мне хватило и некрасивого, я мог бы остаться там, где начинал, успешно жить на пособие по безработице, иметь жену, которая люто ненавидела бы меня, дюжину сопливых спиногрызов и телик во всю стену, по которому день и ночь крутили бы ток-шоу про пищеварение. Можете называть меня надменным, спесивым, но я, мальчик из муниципального жилья, считаю, что заслужил большего. Я свято верил в это еще прежде, чем дорос до простой мысли: я и добьюсь большего.
И если для этого придется отказаться от друзей, я был готов. И отказался. Я так и не встретил человека, который привел бы меня туда, где я хочу остаться, смотрел на меня и видел того, кем я хотел быть, ради которого стоило отречься от того заветного большего, от мечты.
Там, под тяжкой сенью Килды, до меня наконец дошло – слишком поздно. Тот свет, что я увидел в Холли и ее подругах, яркий до боли, редчайшее чудо, на которое я наткнулся в этих стенах и которому позавидовал, – это чудо, думал я, должно быть, сошло на них вместе с эхом от высоких сводов, с отблесками полированного старинного дерева. Я ошибался. Свет исходил от них самих. От того, как они жертвовали всем друг ради друга, обрезали ветви своего будущего и швыряли в пламя дружбы. Все, что казалось мне прекрасным, все эти балюстрады и мадригалы, – это ничто. Я упустил самое главное, суть.