Главное, прямо сейчас не сорваться с места. Но к решению этой задачи я не прилагала усилий, поскольку возрастал интерес к тому, как проходил кастинг. Артем, свернув за стойку, встал с другой стороны и упер кулаки в гладкую поверхность. Возможно, его кто-то представил, чего я не услышала, но все разом затихли. Я же, оказавшись вне всякого внимания, имела возможность просто наблюдать за ним и за реакцией на него окружающих, и это зрелище обескураживало, вдохновляло, неожиданно еще больше захотелось быть такой же, как Марго или Артем, в облике которого не было ничего от бармена.
Соискатели сразу заметно подобрались, трюки со стаканчиками прекратились – они в один миг стали выглядеть нелепой показухой. Артем говорил тихо, как обычно. Он обращался ко всем по очереди – быстро, прицельно задавал какие-то вопросы, я изредка могла услышать ответы. Один из кандидатов представился, другой назвал какое-то заведение – возможно, предыдущее место работы. Короткие вопросы и короткие ответы, Артем сыпал ими без понятной системы, отчего все погружались в напряжение. Одна девушка начала отвечать обстоятельно, но он ее перебил новым вопросом, для которого чуть наклонился вперед. Девушка громко выкрикнула:
– Что вы себе позволяете?!
И Артем впервые повысил голос, чтобы его расслышали сразу все:
– Освободите место, Тамара. Заодно к ней может присоединиться каждый с такой же нулевой стрессоустойчивостью.
– Но…
Но он ее уже вычеркнул из кандидатов и скользнул взглядом как по пустому месту, обратившись к следующему.
– Иван, а почему вы в вашем возрасте и с психологическим образованием не смогли найти более спокойную работу? Признак идиотизма, ей-богу. Все идиоты идут вслед за Тамарой, назовем ее флагманом.
– Из-за зарплаты! Артем Александрович, у вас не получится сбить меня с…
Артем перебил снова тихо, а девушка пронеслась мимо меня с перекошенным от раздражения лицом. Но никто ей даже вслед не глянул, Артем только наращивал темп и гипнотизировал оставшихся. Со временем их становилось все меньше – он просто выгонял, если не нравился ответ или интонация ответа.
А я вязла с головой в этой ауре. Как мне при первом знакомстве показалось, что он одного типажа с моим Олегом? По цвету волос, росту? Пф, какие мелочи! Ничего общего! Если рядом с ним поставить Олега, то второй бы просто скукожился в сравнении, его никто и не заметил бы на фоне Артема. Как он так быстро соображает, как запоминает единожды произнесенные имена, почему не выходит из себя, даже когда очередной отверженный при уходе сыплет матами? Он будто изолирован от чужих эмоций, идеал ленивого самообладания. В Артеме было самодовольство – качество, которое я терпеть в людях не могу, но самодовольство расслабленное, интуитивное, абсолютно естественное. Заразное высокомерие. Я утопала в новом ощущении, тоже выпрямляла спину, как это делали сидящие перед стойкой, и понимала, что если он предложит мыть посуду на кухне или драить туалеты – соглашусь. Не потому, что мое образование соответствует мытью посуды, а чтобы хоть изредка быть свидетелем подобных вещей. И, быть может, через пару тысяч лет я тоже впитаю десятую долю этой ауры.
Перед ним остались двое, которые посматривали друг на друга с ненавистью конкурентов, и я могла их понять. Выиграть в этом кастинге – все равно что на Олимпийских играх взять пару золотых медалей. Артем невероятным образом создал такую атмосферу, и, уверена, оставшийся будет работать на него вечно, душу продаст за эту работу. Но директор вскинул руку и заявил, что пока остаются оба, один вылетит из «Кинка» в конце месячного испытательного срока. Это было жестоко, даже мне стало их жаль, – он влюбил их в себя, приворожил, как любого зрителя, создал ощущение бесценности приза, но не подарил им такую желанную награду и не отпустил на волю, а только усилил напряжение. Неудивительно, что «счастливчики» покидали зал с усталыми улыбками, не в силах определиться – то ли радоваться полупобеде, то ли попытаться задушить конкурента сразу за стенами клуба.
И после этого Артем направился ко мне – с той самой неидеальной улыбкой, которую почему-то ни разу не обозначил во время собеседования. Хотя и правильно делал: если бы он им еще и улыбаться начал, то выгонять отсюда кандидатов пришлось бы с привлечением охраны.
– Почему ты так смотришь, Лиля?
А мне настолько хотелось на него смотреть, что я о привычном смущении позабыла. И сказала первое, что пришло на ум:
– Жаль, что во мне нет ничего для того, чтобы стать твоим барменом.
Он сел напротив и слабо поморщился:
– Я ведь уже объяснил. Ничего личного.
– Я слышала и все поняла. Просто призналась, что мне жаль.
Артем подался в мою сторону, не отрывая пристального взгляда от лица, и поинтересовался с неожиданным равнодушным давлением, как собеседование вел:
– У тебя серьезные затруднения? А Володя в курсе? Не хотелось бы прыгать через его голову. Хотя вру – хотелось бы. Но только с согласия одной из сторон – допустим, твоего.
Я натянуто рассмеялась и взмахнула рукой.
– Нет, Артем, я неверно выразилась. Никаких особенных затруднений! Я бухгалтер по образованию, но вдруг захотелось временно попробовать что-то другое. Сама не понимаю, почему оказалась именно здесь…
Он перебил:
– Я понимаю, почему ты оказалась именно здесь, но продолжай.
Хмыкнула и объяснила дальше:
– Даже ты недавно заметил… ну, мои отрицательные черты. Вот и пришло в голову, что мне нужен какой-то стресс, вылет из зоны комфорта, чтобы научиться тому, чего раньше не умела. И ты ошибаешься насчет нас с Володей – признаться честно, я не его любовница и не подруга, мы едва знакомы! Так что ты вовсе не обязан мне помогать.
– Серьезно? – Артем удивился. – Жаль.
– Почему же жаль? – не поняла я.
– Я обрадовался, что друг впервые обратил внимание на кого-то стоящего, а не проходных профурсеток. Видимо, я слишком много вкладываю в понятие «эволюция», а некоторых она не затрагивает. Тогда к делу. В штат я тебя не возьму – люблю деньги зарабатывать, а не заниматься благотворительностью. Но могу предложить короткую подработку.
Я не ответила, лишь напряглась и вскинула брови. Было интересно, но я уже не ждала ничего хорошего, и Артем не подвел:
– Ресторан для випов на четвертом, его решили оформлять в стиле ретро. Нужны модели для черно-белых стилизованных фото, но модели неизбитые, не имеющие ничего общего с современной раскованностью. Видела фотографии тридцатых годов? У них даже эротика целомудренна. Тебе – оплата по факту исполнения, мне – экономия на профессионалках и поисках.
Я вспыхнула.
– По-твоему, я пойду на такое? Фотографироваться голой для оформления?! Да я на бармена неделю настраивалась!
Артем рассмеялся – свежо и легко, сделавшись притом похожим на подростка:
– Ого, какие фантазии, рад слышать. Кто тебе сказал, что голой? Это ресторан, а не зона секс-расслабления. Должно быть стильно, эротично, но не пошло. Никому для этих целей твоя раскрытая вагина не нужна.
– Не голой? – я уловила только это.
Он рассматривал меня несколько секунд, как если бы смаковал мое смущение. Артема нельзя назвать таким же впечатляюще красивым, как Владимир, – он совсем другой. Симпатичный, конечно, но больше харизматичный – мимика не слишком живая, но оттого жаждешь любых ее проявлений, глаза внимательные, а лучше всего – улыбка, искривленная неправильной формой клыков. В таких вряд ли можно влюбиться с первого взгляда, но на таких лучше не смотреть долго – чем дольше смотришь, тем больше проникаешься. Или все же сходство с типажом Олега сыграло роль, раз я так безотчетно тонула в этом наблюдении?
– Да, точно, – Артем ответил не на мой вопрос, а на какой-то свой. – Тебе нужен стресс и деньги, мне нужна модель – у тебя хороший изгиб талии и длинная шея. Лицо затемнить, как и часть тела, это добавит интригующего эротизма. Нет ничего плохого в том, чтобы попробовать то, чего раньше не делала, – можешь увидеть себя с другой стороны. Ведь ты этого и искала? Все, пойдем, стрессовые деньги лучше не откладывать до приступа панического страха.
– Но я… не… – не закончила, поскольку не знала чем. Пока не готова? Или никогда не буду готова к подобному? Мне нужно больше аргументов или достаточно того, что Артем встал, показывая, что не собирается меня уговаривать? Потому встала и я, смущенно добавив: – Я не модель… И… Ты там будешь один?
– В студии будет фотограф, разумеется.
– О… А я решила, что ты сам…
– Я много чего сам. Можно хотя бы не фотографировать?
– Ладно! – выкрикнула почти с вызовом. – Но уйду сразу, как только захочу!
– Оплата только по факту, – Артем пожал плечами и направился к лестнице, не дожидаясь меня.
Вообще-то, я не особенно мучилась выбором. Да, страшно и неудобно. Но если лицо затемнено и обнажаться полностью не придется, то почему бы не испытать себя? Ведь я ехала в «Кинк» как раз с этой целью – испытать себя. И если ничего не выйдет, то поставлю галочку, что хотя бы попыталась. А струсить – это самое простое. Всю жизнь трусихой была, таковой и останусь, если и сейчас поддамся панике.
Коридоры пустынны, в это время «Кинк» похож на пятизвездочный отель. Нам навстречу попался парень, пронесшийся мимо с почти неслышным: «Здрастье, Тём Саныч», и ноль внимания мне. Никто не сложил руки на груди и не окатил презрением за двусмысленное решение. В пролете третьего этажа Артема остановила женщина в деловом наряде, я прошла чуть дальше, не мешая им разговаривать. Сотрудница может быть поваром или стриптизершей, может быть актрисой для порно-постановок или уборщицей, или даже бухгалтером. Уйдя в сторону, я ощутила себя в закулисье гигантского театра, ожидающего своих зрителей. Это просто бизнес, ничего личного, но вечерние стоны и извращения будут натуральными.
Третий этаж оформлен иначе, чем второй: там обилие красного, здесь – бежевые панели в скандинавском стиле неброской роскоши. Именно этим этажом меня пугал Владимир. Я оглянулась – Артем все еще разговаривал с женщиной, давал какие-то распоряжения, потому я осторожно прошла дальше. Вряд ли меня обругают за лишнее любопытство, но ведь оно есть. Помявшись несколько секунд, я толкнула первую дверь и заглянула внутрь.
До меня не сразу доходило, что я вижу. Но через полминуты по спине побежал холодный пот. Большой зал декорирован под средневековую инквизиторскую: каменные стены, производящие впечатление грязи и обугленности. Я на дрожащих ногах подошла к деревянной инсталляции и вновь содрогнулась, без труда понимая, для чего она предназначена: верхняя доска поднимается, в ложбинки помещается голова и руки, затем человек фиксируется в таком положении. Может быть, просто декор… хотя теперь я разглядела и цепи с наручниками на стенах – они только выглядели жесткими, но были выполнены из кожи и с удобными замками, то есть явно предназначались для использования. Я просто застыла, переводя взгляд с одних оков на другие, а потом неизбежно возвращалась к центральной колодке – она пугала больше всего.
– Здесь приковывают женщин, – раздался спокойный голос Артема за спиной. – Зал для мужчин-сабов дальше. Закрепляют – поза не очень удобна, я уж молчу про состояние полной беззащитности. Она даже не может видеть, кто подходит сзади и берет ее. А сзади может быть целая толпа, некоторые хотят воткнуть в беззащитное тело возбужденный член и побыстрее кончить, некоторые не прочь и продлить удовольствие, нервируя остальных самцов. Думаю, самый смак такой конкуренции в том, что каждый неосознанно хочет стать для нее особенным – чтобы именно его она почувствовала и отличила от остальных. Потому обычно мужчины сами себя превосходят в ярости – такой секс мягким не бывает, он неизбежно выходит за рамки нежности. А женщина принимает и принимает, не в силах даже неудобную позу сменить…
– Так это рабство?.. – выдохнула я непроизвольно, сжав заледеневшие пальцы.
– Ага, рабство. Заманиваем сюда невинных дев под предлогом фотографий, оформляем в кандалы и отдаем клиентам.
– Что?!
Я развернулась к нему, но увидела смеющиеся зеленые глаза. Артем потешался над моим видом и вопросами.
– Лиля, ты в своем уме? Какое рабство? Поначалу приходилось нанимать порно-актрис, но потом появились клиентки – и ты удивишься, узнав, что их немало. Однако чаще зал снимают компаниями – на такие эксперименты проще отважиться со знакомыми людьми. А вот здесь, – он указал на место, – стоит надзирательница, полуголая и с плетью. На самом деле именно она заранее инструктирует «жертву», останавливает шоу по ее команде или признаках усталости, а так же следит за соблюдением правил: все должны быть в презервативах и, если не подразумевалось по соглашению анала, то анала не будет. Она нередко пускает плеть по назначению и приструнивает заигравшихся, но это только добавляет зрелищности.
– Боже… какой ужас. – У меня дрожали руки от волнения. – Омерзительно! Даже боюсь представить, что в других залах!
Он будто не заметил моей злости и пожал плечами:
– В следующем стена разделяет мужчин и женщин, а взаимодействовать они могут только через круглые отверстия на уровне паха, и…
– Не надо! – прервала я, подняв сразу обе руки, и повторила: – Это омерзительно! О какой любви, романтике, взаимоуважении можно говорить, если женщины позволяют вот так с собой обращаться?
– Почему? – он изогнул светлую бровь. – Потому что это не устраивает лично тебя? Лиля, ты даже мысль не можешь допустить, что все люди разные? И если кому-то из них нужен жесткий секс, то пусть это произойдет здесь, по оговоренным правилам и в безопасности, чем они начнут искать приключений в темной подворотне. Неужели ты не способна представить, что для многих – это просто способ релаксации, причем очень мощный, запоминающийся? Реализация скрытых фантазий или наклонностей, от которой все участники получают удовольствие. Или каждый обязан спрашивать твоего мнения, считаешь ли ты их фантазии омерзительными?
Я такой агрессии от него не ожидала, потому невольно отступила.
– Да нет, я допускаю мысль… В принципе, пусть люди делают хоть что, если другим не мешают…
– И это не так омерзительно?
– Ну, наверное. Лишь бы им нравилось.
– А сама в колодку хочешь?
– Ни за что! – воскликнула и спешно добавила, признавая в его аргументах смысл: – Хотя ты прав, осуждать женщину, которая этого хочет, как-то инфантильно и неправильно…
И вдруг Артем почти закричал:
– Как ты можешь?! Лиля!
– Что? – опешила я еще сильнее.
– Ты ведь только что отказалась от своих принципов!
– Что? Да я не…
– Никаких приоритетов! – он фактически не орал, но сильно давил тоном: – Внутри стержня нет? Ее же ебут толпой, а она кончает раз за разом под присмотром нанятой мной дамочки, которую все тут называют надзирательницей? Это нормально? А как же любовь, романтика, взаимоуважение? Для тебя они за полминуты стали пустыми звуками? Спать-то ночью спокойно будешь, так запросто признав, что в мире больше нет любви и романтики, а?
– Да я не…
Он сбавил тон, вновь начиная улыбаться:
– Я пошутил, расслабься. Просто ты так классно сбиваешься с толку – я это еще после поцелуя заметил – что хочется сбивать и сбивать. Идем уже на четвертый, пока фотограф на месте.
Я еще меньше была уверена, что хочу с ним куда-то идти, но поплелась следом. Юмор у Артема такой, очень странный и обескураживающий. Но, если уж начистоту, моя реакция действительно должна была его развеселить – так в чем проблема: в сомнительных шутках Артема или моих неадекватных реакциях? Вот потому и плелась, будто бы где-то там, как раз на четвертом этаже самого злачного места в мире и найдутся ответы.
О проекте
О подписке