Гусиная пастушка

«Нe такая уж важная птица – гусь. Очень надо его бояться!» – думал Андрейка который день. Ну что в нем особенного? Шея длинная, лапы оранжевые. Да еще шипит как ненормальный. Вытянет шею, клюв выставит и идет на тебя тараном. Вот бы замахнуться палкой и дать ему по шее! Но папа недаром говорит, что Андрейка нежного воспитания. И палку Андрейка не возьмет, а голыми руками отогнать не может – боится.

Недавно среди старых книг Андрейка нашел рассказ «Володя и книги». Там говорилось про одного мальчика, который шел из библиотеки с книгами, а на него со всех сторон гуси напали. Так этот мальчик за книги испугался: как бы гуси библиотечные книги не разорвали. Он упал на них спиной и ногами от гусей отбивался, книги спасал… Ну, наверное, смелый был мальчик Володя. А Андрейка, получается, трус? Не хотелось Андрейке быть трусом.

Он гусей-то живьем только в этом году увидел. Приехали они с мамой в гости к ее подруге в деревню. Сначала Андрейке очень здесь понравилось. Дом у тети Тани был большой, светлый, а двор такой, что на роликах можно кататься. Две кошки в сенях жили, а во дворе – здоровенный пес Мухтар. Никого Андрейка не боялся. С Мухтаром подружился сразу, корову Зо́рю гладил и даже доить пробовал под тети Таниным руководством, поросят по спинкам хлопал и кур кормил. А красавец петух хоть подружиться и не захотел, но Андрейку сторонился, только косился темным круглым глазом.

Мама смеялась, прижимала Андрейкину голову к груди: «Андрей-воробей у нас с любой живностью общий язык найдет!»

Знала бы она!

И ребята в деревне были хорошие. Не дразнили городского мальчишку и не приставали. Пару раз брали ролики покататься, звали купаться на ставо́к, научили свистульки делать из мышиного гороха – стручков акации. Немного портила жизнь дочка тети Тани, Наташка, но это мелочи.

И все было бы хорошо, если бы не гуси…

Три дня назад мама разбудила Андрейку ни свет ни заря и сказала:

– Вставай, Андрюша, пойдем воды из колодца на зорьке попьем. Утром она самая вкусная. Ты такой никогда не пил.

Кто же откажется?

Андрейка мигом вскочил, оделся, позвякал умывальником на кухне и выскочил на высокое крылечко. У-у-ух! Зажмурился от света, рукой прикрыл глаза, но июльское солнце, жаркое, щедрое, высветило ладонь, сделало розовой и прозрачной и с прежней упругой силой бьет по глазам, просачивается сквозь пальцы.

– Андрей, догоняй! – крикнула мама из-за ворот.

И Андрейка бросился вдогонку.

Деревня не то что город, просыпается рано. Горланят петухи по заборам, гремят вёдра в хлевах, слышится перебранка из какого-то дома, на большой дороге трубит пастуший рожок: «Выгоняйте коров изо всех из дворов!»

Скрипучей музыкой запел ворот колодца, зазвенела, заклацала цепь, пустое ведро застучало о стенки и будто засмеялось.

– Вкусно? Ну, вкусно? – стала допытывать его мама.

Андрейка, жмурясь, кивнул…

От колодца шли медленно, молча. У кладбища мама сказала:

– Ты беги домой, а я к бабе Дарье зайду.

Андрейка кивнул и пошел домой один, стараясь не смотреть на ворота кладбища, на пестроту памятников и крестов за ними, на неясные лица на фотографиях. Он не боялся, но неловко было, будто невнимательным взглядом он мог потеребить чужую печаль. Самого Андрейку эта печаль еще ни разу не коснулась. Баба Дарья была маминой бабушкой, умерла давно, и Андрейке иногда казалось, что она не умерла, а живет неподалеку в низеньком домике с зелеными ставнями.

В общем, день обещал быть замечательным, и надо же, все испортили гуси!

Они вывернули из проулка, целое войско! Сверкая белыми перьями и гогоча, они двигались Андрею навстречу. В центре – поменьше, подросшие гусята, по краям – большие, мощнолапые, злые. Тянули шеи, вышагивали.

Андрейка в нерешительности остановился. Свернуть в проулок? Нет, уже не успеть. Обойти стороной не получится: гуси растянулись по всей улице. И обратно уже не повернуть: будет очень похоже на бегство. И гусями-то (как назло!) командует девчонка. Тонконогая, загорелая, кожа на носу облезла, светлые волосы висят сосульками, едва-едва прикрывая уши. Гуси приближались. Гусята заволновались, большие угрожающе зашипели, переходя почти на свист.

А что он им сделал?! Просто мимо шел!

«Защиплют! – мелькнуло в Андрейкиной голове. – До смерти ведь могут… Да помогите! Ну уж, не до смерти… Ма-а-ма-а!» Андрейка чуть не заверещал от страха. И заверещал бы, но встретился с насмешливыми серо-зелеными глазами маленькой пастушки. Она улыбнулась, будто гуси – невинные собачки, которые лают, а кусать не кусают.

– Фьють! – свистнула девчонка и замахала длинным тонким прутом, отгоняя гусей от Андрейки и сбивая их в кучу. – А ну пошли, пошли отсюда! Вот дураки… Кому говорю! Фьють, фьють!

Ловко согнав своих подопечных, девочка погнала их по дороге. Обернулась, и ее волосы описали золотой полукруг. Сказала, прищурив глаза:

– Приезжий небось?

– Небось, – тихо ответил Андрейка, дивясь странному слову. Оно показалось Андрейке обидным, насмешливым.

А тут еще какая-то старуха в цветастом платке крикнула на всю улицу:

– Ишь, Босоногая, напугала мальчонку! Сладу с тобой никакого нет!

Вечером поднялся сильный напористый ветер. Андрейка забрался на чердак. Чердак был щелястый, и ветер гудел в нем, как в большом гулком барабане. Сквозь щели Андрейка видел кусочек улицы, ветки тополя, забор соседнего дома, крыши… Слышал, как тетя Таня сердилась:

– Зо́ря, Зо́ря! Иди скорее, чего ты плетешься, как старуха дряхлая, позади всего стада?!

Грустно было Андрейке. Теперь эта девчонка всей деревне расскажет, как он гусей испугался.

«Чего с него взять, с городского!» – презрительно ответят ей мальчишки. И всё из-за каких-то гусей!

За ужином Андрейка спросил:

– Теть Тань, а почему вы гусей не держите?

– Еще чего не хватало! – всплеснула руками тетя Таня. – Итак с Наташкой еле справляемся. Да и не люблю я их. А чего это ты вдруг?

– Да так… – стараясь быть равнодушным, сказал Андрейка. – Встретил сегодня девчонку с гусями…

– Девочку, – поправила мама.

– А-а, это Леся Босоногая, Полинина внучка. Огонь-девчонка! Как с ней Полина справляется! Родители-то у нее деловые. Полинин-то сын, Пашка, сейчас рестораны в городе держит, а любезная его все по заграницам мотается, – говорила тетя Таня. – Дочке-то няньку наняли: она ее танцам обучала, языкам, музыке. Уморила, видать, девчушку, она к бабке-то и приехала. Одна, без вещей, в платьице легком. «Вот она я, – говорит, – если не хочешь, чтобы я по подвалам шлялась, бери к себе. Пожалей, раз бабка, а из дома я все равно сбегу». Шесть лет было девчонке. Полина туда-сюда, в город к сыну рванула, что, мол, ты, окаянный, делаешь? Но он ее, видно, уговорил, то ли деньгами, то ли жалостью, я уж не знаю. С тех пор здесь Леся и живет. С моей Наташкой в классе учится.

Тетя Таня рассказывала и проворно убирала со стола, накрывала к чаю. Поставила большие кружки, похожие на пиалы, варенье из ревеня, миску с румяными маленькими пирожками – с капустой, мясом и со щавелем.

– Да ладно, Полина-то еще молодая, крепкая, но была бы девочка как девочка, а то ведь согрешишь с такой. По весне пастухи взяли с собой (она ведь как заноза пристанет – не отвяжешься), вечером стадо встречаем, глядим, а Леська-то наша самого норовистого быка, Микуловского, оседлала и едет впереди всех! Микулов как увидел, чуть удар его не хватил, а она только смеется да за уши бычищу этого треплет. «Дядя Гриша, – говорит, – какой бык у вас лапочка!» Нашла «лапочку»!

Андрейка совсем скис.

Даже мама заметила:

– Что с тобой, Андрюша? Устал?

– Да… – промямлил тот в ответ. Не признаваться же, что перед этой самой Лесей сегодня гусей испугался. – А почему ее Босоногой зовут? – спросил он.

– Да бегает босиком до самых холодов. У нее уже подошвы как деревянные.

– Вот так девочка! – изумилась мама, обнимая Андрейку. – Как же она с быком совладала?

– Ну уж не знаю… – вздохнула тетя Таня. – Говорят, будто слово какое-то она знает. Да, наверное, просто страха у нее нет, животные ведь чувствуют, когда их боятся.

– Ох, – сказала мама, – бык, корова – это еще ладно, у них хоть глаза человеческие, а гуси… Гусей я сама боюсь.

– И не говори! У нас только Полина их и держит да еще Матерниковы. А Полине-то сын их привез, платит ей за гусей этих. У него в ресторанах гуси вроде как коронное блюдо. Так бы стала она их держать, как же! Мороки больше… Я их тоже боюсь: вылупятся на тебя и шипят, будто режут их.

Тетя Таня глянула в окно, сказала в сердцах:

– Когда же дождь будет? Земля вся сухая!

А Андрейка вздохнул украдкой: оттого, что мама и тетя Таня тоже боятся гусей, ему стало чуточку легче.

Ночью снился Андрейке дождь, сильный, хлесткий, но теплый.

Снилось ему, будто Леся Босоногая бежит по дороге под этим дождем, держит в руках большие лапти и, запрокинув голову, подставив лицо дождю и солнцу, смеется, щуря серо-зеленые глаза. А сам Андрейка стоит у калитки дома, где раньше баба Дарья жила и думает: «Зачем ей лапти, она же Босоногая?»

Увидела его Леся и кричит:

«Ты откуда взялся, синеглазый такой? Гусей-то небось боишься?»

«Боюсь», – признаётся Андрейка робко.

«А я слово знаю, меня бабка Дарья научила. Я слово волшебное скажу – и никто меня не тронет: ни зверь, ни человек».

«Баба Дарья умерла давно, врешь ты все!»

«Фью! – присвистнула Леся. – Много ты знаешь, синеглазик!»

Подбежала к нему Леся, схватила за руку и тащит на дорогу под дождь.

«Пойдем, я научу тебя по лужам бегать».

«Я умею, – сопротивляется Андрейка. – Лучше ты мне волшебное слово скажи».

«А вот ты меня догони – скажу!»

И бросилась бежать от Андрейки по лужам, поднимая мутные брызги, по траве, мокрой и скользкой, по деревянным тротуарам. Быстро бежала Леся, размахивая лаптями. Так и не догнал ее Андрейка, не узнал волшебного слова.

Загорланили петухи, сон скомкался и оборвался.

После завтрака мама сказала:

– Мы с тетей Таней съездим в Калиновку, к вечеру вернемся. Вы с Наташей хозяйничайте, хорошо?

Было совсем нехорошо, потому что Наташка придира и зануда, но Андрейка проситься в Калиновку не стал. Раз мама брать его не хочет, то и пожалуйста, не очень-то и хотелось!

Мама сказала только на прощание:

– Не печалься, Воробышек, мы скоро. И не забудь пообедать.

Наташка, конечно, сразу начала задаваться. Еще бы! Ведь она старше Андрейки на целый год! А выше – головы на две. Каланча…

– Я пойду за водой, а ты сходи на пруд, принеси песку, нам песок для кактусов нужен. Мама хочет кактусы посадить, а им необходима песчаная почва.

Будто Андрейка не знал, что кактусам нужно! Это ведь они с мамой привезли тете Тане целый кактусятник – штук пятнадцать кактусиных росточков, разных-преразных.

И чего эта Наташка воображает? Еще и крикнула вдогонку:

– Целое ведро не неси: тяжело будет. А то еще надорвешься!

Думает, если вымахала с телебашню, то и сильнее его? Спица бестолковая… Андрейка шел не торопясь, помахивая ведром, пусть Наташка не думает, что он бежит и тапочки теряет выполнять ее поручения!

Пруд в деревне был маленький, ивы вокруг столетние, трава высокая, осока и камыши, калужница по берегам цветет, а в центре – белые кувшинки. В пруду никто не купается, говорят, будто омутов и воронок здесь много, затянет – крикнуть не успеешь. Но мостки все равно сделали. Женщины полоскали с них белье, мужики рыбачили. Мальчишки ходили сюда ловить раков. Ходил один раз с ними и Андрейка. А вечером они часто с мамой здесь гуляли. Мама читала стихи, которых много знала наизусть, и то и дело говорила: «Смотри, Андрейка, как красиво!»

В общем, пруд Андрейка любил. И надо же! Опять эти гуси! Загнала их Леся Босоногая в воду, сама встала на мосток, прутиком забила по воде.

– Фьють! Фьють! Пошли, пошли купаться! А ну, Обжора, не поворачивай к берегу. Матушка, стереги-ка детей. Вон Гераська уплывет сейчас!

Голос у Босоногой Леськи звонкий, громкий, на весь пруд слышно.

– Ну, эта всю рыбу распугает! – проворчал рядом с Андрейкой какой-то дед, хотя ни одного рыбака видно не было.

«Еще и имена всем дала», – подумал Андрейка и стал набирать руками темный береговой песок. Набирал и видел, что Леся на него поглядывает, только разобрать не мог, какой у нее взгляд. Хотя чего там… презрительный, конечно. Мальчишка, а гусей боится!

– А-а-а-а-а-а! – раздалось вдруг над прудом.

Андрейка вскинул голову и ахнул: пуст был мосток, а в воде неумело барахталась и кричала Леська!

Плавал Андрейка хорошо. Недаром с трех лет мама водила его в бассейн, а летом возила на море. Про воронки и омуты в пруду он, конечно, забыл и вспомнил только тогда, когда потащил девчонку к берегу.