Цитаты из книги «Жизнь – сапожок непарный. Книга первая»

А я до смерти боялась уголовников. Пугали их порочные лица, землистый цвет лица, гнилые рты, набитые золотыми коронками, глаза, не принимающие сигналов других человеческих систем.

Женщин, имеющих детей, называли здесь «мамками». В такое наименование вмещалось многое: признание некоторых прав, доля снисходительности, жалости и столько же презрения. Как и всё лагерное, разными были и «мамки»: молоденькие и пожилые, из блатных и интеллигентные, с мужьями – отцами своих детей и без оных. Отец, понятно, был желателен всегда, но «светом в окне» для матери становился ребёнок, дитя. Решимость иметь ребёнка в лагере была одиночным восстанием женщин, противостоянием силе, наловчившейся душить и отнимать одно из неотъемлемых прав жизни.

В обычные дни после работы, отужинав, заключённые тоже выходили в зону пошагать туда-сюда по дороге, ведущей к вахте. Ходили парами, поодиночке, втроём. Зрелище, надо сказать, было ошеломляющее: тьма значительных, умных, красивых людей! Это было не просто общество. Скорее засаженная за проволоку общественно-историческая формация. Далеко не однородная, изнутри во многом конфликтная, говорившая тем не менее на едином языке. Отменно образованные люди общались между собой без затруднений.

Когда позже Александр Осипович сформулировал позицию человека по отношению к боли: «Как много надо сил, чтобы перенести своё бессилие!»

Лазейки в жизнь через «женское» начало для меня – не существовало. Этой стихии я не была подчинена. Ещё до рождения совершается обручение индивидуальной природы человека с «задачей» Судьбы. Заносить руку на характер и целостность этого сложения – нельзя!

Доктор, однако, не оставлял меня в покое. В его почти терроризирующем внимании было такое множество взаимоисключающих оттенков, что каждое его обращение ставило меня в тупик. Иногда, стоя в коридоре и выслушивая кого-нибудь из больных, он приоткрывал дверь в нашу палату и, продолжая разговор, то и дело поворачивал голову в мою сторону, давая понять, что главное для него – оглядка сюда.

Чего тут понимать? У них разнарядка на НКВД. Дают им: в Коми, на Востоке построить столько-то железных дорог, столько добыть свинца. Вот и выискивают себе бесплатную рабочую силу. Нас с тобой, прочих… – Брось чепуху городить. Тут в чём-то другом дело. – То не чепуха, браток. Факт! – А сам знает? – Как не знать? Знает! Ну а ты что думаешь? – Можно с ума сдвинуться. – А то!

Полнейшая неприспособленность к физическому труду, созданию бытового уюта отрешали её, в свою очередь, от реального ссылочного мира.

Ушедшие эшелоны с арестованными продолжали отстукивать вёрсты к восточному краю Союза, к океану, к бухте Нагаево, к смерти. Дармовая рабочая сила заключённых уже приносила стране доход. Дело было задумано прибыльное.

Всю дорогу меня не покидала мысль, что маму известие о десяти годах и Магадане сразит. Я решила не выкладывать всё сразу, но, увидев мамины глаза, смотревшие прямо в душу, ответила как есть. С того момента между нами установился взрослый язык правды во всём.