И в это самое время, к великой радости детей, Тюлюляюшку спасают птицы-лебеди, а дерево падает… ха-ха-ха! – дерево падает на злую Троллиху!

– У-р-ра! – хлопают в ладоши ребята.

•

…Чайник заскулил, отодвинул воспоминания. Хозяйка собрала на стол. Уселась рядом, заговорила:

– Нет, милая, никого уже здесь нету… лет щесть как. Знаю только, что Борис Михайлыч живёт с мамой своею, Еленой Петровной, где-то в Тракторном районе. Он – большой начальник на заводе. А вот Катерина где живёт, даже и не знаю… Она, перьвой-то, заходила два ли три раза. Чаю вот так же, попопьём бывало… Да Вы пейте чаёк-от… простынет совсем, – спохватилась хозяйка, придвигая вазочку с вареньем. – Ну дак вот… А потом Катерина-то и вовси ходить перестала. Сказывала адрес-от… а я и не запомнила. Чего там? Памяти-то уже нету… Записать было надо… Опять же, зачем? Плохой из меня нынче ходок по гостям – обезножила совсем… еле двигаюсь… сами видите. Ревматизьма чёртова… – Анна Ивановна вздохнула. Помешивая чай, продолжала: – Дак она говорила, будто квартиру ей с младшим сыном райисполком дал. Мужика свово похоронила, старший сын-от, вроде как, на севере де-то… Так оно, будто…

Надежда слушала, не перебивая. Анна Ивановна с минуту помолчала.

– А сама-то Катерина… как, чего, не знаю… врать не буду… Да и жива ли уж?.. Трудно сичас, о-ох как трудно… – хозяйка смахнула крошки в блюдце, вздохнула: – Да… жалованья людям годами не дают. Вон у меня сын со снохой на заводе работают, так им часть жалованья-то продуктами отпускают. Остальные деньги – держут. Ну дак хоть так, и то ладно. А каково одиноким-то старикам? Пенсии не плотют – они по помойкам и роются. – Анна Ивановна горестно усмехнулась: – Как в войну, ей богу!.. Что творится?! Не жизь – одно мученье. И куда власти смотрют? Разве же можно так унижать народ? – она покачала головой. Затем деликатно спросила: – А Вы чем занимаетесь?

– Бизнес у меня.

– A-а… Ну и как оно?..

– Да вот приезжала по делам… Очень хотела тётю Катю увидеть…

– Нету её, видишь, как… Может, ещё чайку? – предложила Анна Ивановна.

Надежда поблагодарила и отказалась, время поджимало. «Да… тётя Катя… где Вы? Не суждено было свидеться…»

– А вы бы поискали через справочную. Они-то, поди, точно знают, – подсказала Анна Ивановна.

– Мало времени, – Надя посмотрела на часы, встала, – идти надо. Анна Ивановна, это – вам, – протянула подарок, купленный для тёти Кати.

– Ой… спасибо большое… – хозяйка приятно удивилась. И, провожая гостью, пригласила: – Заходите ещё когда… Завсегда рада буду.

– Спасибо, кто знает, может, и загляну.

Надежда попрощалась, вышла на улицу. Постояла у дома: «Пока, дружище… Береги наше детство… Бог даст – свидимся…»

Было мразко. Белоснежная крупа наскоро застилала грязную землю, скрипела под ногами. Пахло зимой. И хоть оставалось не так много времени, Надежда решила две-три остановки пройтись пешком. Подышать воздухом детства, поуспокоить душу. Женщина брела по городу, всматриваясь в новые очертания, не слушая предупреждающих сигналов машин и трамваев. И было ощущение, что прямо над ней парил дух ушедшего далёка…

Вон старый цирк – мир огней и волшебства! Надя до сих пор помнит, как хохотала над проделками клоунов, которые падали в корыто с водой! Но старый цирк сейчас угрюм и невесел. Он закрыт. Там склад. А его заменил новый цирк – у речки. А это – военный госпиталь с проходной… Совсем не изменился… Здесь Надина мама в войну работала санитаркой, здесь познакомилась с отцом. А после войны бабуся в госпитале дежурила на проходной. Сколько судеб соединил этот госпиталь – не счесть! А это…Картинная галерея, где уже после войны работала мама. Многих художников тогда Надя знала в лицо. С восхищением рассматривала их картины. Здесь же был Дом пионеров, куда Надя ходила в балетный кружок. А здесь – Филармония. Напротив – Оперный театр, мир музыки и балета! Навсегда запомнился Наде первый в её жизни балет-сказка «Аленький цветочек». А до пожара на месте оперного был военный завод, а ещё раньше – кладбище. В газонах оперного ребята находили черепа…

Но вот Надя свернула за поворот. И снова – родные знакомые места! «ДыКа» (Дом Красной Армии). Тут малышня пропадала с утра до ночи во время выборов, потому что бесплатно крутили кино и показывали концерты. Здесь проходили детские утренники, ёлки с подарками. И здесь Надя ходила в драмкружок. (Как же давно это было, а, вроде вчера!) Здание то же, покрашено свежей краской. В окне – картонка-объявление: «Требуется кассир-красивая девушка до 30 лет». Странно, а какая девушка скажет о себе, что она – некрасивая?! Мда… Около объявления женщина, лет сорока пяти, громко возмущалась:

– Нет, ты посмотри чё делается-то?! И здесь – та же песня! Всем молоденьких подавай. А нам – что? С голоду подыхать, что ли? Как жить? Чем семью кормить? Выходит, только молодые девчата жрать хотят? Так, что ли получается?

Прохожие, бросив взгляд на окно с картонкой, согласно кивали и спешили мимо. Надежда перешла дорогу, свернула за угол. – Ещё знакомый дом: офицерская столовая. Та самая, где работала тётя Катя. «Ноги сами привели… – удивилась Надя. – Интересно, а что сейчас в столовой?» Она подошла к знакомому особняку. На больших чистых окнах белеют занавески. Подоконники – в цветах. Вывеска «Кафе молодёжное». Надя посмотрела на часы. «Зайду-ка! Времени чуток есть. Кто знает, как оно там сложится, а поужинать не помешает. Может, чего про тётю Катю узнаю…»

Уютный зал, круглые столики на два-три места, крахмальные скатерти. На столах цветы. Приятная музыка. Народу немного. У окна в углу – молодая парочка воркует, никого не замечая. Надя взяла ужин, села за свободный столик. Она мыслями уже была дома. Что там, как? От раздумий отвлёк разговор:

– Уходи… Не дам ничего, и не проси даже. Сколько можно-то вобще?..

Надя прислушалась…

– Ты что думаешь, у меня здесь хлебозавод что ли? Я – одна, а вас тут полным-полно шляется… на всех не напасёшься. Всем тяжело. Сейчас жизнь такая.

Надежда оглянулась. Пышногрудая дама, с ярко накрашенными губами, кого-то отчитывала:

– Не для того я эту столовку покупала, чтобы всех задарма кормить, ясно?

– Да мне бы только хлебца булочку… – униженно просил кто-то.

Из-за угла стойки не было видно просящего.

– Давай, тёть Кать, иди отсюда по-хорошему. Хватит. Сегодня – булочку, завтра – булочку… Всё! Всё, я сказала! Я же тебе ещё на прошлой неделе не велела приходить сюда. А вы, девчата, зачем её пустили-то?

– Ну, прошу тебя, Клавдя, сама знашь, пензию дёржут сколь время уже… Как получу, ей-богу, всё отдам… рассчитаюсь… Крошки во рту сёдня не было, веришь? Пожалей, а?.. – хриплым шёпотом упрашивал голос.

– Всё! Не рассказывай мне, слышать ничего не хочу! Надоело… Всё!! Всё, сказала! Пошла вон отсюда!! – отрезала хозяйка.

«Господи, да что же это такое? – не выдержала Надежда. – Пойду, хоть накормлю человека да денег немного дам…» И вдруг… до неё дошло!.. Что такое?.. Где?.. Она сказала: «тётя Катя»… Кто «тётя Катя»?.. Неужели?..

Сухонькая старушка в ветхом пальтишке в крапинку появилась из-за стойки и, сутулясь, зашаркала к выходу… Надя бросила ложку на стол и в два прыжка догнала старушку, ещё не веря в чудо…

– Тётя Катя!.. Тётя Ка-а-тя!.. Подождите!

Старая женщина остановилась… Подняла голову. У Нади перехватило дыхание: на неё смотрело рябое лицо, опутанное морщинами. Из маленьких обезьяньих глаз по дряблым щекам текли слёзы… На подбородке висела знакомая бородавка.

– Тётя Катя-я, дорога-ая моя… – Надя всхлипнула, обняла женщину, прижала к себе, – тётя Катя…

За стойкой с удивлением наблюдали.

– Тётя Катя, вы узнали меня?

– Нет… не знаю…

Понятно, столько лет прошло. Нелегко узнать.

– Надя, Надя я! Бабусю мою помните: тётю Лиду, внучат её? Мы с вами через стенку жили. Вспомнили? Вы нам ещё сказки рассказывали… про Троллиху…

– А-а-а… ну как же?.. Их помню, а вот Вас… Надя, говорите? – старушка потёрла лоб, напрягая память, – Надю… Надюшку… помню, как же… всех троих помню… а вот Вас… Так Вы – Надя, значит… – она медленно произносила слова, всматриваясь в Надино лицо.

– Тёть Кать, пойдёмте за столик, покушаем вместе, поговорим. – Надя взяла старушку под руку и усадила за стол. – Что вам заказать? Чего хотите?

За едой разговорились.

– Схоронила… Сёму. Хворал долго. Последне-то время ён со мной жил.

Тётя Катя рассказала, что до пенсии и долго ещё после, «до самого прошлого году», работала в этой столовой. А потом столовую купила буфетчица Клава… Держать тётю Катю не стала. Дескать, молодых наберёт. Кафе-то молодёжное. Рассказала, что райисполком дал им с младшим сыном квартиру, старший давно живёт где-то на Севере. И Витюшка с женой тоже на заработки куда-то подались. Её вот, старую, домовничать оставили… Уж скоро год, как уехали… Нет, и не вспоминает никто, как, вроде, и нет у них матери…

– Оно-то бы всё – ничё, да вот пензию власти дёржут. Уж сколь время не отдают. Вот и приходится ходить унижаться. Ити́ть куды – ро́бить, уже силы не те… Да и куды пойти́ть? Молодым кончи работы нету… Обидно… Всю жизь манту́лила, а вот на старости лет побираться приходится… – тяжко вздохнула.

– Ну а Вы как? – тётя Катя вежливо обращалась на «Вы»

Надя вкратце рассказала о своей жизни. Они отужинали.

– Спасибо тебе, Надюшка. Так хорошо наелась… – Лицо у тёти Кати посветлело, морщинки разгладились. – В гости не зайдёшь ли? А то, пойдём-айда, здесь недалёко!..

– Не могу, тёть Кать, извините… Бежать надо! Скажите быстренько свой адрес!

Надя записала. В этом же кафе купила две буханки хлеба. Отдала старушке. Вытряхнула из сумочки всю наличность, оставила себе на такси.

– Тётя Катя, возьмите… от чистого сердца… Думаю, на месяц-два этих денег хватит на питание. Вы же одна пока. А там, бог даст, и пенсия подоспеет. Положите в укромное место.

– Надюшка, родная… спасибо… – старушка прослезилась, покачала головой, тихо причитая: – Вот ведь какой подарочек-от мне Господь послал… Надёжа ты моя… – она перекрестила Надю на прощание: – Да храни тя Бог, – обняла, поцеловала и, бормоча и удивляясь, тихонько пошла, бережно прижимая сумку с хлебом…

P.S.: Памятная встреча произошла в 90-е годы. И после заезжала Надежда к тёте Кате и не раз. Забегала она и в заветный терем – дом-своего далёкого детства. Но это, как говорят, уже другая история.