается светлый обряд посвящения? – девушки снова отрицательно покачали головами. Домовик хмыкнул, пожал плечами, внимательно оценил обстановку на столе. Судя по пустым тарелкам обед был окончен. Прунус взмахнул руками, посуда подлетела над столом и плавно поплыла по воздуху в мойку. – Через пару часов будьте готовы. Вам сегодня предстоит несладкая ночь. Ох, несладкая, – Домовик тихо забурчал что-то о новом поколении, открыл подпол у камина и скрылся за массивной деревянной крышкой люка. В мойке сами собой под струёй воды плескались тарелки, их вытирало полотенце, и они тихонько звякая становились на полку.

Остатки мокрого снега и тяжелой наледи с шумом съехали с крыши сплошной лавиной, освободив пышную зеленую моховую подушку. Последний отголосок зимы бесследно чахнул и медленно исчезал. Хрустальные тонкие ручейки стекали по каменной дорожке, собирались в бесформенные лужи и впитывались в тёмную набухшую от талой воды землю. Тонкий лёд вдоль берегов реки превратился в мелкие блестящие кристаллы. Солнце наполнило каждую ледяную крупинку золотистым светом и от этого речная вода, шумно плескавшаяся в извивающемся русле, стала похожа на чешую змеи Скоропеи – Полозовой дочери. По лесной тропе уходившей на восток от лесного дома шли три девушки, а впереди них рыжий домовой.

Лесная тропа спустилась под горку и уткнулась в старую бревенчатую русскую баню. Справа от низкой входной двери стояла узкая скамья. Слева лежали крупно нарубленные дрова, сложенные поленницей под самую крышу. Вдоль поленницы, огибая баню, дощатые мостки вели к небольшому лесному пруду. По берегу пруда шумел сухой камыш, между его коричнево-желтых стволиков запутались листья прошлогодних кувшинок, они колыхались на поверхности холодной воды черным склизким пластом. Густой дым выползал из трубы, стекал по крыше и оставался висеть белой пеленой над поверхностью пруда.

Прунус постучал в запотевшее низкое окно. Банная дверь распахнулась и в белых клубах пара появился худосочный сморщенный старичок ростом меньше метра. Его тело было сплошь покрыто не то зеленовато-бурыми комками волос, не то листьями, облетевшими со старых банных веников. Руки были непропорционально длинные и висели ниже колен, невозможно было разглядеть лицо между длинными и мокрыми лохмами. Старичок огляделся вокруг быстро вращающимися светящимися глазами, хрипло хихикнул. Он разбежался и прыгнул в тёмную воду лесного пруда проломив тонкую ледяную корку.

– Не боись! – повернувшись к застывшим в недоумении девушкам сказал домовик, – это банник – банный дух. Существо не самое приятное, но безобидное. Баню топит, воду носит, дрова готовит. Во! Гляди как резвится! – Прунус тыкнул пальцем в лесной пруд. Вода нём бурлила, завивалась мелкими водоворотами. – Ну, заходите! – Девушки мялись у двери. – Да не вернётся он. Так и будет в пруду сидеть, как пиявка, пока вы не уйдёте. Нелюдимый он, но не злобный. Иногда пошутит бывает. В окно постучит, в трубу завоет или дверь распахнёт. Вот и все вредности, и шалости.

Домовик открыл массивную низкую дверь и жестом поторопил девушек войти. Из жарко натопленной бани снова вырвались клубы мягкого горячего пара. За дверью оказался узкий светлый предбанник, завешенный чистыми белоснежными полотенцами. Из предбанника ещё одна крепкая дверь вела в помывочную, а из неё в парную. Вдоль стены проступали очертания светлых скамеек с расставленными на них дубовыми ушатами. На полках сияли стеклянные бутыльки, наполненные разноцветной жидкостью. Пушистые берёзовые и дубовые веники размокали в кедровых запарниках. На бревенчатых стенах россыпью мелких блёсток проступали ароматные капли смолы. Сквозь маленькие запотевшие окна просачивались красноватые лучи заходящего солнца…