Глава X

В архив

Поднялась осенняя завируха. Листья липли к одежде, их несло, кружило по просторам улиц, заставляя прохожих увёртываться. В одно мгновение из грозовых туч полился ливень. Борис был почти у двери в РОВД. Но пока он шел от машины, дождь залил лицо мелкими струями, словно из душа, и успел промочить верхнюю одежду.

Стремглав он проскочил дежурного и, распахнув дубовую дверь кабинета, быстро снял мокрый прорезиненный плащ. Он выглянул в окно с решёткой, чтобы засвидетельствовать стихию. На полу под плащом растеклась прозрачная лужа.

Он был несказанно рад, что он не один из тех листьев, которые вчера клубились в углу высокого забора, а теперь, плотно прижавшись, мокли, образовав уродливую кучу. Вспышка молнии ослепила глаза, а спустя дюжину секунд, прокатился оглушительный гром. Борис умножил количество секунд между вспышкой молнии и громом на сто, и оказалось, что удар в землю прошел в километровой удалённости. Небесное шоу восстановило нервное равновесие следователя. Искрящиеся мощные разряды спускались на землю и канонадой гремели все ближе и ближе, завершающим аккордом ударив последний раз. Борис вздрогнул. Казалось, если бы он стоял под открытым небом, то молния угодила бы прямо в грудь.

Буйство стихии выдернуло опера из раздумий в то время, когда ввели к нему Ухватова. Борис знал, что допрос может быть сложным и весьма простым, все зависело от того, насколько правильными будут вопросы.

Он ненавидел момент, требующий ювелирной точности удара. Надо было выявить слабые стороны опрашиваемого, надавить на него особым образом, чтобы получить признания. Предыдущая работа на допросах подтверждала верность его суждений.

К Борису почти сразу присоединился Потап. Ухватов вёл себя как затравленный зверёк. Почёсываясь, он шмыгал носом, не поднимая глаз, теребил рукой ухо, которое пылало алым цветом. Потап первым делом дал ручку и бумагу Ухватову.

– Сейчас будем писать сочинение сынок, – Потап склонился над лохматой головой Димки.

Доброта криминалиста подкупала Диму и он обмяк. Взял ручку и принял позу старательного ученика. Сыном его с детства никто не называл.

Эксперт диктовал текст, а Дима выводил буквы, помогая кончиком языка. Материал для экспертизы почерка был одним из главных улик. Юноше было невдомёк, для чего он пишет сочинение под диктовку милиционера. Необходимые слова встроили в текст, чтобы сверить написание конкретных слов из записки, оставленной убийцей «Такое будет всем вам». Ученик выводил под диктовку «Такое внимание ко всем людям будет приятно. К чему стремиться, вам покажет жизнь».

Потап мог по почерку установить, какое психическое состояние виновного в момент преступления – нормальное или болезненное. Легко определял возраст преступника писавшего слова. Через призму знаний видел непривычные условия при написании: сидел или стоял человек, был ли в невесомости или опьянении. Мог выявить наличие травмы. Наука двигалась вперёд. Шансов у преступников остаться в тени было все меньше.

Отпечатки пальцев докажут виновность, приоткроют скрытую информацию о характере хозяина, способностях и болезнях. Клочок бумаги с жуткой фразой всех убить и отпечатком на нем части большого пальца – неотвратимо приведут к убийце.

Уже на третьем месяце беременности человек приобретает метку индивидуальности и неповторимости пальцевых узоров.

Если пальцы наделены «дугами», то человек наверняка имеет неуживчивый характер, потому что он всегда знает, что такое белое, а что чёрное. Если обладатель дуг, не дай бог, станет лидером, то несговорчивость и упрямство превратят человека в диктатора.

Пальцы с «петлями» говорят о хозяине, что он вероятнее всего – холерик, скучающий от монотонной работы. Потап замечал, что обычно люди с такой меткой общительны, покладисты и доброжелательны. Отзывчивость и откровенность заставляют хозяина идти на компромисс. Отличные руководители, они скромны в желаниях.

Богемные, витающие в облаках люди, точно имеют «завитки» на пальчиках. Творчески одарённые, они схватывают на лету любую науку. Склонные к самокопанию люди, частенько мучаются сомнениями. Неустойчивая психика чаще всего вгоняет их в депрессию.

Благо, что в пальцевых узорах заложены сложные комбинации, рождая миру огромное разнообразие индивидуумов.

Получив желаемое – образец почерка и дактилоскопию пальцев Потап удалился. Для экспертизы нужно время. Задача Бориса состояла в том, чтобы в краткий отрезок времени разговорить Ухватова, хотя такой экспромт подчас приводил к серьёзным упущениям, требующим повторных допросов. Иногда это сильно осложняло и замедляло расследование. Борис был готов к любому исходу, убедив себя в виновности сидящего перед ним. Собрав волю в кулак, он развернулся от окна к сгорбленному, словно старик, мальчишке, и начал допрос.

Если бы не нос с горбинкой и пушковые усы, то хлипкое создание сошло бы за девушку.

– Предупреждаю, что препираться бесполезно! Ты убил Надю?

– Я? Я не знаю, кто такая Надя, – он так правдиво выглядел, что опер на минуту впал в неизбежное сомнение.

Ухватов ещё больше сгорбился, насупился, выпятил нижнюю губу и выдавил:

– Я никого не убивал.

Борис молчал. Пауза вызвала напряжение в воздухе, готовая в любую секунду разразиться молнией. Пора менять тактику, вертелось в голове опера.

Он подошёл ближе, мельком заглянул в лживые глаза, увидел в них трусливую душу, и явно ощутил, что перед ним убийца. Внутри ёкнуло предчувствие, что сыщик на правильном пути. Во рту разлилась горечь, запершило горло от колкой сухости, признак безошибочного решения. При появлении опасности его желчь разливалась по телу, как яд змеи. Борису захотелось сплюнуть ядовитую слюну в лицо убийцы.

Ничтожные создания не должны топтать землю, касаться божественного мира. Смерть – удел ублюдков, как Ухватов.

Борис строго исполнял предписание, ведь самосуд мог приблизить его и поставить в один ряд с преступником. Он вдохнул полную грудь воздуха и крикнул на выдохе:

– Говори сука!

Ухватов подпрыгнул. Это была неконтролируемая ситуация. Спустя секунды он снова, как и прежде, был спокоен. Привыкший к угрозам любовников матери Дима больше не реагировал на следователя.

Борис выдержал паузу, сел напротив, резко поднял Димке голову за подбородок и, глядя в упор, зло произнёс:

– Я не намерен терпеть здесь твоё присутствие больше положенного времени, – сознавайся, я все и так знаю, – опер брал его на понт.

– Я не понимаю, о чем вы спрашиваете, – блеял десятиклассник, кулаками растирая глаза.

– Ах, ты не понимаешь? Сейчас я тебе на пальцах объясню.

Лицо и уши юнца вспыхнули словно факел, только тронь, обожжёшься. Борис поостерёгся марать честь мундира из-за чудовища, которое, не успев преступить порог совершеннолетия, лишил жизни ребенка.

– Вот, здесь доказательства твоей вины! – Борис потряс в воздухе папкой, из которой вылетел листок и плавно опустился на пол.

Дима отстранился от следователя как ошпаренный, и склонил голову к коленям так низко, что чуть не сложился пополам, и замолк.

Игра недоросля в молчанку надоела Кабанову. Он гаркнул ему под ухо:

– Здесь твои отпечатки пальцев, написанная тобою записка и анализ спермы. Тварь! Говори правду или я выбью её из тебя вместе с душой!

Терпение закончилось. Он размахнулся и со всей силы попал кулаком в нос. Кровь хлынула на подбородок, окрашивая в алый цвет грязно-белую школьную рубашку. Закрываясь от следователя рукой, Ухватов размазал кровь по рукаву. Искажённое болью лицо застыло. Хлюпая носом, как ребёнок, он завыл, пуская слюни на бороду:

– Я …я. Нечаянно! – вдруг сознался Ухватов.

Борис замер, боясь сбить преступника с признания.

– Я не хотел! – подвывая, он вдруг сознался. – Так получилось, – дрожа от страха, как осиновый лист, он стучал зубами.

Жалкий вид юноши не смущал накачанного сыщика. За совершенное им убийство Борис жаждал дубинкой поломать ему все кости, чтобы он корчился от боли всю оставшуюся жизнь, и помнил о том, что совершил.

Преступные мысли, огорчавшие Бориса, бежали со скоростью света, опережая сознание. Попытка их остановить не увенчалась успехом. Раздосадованный вспышкой ярости, Борис прилагал усилия сдержаться от расправы.

В воздухе повис вопрос, чем он, служитель порядка, отличается от сидящего напротив существа? Молниеносно сработал защитный механизм, когда он снова взмахнул кулаком над убийцей. Стыд остановил криминальную мысль, обнажив несовершенную человеческую породу. Он не убил бы никого. Это били всего лишь мысли, он никогда не перешагнул бы преступную черту. Возможно, убил бы преступника, который оказал бы вооружённое сопротивление при задержании.

Человеческая жизнь была дана богом, считал Борис, и только он вправе её отнять. Зато, закон не запрещал высказать все, что он думал об убийце. Борис, как волк, лишённый свободы, вспоминая несчастное лицо матери потерявшей свое дитя, метался по камере и кричал:

– Ты считаешь, что можешь нечаянно убивать. Для тебя это просто ошибка. Ты лишил жизни невинную девочку, достойную жизни. Такие как ты не должны дышать одним воздухом с добропорядочными гражданами. Ты трусливая вонючка. Падаль для общества. Я ненавижу таких как ты мерзких тварей. Я стану мусорщиком, который беспощадно будет очищать землю от грязи.

Нестерпимая мысль, что воздух из лёгких убийцы попадает в его тело, лишила следователя равновесия. Он исподволь чувствовал себя соучастником убийства. Он рванул форточку и глубоко вдохнул свежий мокрый воздух. Отдышавшись девственно чистым воздухом, он взглянул на Ухватова. Кабанова от его мерзкого окровавленного лица заметно передёрнуло.

Кровь охладила пыл Бориса, он перевёл дыхание, порылся в кармане, достал носовой платок, смочил водой из графина и кинул на колени согнувшегося от страха в три погибели щенку.

– Вытри свою поганую рожу. Тошно смотреть.

Выбив признания, Борис слегка успокоился. Предстояло узнать подробности преступления и его мотив. Бегая из угла в угол, он размашисто выдернул стул, и устроился за столом конспектировать допрос. Нестройным от стресса и ненависти почерком опер записал все, что услышал, и обратился в слух.

Чтобы успокоиться, Борис сосредоточился на дыхании и сделал пять медленных глубоких вдоха, повторив как молитву: «Я спокоен. Я уверен в себе. Я уравновешен. Я осознаю, что происходит. Моя жизнь прекрасна. Я на правильном пути. У меня интересная работа и праведная жизнь». Наблюдая за убийцей, Борис понял, что тот готов раскаяться.

– Начинай с самого начала, – выдержанным тоном дал знать опер.

Ухватов заёрзал на стуле, почесал затылок, вскользь виновато взглянул на могучего следователя и, запинаясь, признался:

– Утром я вышел пораньше и пошёл в школу. Когда захотел в туалет, то спрятался за забором. Она шла мимо и застала меня с опущенными штанами. Обозвала меня. Сказала, что все расскажет, чем я занимаюсь. Я испугался.

Он медленно выдавливал из себя предложения. Похоже на ходу сочинял историю. Борис с недоверием взглянул, и увидел, как бегают глаза Ухватова в поиске нужных слов.

– Что-то ты не договариваешь дружок. Ну, подумаешь, пописал под забор, не убивать же людей из-за этого.

– Я испугался, – он неуверенно ответил.

– Правду говори или, снова в морду получишь.

– Я рассказал, – он потух, казалось умолк навсегда.

Борис понимал, что этот ублюдок – не так прост, как кажется. У него явно свои тараканы в голове. Что-то явно не совпадало. Он чувствовал, что попал впросак.

– Значит, ты справлял нужду. Ты думаешь, я тебе поверил? А как сперма твоя появилась на одежде убитой? Ты её вместе с мочой выссал? – у Бориса скрипнули зубы.

Подонок молчал. Следователь замахнулся и чуть остановил кулак у носа.

– Говори сволочь правду! Иначе тебя посадят, вдобавок ко всему, за изнасилование – схватив за шкирку, он тряхнул так, что у Ухватова стукнули зубы.

– Я ждал девчонок! – вдруг заговорил Дима.

– Кого конкретно?

– Конкретно никого. Любых.

– Для чего?

– Мне нравилось смотреть на них.

– И что?

– Ну, так. Интересно.

– Что тебе интересно?

– Нравится, когда они смотрят на меня.

– То есть?

– Ну, …ну, – он покраснел до ушей и стал похож на перезрелый помидор.

– Ты что мастурбировал?!

– Н-нет.

– Тогда что ты делал?

– Ничего. Просто стоял.

Мысль обожгла как калёным железом, и Борис вспомнил рассказ Потапа о происшествии в школе.

– Ясно. Так это ты развлекаешься за школьным забором? Эксгибиционист проклятый.

Не знакомое слово ввергло Ухватова в ступор.

– А что это такое?

– Это то, что ты делал.

– Я не видел, как она подошла ко мне сзади. Когда я повернулся к ней, она испугалась и хотела убежать. А я кончил ей прямо на фартук. Она стала кричать, а я не мог отпустить.

– Извращенец …твою мать! Значит, она испугалась, увидев твой член?

– Да. Я с ней боролся. Она вырывалась, кусала ладонь, когда я закрывал рот рукой. Мне трудно было с ней справиться. Я обхватил шею и придавил, чтоб она молчала. Она упала. Я испугался. Я не мог бежать, мне мешали спущенные штаны.

– Дальше!

– Когда она потеряла сознание, я увидел её тело. Я никогда не был с девочками. Я не выдержал и кончил еще раз.

– Больной ублюдок!

– Я потряс, а она не двигается. Я прислушался, а она не дышит. Меня никто не видел. Я хотел убежать сразу.

Раскаяний Ухватова явно не наблюдалось, он обвинял малышку, ставшую свидетелем его неадекватного поведения. В глазах проглядывался только страх за свое будущее.

– Что потом?

– Я не знал, куда её деть. Схватил за ноги и оттащил вглубь сада, бросил в ямку, и присыпал листьями и пошёл в школу.

– Зачем в записке угрожал всем?

– Я услышал, как мать рассказывала своему хахалю, что поймали маньяка, того убийцу девочек, и решил все свалить на него. Ночью пробрался в сад и вложил в руку записку.

У Бориса разбухла от злобы голова, шея надулась, желая треснуть. Он не мог ни писать, ни слушать признания. Здоровяка от повышенного давления подташнивало.

Он чётко вспомнил тот день, когда впервые увидел растерзанную маньяком девочку, сработал рвотный рефлекс, и он еле успел добежать до унитаза. Смыв с лица остатки утреннего завтрака он отдышался, и пошёл на допрос. Такая реакция крайне расстроила следователя. За последние полгода он так часто соприкасался со злом, что немало сил требовалось, чтобы успокоиться. Он помолчал.

– Продолжай.

Борис засунул руку в карман и дотронулся до «камня терпения». Это был абсолютно простой голыш. Критерий выбора Борисом камня – приятный на ощупь. Его секретный предмет обладал магическими свойствами. Всякий раз, когда он чувствовал что выходит из себя, он гладил «камень терпения».

Кабанов думал о мальчишеской жестокости и хладнокровности. Задушив девочку, тот сел за парту, как ни в чем не бывало. От чего появляются беспощадные подростки и безжалостные убийцы? Как окружение влияет на появление матерых зверей? В чём причина? В равнодушии общества к подрастающему поколению.

Молодой, не закостеневший мозг искал ответы, которые, видимо, придут только с опытом. Грусть от несовершенства мира накатила на следователя.

Преступление было раскрыто. Город мог спать спокойно. Об этом пока знал только Борис. Осталось добыть подтверждение экспертиз. Когда он остыл от переживаний, его мучила совесть за лютые допросы, учинённые им ради идеи спасения людей от маньяка, но он все равно повторил бы все сначала, упросив совесть подождать за дверью.

Для Бориса совесть – это всего лишь трюк, которым пользовались другие, призывая к ней.

Взрослые при нём часто рассуждали что правильно, а что нет, навязывали укоренившиеся в обществе взгляды, в момент, когда ты еще невинен, уязвим, деликатен, и на тебе легко оставить грубый до шрама след, окаменевший отпечаток. А потом всю жизнь следовать созданным ограничениям. Общество обусловило людей «совестью» с рождения, которая поработила людей, и, управляя жизнью со стратегической точностью, стала главным критерием оценки.

Если у тебя есть совесть, то тебя может использовать тот, у кого её нет.

Борис имел в арсенале пару проверенных приёмов против совести, чтобы совладать с ней в критической ситуации. Ради достижения цели, он забывал на время об общественном мнении. Другой путь был не для него, он всеми правдами и неправдами находил преступников и боролся со злом. В нужный и важный момент Борис сглаживал острые углы разногласия с совестью, часто допускал крайнее раздражение, возбуждался от негодования. Он рассматривал сложившиеся обстоятельства с разных сторон и поворачивал к себе наиболее выгодной. Мудрость появляется с опытом, а опыт – из практики. Он активизировал наблюдательность, оценивал происходящее со стороны, чтобы легко избегать ошибок в дальнейшем.

Кабанов и есть – угловатый острый камень, который со временем отшлифуется на волнах жизни, и превратиться в безупречный голыш, похожий на тот, который он носил в кармане.