Дождь прекратился, но солнце все еще не могло пробиться сквозь толщу облаков. Друзья покинули укрытие и спустились к водоему. Узкая, песчаная полоса пляжа тянулась вдоль озера. Кое-где крутой берег нависал над водой, будто гигантский зверь вычерпал землю.
– Кто купаться? – спросил Валерка.
– Неугомонный ты наш. Еще шашлык не переварился. После сытного обеда надо что? – Алик посмотрел на Борю, и тот не замедлил откликнуться:
– Полагается вздремнуть.
– Вот лежебоки. Гриш, а ты как?
– Не хочется. Солнца нет, – отказался Гриша.
– Пойдем, после дождя вода всегда теплая, – уговаривал Валерка.
– Нет, рано еще. Вода не прогрелась. Сначала на себе проверь.
Поняв, что поддержки не найдет, Валерка с разбегу бултыхнулся в воду. Брызги с шумным всплеском разлетелись в стороны. Ровные, будто очерченные циркулем, круги разбежались по воде, постепенно сглаживаясь и сходя на нет. Валерка вынырнул метрах в пяти от берега, глотнул воздуха и окликнул сидящих на берегу:
– Эй, вы не знаете, что теряете.
– Что найдешь, тащи сюда, – пошутил Алик.
Валерка махнул рукой на ленивую троицу и размашистым кролем поплыл к противоположному берегу.
– Вот что значит здоровый образ жизни. Не пьет, не курит, с девушками не гуляет, – подтрунил над ним Борис.
– Валерка – молоток, – сказал Алик. – Попробовал бы ты с его матерью пожить. Может, у него потому и отвращение к женитьбе.
– Я ее на прошлой неделе встретил – вдупель. Хотел мимо пройти, но пожалел. Свалилась бы под забором. Дотащил ее до дома. По-моему, она меня даже не узнала, – сказал Гриша.
– Я вообще не понимаю, как у такой матери вырос Валерка. Даже пива в рот не берет, – вставил Борис.
– Вот потому он такой и вырос. У него мамашка уже выжрала все, что причиталось на три поколения вперед, – криво усмехнулся Алик.
– А папашка оттрахал, – добавил Борис. – Не повезло парню. Ему надо к психоаналитику.
На отмели из воды торчала кривая коряга, возле которой прилепился пучок растрепанных хворостин рогоза.
Алик подобрал плоский камешек, примерился и бросил. Голыш задорно поскакал по воде и, лишь стукнувшись о корягу, исчез.
– Метко, – похвалил Борис.
Алик удовлетворенно откинулся на локтях.
Неожиданно Гриша спросил:
– Алик, скажи честно, ты доволен жизнью?
Вопрос застиг Алика врасплох.
– Че за вопрос? Естественно. У меня все путем. Квартира, тачка. Чего еще?
– Так, подумалось. Ты ведь мечтал стать гонщиком.
– Мало ли что я мечтал. Вон Валерка хотел в артисты податься. Только таких хотелок миллион. А количество мест ограничено. На всех не хватает.
Алику было неприятно обсуждать эту тему. В последнее время он стал все чаще задумываться, что при всей видимой успешности, ему всегда чего-то недоставало. Проблемы вылезали из всех щелей одна за другой. Казалось, стоит решить возникшую задачу, и все будет в ажуре. Но с преодолением одной трудности, возникала другая, и цель продолжала маячить впереди, близкая, но недостижимая. Да и была ли цель?
К счастью, разговор прервал Валерка. Он подплыл к самому берегу и окатил друзей брызгами. Холодный душ вызвал бурную реакцию народа. Все вскочили на ноги.
– Чумовой! Ты хоть предупреждай, – возмутился Борис.
– Вам не помешает освежиться, – парировал Валерка. Он вылез из воды и плюхнулся на песок. – Здорово, что мы сюда выбрались. Меня уже доконала эта работа.
– Это точно, – поддакнул Борис.
– А тебе-то чего? У тебя рабочий день не нормирован. Хочешь – работаешь, хочешь – груши околачиваешь, – усмехнулся Алик.
– А чего сразу я? Гришаня тоже по часам на работу не ходит.
– Гришаня над бухгалтерией корпит, – сказал Алик.
– Ну и что? А я статьи пишу.
– Сравнил. Ты в своих статьях можешь любую байду гнать. А вот дебит с кредитом свести – это не шутка.
– А ты пойди напиши байду, чтобы ее напечатали, – возмутился Борис и подмигнул Валерке: – Квазимодо, смотри, как капиталисты консолидируются. Вот что значит иметь свой бизнес.
– А я-то тут при чем? Я просто бухгалтерию делаю, – возразил Гриша.
– Можно подумать, что авторемонтная мастерская принадлежит чужому дяде, а не твоему отцу.
– Все равно. Какой из меня бизнесмен! – проворчал Гриша.
– Какой бы ни был. А наследником кто будет? – привел Боря неоспоримый довод.
Гриша оставил вопрос без ответа. Сейчас ему меньше всего хотелось говорить о наследстве. Он подобрал голыш и, подражая Алику, запустил им по воде. Камешек булькнул и ушел на дно. Иначе и быть не могло. Гриша никогда не отличался ловкостью, и все же в том, что камешек сразу же утонул, была какая-то безысходность.
Борис по-своему понял его молчание и с шутовским пафосом произнес:
– То-то. Это мы с Валеркой пролетарии.
– Пролетарий, ты когда-нибудь раньше полудня встаешь? – поддел его Алик.
– Зато я по ночам работаю. Между прочим, Пушкин даже днем, когда работал, шторы задергивал и зажигал свечу.
– Слышь, Пушкин, потрудился бы на благо процветания моего бизнеса. Нужна звуковая реклама краски «Дюфа». Можешь сварганить что-нибудь в стихах?
– Не вопрос. Чтобы жизнь была, как в сказке, запасайся «Дюфа» краской, – продекламировал Боря.
– Да, это тебе не Пушкин, – рассмеялся Алик.
– А ты хотел, чтоб тебе Пушкин рекламники строгал?
– Слушайте, а чего бы вы хотели на самом деле? – прервал их болтовню Гриша.
– В каком смысле? – спросил Боря.
– Вот, допустим, выловил ты золотую рыбку. И чего пожелаешь?
– Миллион баксов, – не задумываясь, заявил Борис. – Купил бы квартиру и сделал Инге предложение. Чтоб ее родители перестали подыскивать для нее «удачную партию» и таскать в дом претендентов.
– Квазимодо, а ты?
Валерка пожал плечами и буркнул:
– Никогда не видеть свою мамашу.
– Ну, это сопутствующее. А вот чего бы ты загадал, если бы могло исполниться любое желание? – не отступал Гриша.
Валерка на мгновение задумался и сказал:
– Чтобы меня по телику показывали.
– Квазимодо, а ты не прост. Жаждешь славы? – подтрунил над ним Алик.
– Если и так. А ты чего хочешь?
– Чевочку с маслом, – ушел от ответа Алик.
– А все-таки. Представь, что тебе все доступно.
– Все доступно – это когда есть власть. А слава и деньги вторичны, – заявил Алик и обратился к Грише: – Гришаня, а ты-то чего молчишь? Нас на откровенность раскрутил, а сам в кусты?
Гриша пожал плечами.
– Просто жить.
– Ты, Гриш, оригинал. Просто жить каждый дурак может, – засмеялся Борис.
«Если только у него нет саркомы головного мозга», – с горечью подумал Гриша.
Позавчера его постоянная усталость и частые головные боли обрели название, жуткое в своей безысходности. Жизнь кончилась. Или еще нет? Может быть, пуститься во все тяжкие и взять от жизни все? Врач дал ему полгода. Они в последний раз празднуют день рождения Алика вместе, и он, Гриша, вряд ли доживет до своего собственного. При этой мысли у него стиснуло горло. Впрочем, с позавчерашнего дня страх не отпускал его ни на минуту. Нужно привыкать с ним жить. Какое-то мгновение он колебался, не рассказать ли обо всем друзьям, но передумал. Время было неподходящим, хотя есть ли подходящее время для дурных новостей? И нужно ли превращать каждый из отведенных дней в репетицию поминок? Лучше сохранить все в тайне.
– Кто же откажется от денег, славы, власти и Инги? – пошутил Гриша, стараясь за иронией скрыть свою зависть к тем, у кого есть время жить и желать.
– Вот она истина. Инга – это имя звучит музыкой, – сказал Алик.
– Ну ты, меломан, этот саундтрек тебе не доступен, – охладил его Борис.
– Смотрите-ка, распогоживается, – заметил Валерка.
Голубое небо проглянуло за ватной пеленой. Сначала это были лишь небольшие лазоревые лоскуты, но они быстро ширились, отвоевывая небосвод. Солнце пробилось сквозь облака. Над водой зыбким, разноцветным мостом повисла радуга, а чуть в стороне одна за другой еще две, поменьше.
– Как неожиданно и ярко,
На влажной неба синеве
Воздушная воздвиглась арка
В своем минутном торжестве![1]
– процитировал Борис и завершил прозой: – Народная примета. Время загадывать желания.
– Так ведь уже загадали, – в шутку напомнил Алик.
– Айда наверх! Оттуда еще красивее, – позвал друзей Валерка.
Они наперегонки бросились вверх по склону, выбирая более пологие места, и застыли на возвышении. Прямо под ними склонилась ива. Она полоскала в озере распущенные русалочьи пряди, а мимо в воде плыли облака. Они ставили знак равенства между «упасть» и «вознестись» и сводили на нет земное притяжение.
– Потряс! Красота какая – и ни души. Так не бывает! – воскликнул Валерка.
Гриша поднялся последним и тяжело опустился на мокрую траву. Он не мог, как все, расслабиться и наслаждаться красотой. Мозг сверлила мысль, что это, может быть, последняя радуга в его жизни. Впрочем, вероятность того, что кто-то другой из четверки снова увидит в небе одновременно три радуги, тоже сводилась практически к нулю. Разница состояла лишь в том, что они не задумывались над этим. Для них жизнь была безгранична. Гриша жалел, что сходил на обследование. Знание диагноза висело на нем веригой. Он бы с радостью променял полгода медленного умирания на месяц беспечного бессмертия. Но сослагательное наклонение дает мизерное утешение.
– Гришаня, ты чего такой смурной? Не выспался? Или здоровье надо поправить? – спросил Алик.
– В точку, – кивнул Гриша.
– Сейчас организуем. Ты становишься человеком. Глоток коньячку – и жизнь покажется прекрасной и удивительной, – пообещал Борис и направился к импровизированному столу.
Гриша, как и Валерка, не пил, но не потому, что был убежденным абстинентом. У него с детства были проблемы с желудком. Зная о его слабом здоровье, друзья не настаивали. С учетом того, что Квазимодо тоже спиртного в рот не брал, выпивка никогда не играла сколь-нибудь важной роли в их общении. Но сегодня Гриша хотел напиться и хотя бы на время забыть обо всем. Снявши голову, по волосам не плачут. К чему теперь беспокоиться о желудке?
Подойдя к столу, Борис увидел, что у них гости. На бревне сидела маленькая девочка лет пяти. Милое, голубоглазое создание со светлыми кудряшками выглядело как ангелочек со старинных рождественских открыток. На ней был белый сарафан и сандалеты, а через плечо перекинута сумочка с большой, перламутровой бабочкой вместо застежки.
– Ты что тут делаешь? – удивился Борис.
– Сижу, – сказала девочка, как будто это было в порядке вещей, что малышка разгуливает одна.
– Эй, Боря, что там у тебя? – крикнул Алик.
– Сюрприз. Девушку заказывали? – пошутил Боря.
Все без лишних слов подтянулись к мангалу.
– Опа-на! – воскликнул Алик. – Ты чья?
– А ты чей?
– Меня зовут Алик.
– А меня Ангелина, – представилась девочка.
Ее левый глазик слегка косил, но даже этот маленький недостаток казался милым на хорошеньком детском личике. Девчушка кивнула в сторону остальных:
– А их?
– Это Борис, Валера и Гриша.
– Ладно, – девочка снова кивнула с достоинством королевы, которой иноземные послы вручили верительные грамоты, и соскочила с бревна.
– Ты потерялась? – поинтересовался Алик.
Она помотала головой.
– Я никогда не теряюсь.
– А где твоя мама?
– Там, – девочка неопределенно махнула рукой в сторону.
– Наверное, она волнуется. Давай мы тебя к ней отведем, – предложил Гриша.
– Не-а. Она никогда не волнуется.
Ангелина тряхнула кудрявой головкой.
Глядя на нее, Валерка вспомнил свое детство. Его матери тоже было наплевать, где он и что с ним. Она была первой в череде жен отца и пристрастилась к спиртному после того, как он ее бросил. Валерке тогда было три года. К моменту его осознанной жизни она стала уже законченной алкоголичкой. Когда мать уходила в запой, в холодильнике было шаром покати. В пьяном беспамятстве ее мало заботило, чем питается и как выживает ее сын.
– Есть хочешь? – спросил он у девчушки.
– Не-а, – отказалась она. – А давайте играть в сокровища?
– Как это? – поинтересовался Алик.
– Очень просто. У меня есть сокровища. Вот.
Она открыла сумочку и собралась было извлечь оттуда свои богатства, но передумала и снова защелкнула замочек.
– Не покажу. Это секрет. Сперва нужно посчитаться, и тогда мы увидим, кому что досталось. Только, чур, не жадничать. Каждый получит что-то одно.
– Уговор дороже денег, – торжественно поклялся Алик, приложив руку к сердцу, как в зале суда.
Девочка расставила их в круг и, тыча пальчиком, произнесла слова считалки:
– На златом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, поэт и герой…
– По-моему, там были сапожник и портной, – поправил ее Борис, но Ангелина упрямо помотала головой:
– Нет! Поэт и герой. Кто же захочет быть сапожником или портным, когда можно стать царем или королем?
– Вот именно. Чего ты, Борька, в самом деле, тупишь? Хочешь поэтом стать? – щедро предложил Алик.
– Так нечестно. Нужно, чтобы все было по-честному, – перебила его девочка и снова принялась считать: – На златом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, поэт и герой. Кто ты есть такой, говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей, – ее указательный пальчик остановился на Алике.
Она склонила голову на бок и вопросительно уставилась на именинника.
– Царь, кто же еще? – улыбнулся Алик и обвел друзей взглядом. – Возражения есть?
– Нет, – нестройным хором протянули остальные.
– Алика на царство! – выкрикнул Борис.
– Значит, ты царь и можешь делать все, что хочешь, – разрешила девочка, порылась в сумочке и вручила ему круглый значок с надписью: «Идите нафиг. Я – царь».
Борис присвистнул и с наигранным восторгом сказал:
– Свезло тебе. Такой знак власти получил!
– У меня еще сокровища есть, – хитро улыбнулась девчушка и потрясла сумочкой. – Давайте играть дальше. На златом крыльце…
Вторым выбор пал на Бориса.
– Иди в царевичи, сын мой. Обещаю воспитывать тебя сурово, но справедливо и не пороть почем зря, – нарочито окая, произнес Алик.
– Нет уж, обойдусь без такого папаши. Лучше подамся в короли, – отказался Борис.
На этот раз девчушка достала из сумки не значок, а пятикопеечную монету старого образца из тех, что давно вышли из употребления.
– Это тебе богатство, – она протянула пятак Борису.
– А мне? Я же царь, – напомнил Алик.
– У тебя уже есть значок. Надо, чтобы всем досталось, – пояснила девочка.
– Почему всегда так получается, как царь, так бедный, а как король, так богатый? – притворно обиделся Алик.
– Зато ты все можешь, – утешила его малышка.
– А он?
– Он может купить, но не все.
– Ладно, согласен, – кивнул новоиспеченный царь.
– На златом крыльце…
Указующий перст уперся в Валерку. Тот с видом шутливого превосходства посмотрел на Бориса.
– А я поэтом стану, чтоб некоторые не кивали мне на двояк за сочинение. А то, как денежки забрезжили, так и про творчество забыл? Придется мне Алику рекламки строчить, – поддел Валерка литератора.
Девчушка заглянула в сумочку, задумчиво наморщила нос, почесала коленку и только после этого достала звездочку, которая некогда красовалась на чьих-то погонах.
– Все, Квазимодо, ты попал! Носить тебе портянки и писать стихи в армейскую газету, – пошутил Алик.
– Нет, не так. Это же звезда, вы что, не понимаете? – возразила девочка.
– А при чем тут поэт? – спросил Валерка.
– Поэт это просто так говорится. А на самом деле ты будешь звездой.
Борис покровительственно похлопал Валерку по плечу.
– А чего, Квазимодо? Подавай опять во ВГИК. Сочинение напишешь на пятерку, к тому же в стихах, а потом станешь звездой.
– Вы не правильно играете. Не надо смеяться. Надо, чтобы все было по правде, – рассерженно топнула ногой девчушка.
Гриша присел перед ней на корточки и примирительно сказал:
– Хорошо, давай я буду героем.
– По правде? – Ангелина испытующе посмотрела ему в глаза.
– Конечно, по правде. Тем более что до сих пор мне никогда не доводилось быть героем, – с грустью признался Гриша.
Девочка просияла и достала из сумочки оловянного рыцаря.
– Это тебе.
Она обвела всех взглядом императрицы и погрозила пальчиком:
– И смотрите, ничего не потеряйте. Иначе поломаете игру и ничего не получится.
– Все сохраним в лучшем виде, – Алик взял под козырек и, выпятив грудь, продемонстрировал приколотый к футболке значок.
– То-то же. Смотрите мне, – лукаво улыбнулась девочка и покачала головой, как будто наставляла своих несмышленых кукол.
Вдруг она спохватилась:
– Ой, мне пора идти.
– Я тебя провожу, – вызвался Гриша.
– Не-а.
Девочка привычно мотнула головой. Спиральки кудряшек подпрыгнули. Ангелина развернулась и припустила прочь.
– Интересно, где ее мать и чем думает, когда отпускает дочь одну? – проворчал Валерка.
– Не волнуйся. Такая не пропадет. Забавная девчушка, – сказал Алик, глядя, как мелькает между деревьями ее белый сарафанчик.
Валерка покрутил в пальцах майорскую звездочку. Он не любил собирать хлам, но выбросить подарок рука не поднималась. Девчушка напомнила ему его самого в детстве. В том, как щедро она поделилась своими сокровищами, было что-то трогательное.
Борис машинально сунул монету в карман джинсов.
– Слышь, Борька, ты сегодня круто обогатился. Деньги к деньгам. Только стольник занял, а тут еще привалило, – подтрунил над другом Алик.
– А чего? Начальный капитал. Не все же тебе быть богатеньким Буратино, – отшутился Борис.
Гриша молча спрятал оловянного рыцаря. Ему казалось, что игрушка принесет ему удачу. Он не страдал суеверием и скептически относился к приметам и талисманам, но приговор врачей не оставлял места для надежды, а когда больше не на что надеяться, человек начинает верить даже в глупые, несбыточные чудеса.
О проекте
О подписке