– Я запомню это. До встречи, – его голос, в котором неожиданно прозвучала улыбка, прервали гудки.

Ронда подтянула к себе подушку, откинула телефон и уставилась на ноутбук, который потихоньку оживал. Однако когда экран наконец-то показал рабочий стол, на первом этаже хлопнула входная дверь.

– Я дома!

– Ты в последнее время поздно возвращаешься, – спускаясь в холл, выкрикнула Ронда.

В коридоре Этель уже не было. У двери лежали лишь ее рюкзак и ролики, которые сестра аккуратно приставила к стене.

– Долгая история, – донесся ее голос с кухни. Там гремела посуда, уже гудела микроволновка. – Садись, расскажу, пока будем ужинать. Ты ведь еще не ела, да?

– Нет, – качнула головой Ронда и села на скрипучий стул, накрытый затертой подушкой.

Она и не обедала даже. Но Этель об этом знать необязательно.

Весь выходной Ронда провела в бумагах. Мысль об этом вызвала укол совести. Как давно Ронда в последний раз готовила ужин для себя и Этель? Как давно они ели нормально, а не перебивались полуфабрикатами? Она ужасная старшая сестра…

– Опять зависали у Каспера?

– Нет, – Этель выключила микроволновку за секунду до того, как та бы запищала. – Круче.

Этель поставила пачку разогретых блинов на стол и упорхнула заваривать чай, оказавшись за спиной Ронды.

– Ну, давай уже, колись! – раскладывая блины по двум тарелкам, воодушевленно улыбнулась Ронда.

– Итак, – Этель изобразила барабанную дробь, выждала театральную паузу и радостно объявила: – У меня сегодня была полноценная смена! Я не хотела говорить, пока все окончательно не решится. Несколько дней были короткие смены, но сегодня можно поздравить меня. Все официально!

Этель поставила на стол две кружки, из которых свисали ярлычки дешевого пакетированного чая, и поаплодировала сама себе. Ронда недоуменно моргнула и уставилась на сияющее лицо сестры. Отцовские глаза светились восторгом.

– Ты устроилась на работу?

– Круче! – широко улыбнулась Этель и с ногами села на стул напротив Ронды. – Я теперь волонтер!

Улыбка Этель стала еще ослепительнее. На тесной кухне будто зажглась еще одна лампочка. Только вот Ронда восторг сестры разделять не спешила.

– Волонтер?

– Ну да. Это когда помогаешь…

– Просто так, я знаю, – без особого энтузиазма закончила Ронда и не смогла сдержать тяжелый вздох.

Уголки губ Этель дрогнули и поползли вниз. Зелень здорового глаза перестала напоминать летнюю листву и теперь больше походила на дремучее болото. Во взгляде сестры застыла тягучая тоска и разочарование.

– Могла бы хотя бы притвориться, что рада за меня.

Этель оттолкнула от себя тарелку с блинами, к которым даже не притронулась. Она уже начала вставать из-за стола, но Ронда поймала сестру за запястье, не дав той ускользнуть.

– Я хотела, чтобы ты отдохнула этим летом, – успокаивающе произнесла она, глядя в лицо сестры. Из-за напряжения на нем даже шрамы стали выделяться острее. – Первый курс – это всегда сложно. Тебе нужна передышка, а не работа, за которую еще и не платят.

– Не платят, – бесцветно повторила Этель и вырвала свою руку.

Ронда прикусила губу, поняв, какую ошибку совершила.

– Так в этом все дело? В том, что я работаю бесплатно?

– Я этого не говорила.

– Ты так подумала.

«Не пытайся залезть мне в голову и вытащить из нее то, чего не было!» – чуть не сгрубила Ронда, но вовремя прикусила язык.

Эти слова только ухудшат ситуацию и разозлят обеих сестер. А еще… Этель права. С деньгами и так проблемы, и если уж ей не терпится чем-то заняться летом вместо отдыха, то лучше бы Этель делала это не за «спасибо».

– За отработанные волонтерские часы можно купить дополнительные медицинские курсы, – не глядя на старшую сестру, поделилась Этель.

Она так и не села обратно за стол. Стояла за выдвинутым стулом напротив двери, не решаясь ни уйти, ни остаться. И хоть Этель сделала шаг к примирению, она была готова сбежать в ту же секунду, когда Ронда снова оступится и обронит неверное слово.

– Это здорово, – нерешительно произнесла Ронда. В руках она сжимала кружку, полную горячего чая, который ни разу не глотнула. – Почему сразу не сказала?

– Потому что ты не дала мне это сделать, – несмотря на резкие слова, Этель все же опустилась на краешек стула. На остывающие блины и чай она даже не смотрела.

– И где волонтеришь? – выдавила дружелюбную улыбку Ронда, пытаясь разбавить напряженную атмосферу. – В универе помогаешь или после первого курса дали допуск на практику в больнице?

И пусть улыбка была фальшивой, но интерес Ронда не играла. Похоже, Этель это почувствовала и опустила щит замкнутости, за которым пряталась от сестры.

– В парке, – она откусила блин, но тут же отложила его. После ссоры обеим сестрам еда встала поперек горла.

– В парке? – Ронда нахмурилась, а перед внутренним взором возникла карта Фирбси. – Тот, который в центре? «Изумрудный пруд»?

Этель только качнула головой и даже рот раскрыть не успела, а Ронда уже все поняла.

– В «Жерле», – сказали сестры в один голос, и их лица переменились.

Этель снова попыталась улыбнуться, а Ронда о своей маске дружелюбия мигом забыла. Ее брови поползли на лоб, кровь отхлынула от лица. Этель перемен в сестре не замечала, потому что, обиженная, все еще смотрела куда угодно, но только не на Ронду.

– Набор объявили не так давно, и я кое-как успела забрать место, – Этель смотрела в пол, а ее пальцы нервно теребили оторванный ярлычок от чая. – Работа несложная, хотя время жрет ужасно. Чтобы накопить на курсы, мне придется пахать в парке все лето…

– Нет, – спокойный, но жесткий голос Ронды стер последние призраки радости с лица Этель.

Она нахмурилась, и шрамы на ее виске бледной паутинкой опустились вслед за кончиком брови.

– Ты больше не пойдешь в парк. Ясно? – строже, чем стоило бы, приказала Ронда, и это окончательно разрушило надежды на перемирие.

– Не пойду? Почему это?

– Потому что… – начала Ронда, но тут же запнулась.

Как пояснить сестре, что, возможно, в парке творится что-то неладное? Как убедить, что в «Жерле» опасно, не имея никаких доказательств? Есть только цепочка странных совпадений и животный, всепоглощающий страх потерять последний крошечный осколок семьи.

– Там опасно, – глухо выдавила Ронда, чувствуя на себе тяжелый взгляд малахитовых глаз.

Шаги секундной стрелки в повисшей тишине были громче выстрелов. Ронда успела насчитать двадцать два щелчка прежде, чем Этель заговорила.

– Я не катаюсь на аттракционах, если ты об этом. Знаю, там все установили всего за ночь, это опасно, и бла-бла-бла, но в «Жерле» я не развлекаюсь, а помогаю людям, которым становится плохо. Кого-то укачивает, кто-то падает в обморок от жары, кто-то разбивает коленки в кровь…

– Я не об аттракционах, – грубо перебила Ронда.

– А о чем? – нервная улыбка Этель дрогнула. В глазах застыл блеск. Не то злость, не то слезы. – Боишься, что на меня вырвет кого-нибудь после «Вертушки»? Или, может, переживаешь, что сорвусь и потрачу все наши деньги на попкорн и сладкую вату из палаток? Или…

– Прекрати!

Ронда, до этого устало потиравшая переносицу, вдруг ударила по столу. Кружки коротко звякнули. Чай выплеснулся из них мелкими коричневыми лужицами.

Этель не понимает. И не поймет.

Сестра не видела все записи, которые сделала Ронда. Не думала ночами о том, что десятки жизней внезапно прервались без причины, а судьбы людей, которые еще вчера гуляли по улицам, ходили в продуктовый, возвращались к своим семьям… Превратились в короткие сводки и сухие факты. Они стали несколькими абзацами рядом с черно-белым фото. От десятков судеб не осталось ничего, кроме тире между двумя датами.

Почему это случилось? Почему абсолютно здоровые люди беспричинно перестали существовать? Почему всех их, таких разных и чужих друг для друга, объединил луна-парк на окраине Фирбси?

Комната покачнулась, когда Ронда представила, что через месяц-другой на ее доске появится новый лист с именем Этель. Она не попадет в группу преступников, не окажется рядом с наркоманами или алкоголиками. Трудным подростком Этель тоже не назовешь. А вот в «компанию» травмированных, убитых горем прошлого обе сестры впишутся отлично.

Подумав об этом, Ронда невольно посмотрела в лицо Этель. Но не в ее зеленый здоровый глаз, а на тот, что был отмечен бельмом слепоты. Он – отпечаток боли и вечное напоминание об ошибке Ронды.

Она не допустит еще одну.

– Это сложно объяснить, но я постараюсь. А ты постарайся поверить мне, Этель. В парк тебе ходить больше нельзя.

– Почему? – Этель медленно встала, не сводя глаз со старшей сестры.

Лицо Ронды резко осунулось. Она будто постарела в один миг на десяток лет. Сердце тревожно сжалось, ведь Ронда знала – все, что она сейчас скажет, не будет иметь веса. У нее нет доказательств. Ни для Этель, ни для Ааррона, ни для отдела полиции, ни для самой себя.

Есть только догадки, подозрения и…

– Паранойя. У тебя паранойя, Ронда, – с печалью в голосе и болью в глазах выдохнула Этель. – С того дня ты словно умом тронулась. Я перестала тебя понимать. За чем ты гонишься?

– Я хочу покоя для нас с тобой и справедливости для всех.

– Ты не можешь контролировать весь мир, – грустно качнула головой Этель, и свет желтой лампы отчетливо осветил ее изуродованное шрамами лицо.

– Не могу, – Ронда тоже встала из-за стола. – Но мне и не нужно контролировать весь мир. Дай мне защитить тебя.

Этель пораженно умолкла. Ее глаза расширились, а с губ сорвался шумный вздох. Но замешательство девушки длилось лишь долю секунды, а потом она нервно прыснула:

– Защитить от чего, Ронда? Я не ребенок, а ты – не моя мать. Я не обязана тебя слушаться. Но если скажешь все прямо, обещаю подумать над твоими словами.

Некоторое время они обе молчали. Этель ждала, а Ронду, невозмутимую снаружи, разрывало изнутри. Как сказать сестре правду? Да и стоит ли это делать?

Наконец она осмелилась. Стиснула ладони в кулаки, выпрямила спину, будто была на отчете, и на одном дыхании выдала:

– За месяц умерло девятнадцать, – Ронда запнулась, вспомнив о видео от Ааррона, которое так и не успела посмотреть, и исправилась: – Двадцать. За месяц умерло двадцать человек, которые побывали в «Жерле». Смерть наступила на фоне полного здоровья, причины гибели не установлены, но все умершие посещали парк. Я думаю, что эти события как-то связаны, но пока не понимаю как. Одно могу сказать точно: в «Жерле» опасно. Да и от старого театра лучше держаться как можно дальше. Раньше там часто прятались бездомные. Мало ли кто там может ошиваться сейчас? Поэтому, пожалуйста, Этель, забудь о своем волонтерстве. Мы накопим на эти курсы, все будет хорошо. Только не ходи в парк, умоляю.

Сказав это, Ронда часто и шумно задышала. Она чувствовала себя так, будто пробежала сложный кросс: дыхание сбилось, сердце тарабанило о ребра, а в висках гремел пульс.

Ронда могла бы подумать, что время остановилось: мир словно замер. Но шумные часы выдавали каждую прошедшую секунду, которую сестры провели в тяжелом молчании.

– Бред, – спустя почти минуту заключила Этель. – С тобой все намного хуже, чем я могла подумать.

– Этель…

– Смирись уже с тем, что случилось семь лет назад! Прекрати искать подвох там, где его нет, лишь бы загладить несуществующую вину перед этим миром и передо мной! И дай мне наконец жить спокойно!

Прокричав это, Этель выскочила в коридор. Ронда хотела броситься за ней, но ноги будто приросли к полу. Она пустым взглядом смотрела на остывшие блины и пролитый чай.

Оцепенение спало лишь тогда, когда хлопнула входная дверь. Ронда рухнула без сил на стул и схватилась за голову.

– Что я наделала?..