– Не мелочись, брат. Сложим в мою коричневую папку то, что есть, и будем очень экономно расходовать. Твои расходы быстро оправдаются, у меня уже есть заявка из Армении. Армяне знают толк в полезных продуктах. Вот с Израилем собираюсь наладить контакт.

С того памятного дня двоих друзей в белых, как январский снег, рубашках, в ярких галстуках, с толстыми папками под мышкой можно было видеть в различных министерствах, ответственных организациях, у глав администраций. Везде они излагали свою идею:

– Топинамбур… Нам бы кредит получить.

– Топинамбур… Продукт XXI века, будущее татарского народа. Только отсталые руководители не понимают этого…

Возглавлять список «отсталых» руководителей никому не хотелось, снисходительно улыбаясь, все подписывали бумаги, шлёпали печати, но денег никто не давал. Молодая жена Сайфи, не боясь показаться отсталой, пыталась противостоять затее мужа.

– Да не связывайся ты с этим Габдельгазизом. Нет работы, нет заботы. Лет на пять-шесть спокойной жизни денег нам хватит. А этот абзый в жизни ничего стоящего не сделал. Вы уж сколько раз пытались создать ему условия. Кроме пьянства и растранжирования денег, он ничего не умеет.

Но поезд уже ушёл, и никакая в мире сила не могла бы остановить этот разогнавшийся паровоз. И вот, проклятие! Расходов выходило во много раз больше, чем рассчитывали. Вначале старались тратить деньги как можно экономнее, будто через сито просеивали, но постепенно Сайфи окончательно поверил в прекрасное будущее топинамбура, своё и вообще всей татарской нации и раскрутился, что называется, на всю катушку.

Время шло. Уже растаял зимний снег, по Волге прошёл ледоход, зажурчали ручейки, на южных склонах кое-где из-под снега выглянули подснежники. В один из таких прекрасных дней в кабинете руководителя администрации некоего района появились два приятеля в белоснежных рубашках и пёстрых галстуках. Руководитель, крупный мужчина с приятной шевелюрой, был крутого нрава, но оказался чутким к национальному вопросу татарином.

– Ребята, у меня времени в обрез. Что вы хотели?

– Мы хотели бы арендовать у вас тридцать гектаров земли.

Это было как раз то время, когда колхозы распадались, землю раздавали направо-налево, кому попало.

– Нет проблем, – сказал руководитель, – пишите заявление. Что вы собираетесь делать с этой землёй? Дома строить? Тогда надо ближе к деревне.

Габдельгазиз прошёлся по мягкому ковру, чтоб унять волнение:

– Мы засеем её земляной грушей – топинамбуром.

– Это что-то вроде репы, что ли? – поинтересовался руководитель с любопытством взглянув на арендаторов.

– Фоат Мансурович, это совершенно новое направление, чисто татарский бизнес. Чрезвычайно полезные свойства этого продукта должны помочь нашему народу возродиться, обрести независимость, – начал привычно убеждать Габдельгазиз.

– Да, интересно, – только и успел вставить Фоат Мансурович. Но Габдельгазиз сел на любимого конька и продолжил расписывать необыкновенные успехи, которые их ждут в будущем:

– Как вы думаете, почему наш народ до сих пор в неопределённом состоянии? Вон наши единоверцы – чеченцы, югославские мусульмане, косовские албанцы, курды – все протестуют, борются. А татары всё пляшут под чужую дудку. А ведь среди наших предков были такие великие люди, как батыры Алып, Чура, Гали, такие гениальные организаторы, как Аттила, Кубрат-хан. Огненные кони Золотой Орды долетели до самых Альп.

Габдельгазиз всё больше распалялся и вводил в свою речь всё новые и новые выразительные средства.

– Почему вы думаете, что после падения Казани татары никак не могут возродиться как нация? Да потому что им не хватает витамина, который бы придал им силы. Картофельная баланда размягчила их мозги. Только земляная груша – топинамбур может вернуть их к жизни. Вон какая мощь в них была, пока они не пристрастились к картошке. По-моему, раньше наши предки вместо картофеля употребляли земляную грушу, поэтому в них была такая сила и мощь…

Габдельгазиз, уже сам поверив в свои фантазии, ещё раз напомнил о славном прошлом своего народа и выразил твёрдую уверенность в том, что татары могут и должны быть в одном ряду с французами, немцами или хотя бы с чехами, финнами и шведами.

– Для обновления крови и восстановления утраченной пассионарности каждый татарин в год должен съедать как минимум ведро земляной груши. Это ещё мы ведём речь лишь о двух миллионах татар, живущих в Татарстане! Живущим за пределами Татарстана помощь придёт позже!

Габдельгазиз не на шутку распалился и настолько вошёл в роль, что посчитал вполне логичным то, что у взволнованного Сайфи из глаз брызнули слёзы.

– Пожалуй, в будущем мы накормим своим волшебным продуктом и татар от смешанных браков, – торжественно завершил свою пламенную речь Габдельгазиз.

Руководитель администрации слушал всё это выступление, глядя в окно, и трудно было понять, о чём он, собственно, думает.

– Название какое-то странное, – проговорил он, наконец, воспользовавшись паузой. – Топинамбур. Это, вроде, какая-то новая культура, наши предки вряд ли о ней знали. Я-то всегда думал, что силу и мощь они получали от конины и кумыса. Надо же, оказывается, мы совсем не знаем своей истории, – сказал он, то ли шутя, то ли всерьёз.

– Ну так земляная груша с кониной как раз гармонирует. Топинамбур – слово-то, по-моему, татарского происхождения: «Тяпи» – нога, значит, такая сила приливает к ногам, что заставляет всё время двигаться вперёд.

Здесь руководитель администрации от души громко расхохотался.

– Ну ладно, ребята, дерзайте, дам вам землю самую лучшую, плодородную, мягкую, как грудь кормящей женщины. Говорят, умелые руки почву в золото превращают. Только смотрите, чтобы всё это не оказалось пустой болтовнёй.

С этого дня на душе у Сайфи стало совсем спокойно. Он решил, что все свои сбережения он вложит в это святое дело. Теперь ему было стыдно за свои прежние сомнения и прижимистость.

Габдельгазиз узнал, что в Москве есть организации, оказывающие финансовую поддержку новым начинаниям, в особенности производителям экологически чистых продуктов. Он решил посетить эти организации лично. Тут уж без подарков не обойтись. Известно, что москвичам очень нравятся татарстанские норковые шапки, чистопольские часы, зеленодольские стеклянные изделия, чак-чак, мёд. Ну ещё, конечно, шубы казанского мехкомбината. Но шубы, пожалуй, понадобятся попозже, когда будут установлены более тёплые взаимоотношения.

Сайфи, походив по магазинам, все эти подарки приобрёл, на своей машине довёз Габдельгазиза до вокзала и посадил на фирменный поезд «Татарстан». Габдельгазиз решительно отверг предложение ехать в плацкартном вагоне подешевле.

– Сам-то я, дорогой Сайфи, обошёлся бы, мог бы и в тамбуре добраться. Купе – для меня аудитория, возможность познакомиться поближе, пообщаться. Нам ведь дорог каждый человек, поддерживающий идею топинамбура.

Таким образом, Сайфи оставалось только устыдиться своей скупости и нелепости своего предложения.

В Москве Габдельгазиз около недели жил в шикарной гостинице, в номере высшего класса. Москва навеяла на него романтические воспоминания молодости. Красная площадь, Мавзолей Ленина, всё было до боли знакомо и близко ему, как человеку, в своё время несколько лет прожившему в Москве в качестве студента. Насчёт топинамбура он попытался торкнуться в несколько организаций, в которых его идея, к сожалению, не нашла должного понимания. «Не морочьте, пожалуйста, голову, вам что, делать нечего?» – отмахивались от него чиновники. Возможно, норковые шапки и чак-чак на меду, таявший во рту, могли бы в корне изменить отношение к его идее, но эти дары ушли совсем в другом направлении. Оказалось, что в Министерстве иностранных дел, через которое заботливый папаша собирался отправить дочь учиться в Америку, татарстанские гостинцы тоже пользовались большим успехом. Так что здесь он нашёл полное понимание, и это уже была победа.

При возвращении в Казань Сайфи встретил его на вокзале, сам донёс до машины багаж, ему не терпелось услышать о результатах командировки, но Габдельгазиз молчал, по лицу ничего нельзя было угадать, на ней была маска, как у квартирного грабителя.

Помолчав некоторое время, Сайфи всё же не выдержал, спросил:

– Ну как там, успехи есть?

– Поездка была весьма полезной, – не спеша, с достоинством начал излагать Габдельгазиз. – В селекционном центре я близко познакомился с одним старым евреем. Он обещал помочь с посадочным материалом. В перспективности топинамбура я окончательно утвердился, увидев, что один мужик из Орла этому еврею привёз в подарок мутоновую шубу. Из Костромы привезли большие деревянные часы. Так что конкуренция – будь здоров. Но мы – первые.

– И что, все собираются топинамбур сеять? Вот тебе на, а нам как же быть?

– Знаешь, давай-ка заглянем в ресторан, там за обедом я тебе всё подробно расскажу.

– В общем, поездка оказалось весьма полезной, – ещё раз повторил Габдельгазиз, уже сидя в уютном зале за щедро уставленным обеденным столом. – В Пушкинском фонде я познакомился с Аделией Чикбизовой, татаркой наполовину. Она сказала, чтоб я из Министерства культуры Татарстана письмо привёз, тогда она сможет помочь валютой.

– Разве не из Министерства сельского хозяйства? – удивился Сайфи.

– Да откуда угодно можно. В общем, я на полпути остановился. На той неделе опять ехать надо к тому еврею. Заодно и письмо Аделии Чикбизовой отвезу.

Два приятеля, белые рубашки которых уже стали слегка серыми от асфальтной пыли, а папки под мышками раздулись ещё больше от разных бумаг, продолжили своё хождение по различным организациям. Между тем Габдельгазиз ещё два раза прокатился в Москву за счёт Сайфи, с ещё более дорогими подарками и, наконец, на третий раз добился того, чтобы отправить дочь на полгода в Америку учиться.

Каждый раз Сайфи встречал Габдельгазиза из Москвы на своей машине, кормил его в ресторане и только после этого осмеливался заговорить про дела.

– Ну как там, в Москве? Скоро сеять будем. Землю я уже вспахал.

– Землю-то вспашем, – мрачнея отвечал Габдельгазиз, – да только вот та полурусская татарка на полгода в Германию укатила. А старый еврей оказался мошенником, обещал-обещал, а как до дела дошло, говорит, что нынче с семенами не получится.

– Что же делать-то будем? Ведь сколько денег ухлопали.

– Пока картошку посадим. Сам знаешь, татары без картошки не могут. На следующий год всё равно выбьем семена топинамбура. Возьми-ка мне ещё грамм сто пятьдесят.

Впоследствии оказалось, что эта встреча у них была последней. Сайфи больше Габдельгазиза не видел. Говорили, что всю неделю он беспробудно пил, а потом, как в воду канул, никто его не видел. Телефон не отвечает, дверь не открывают.

Через две недели к Сайфи домой пожаловал пожилой мужчина в очках, с круглой бородкой, он оказался банковским служащим.

– Здравствуйте, с чем пожаловали? – спросил его Сайфи.

– Как с чем? Пора долги возвращать.

– Какие ещё долги? – удивился Сайфи и на всякий случай глазами указал жене, вышедшей с ребёнком на руках, на кухонную дверь.

– Вашей фирме был выдан кредит в пятьдесят тысяч рублей с условием погашения в течение трёх месяцев. Вот подпись и ваша печать.

– Это же не моя подпись, а Габдельгазиза Саубанова.

– Правильно. Но руководитель фирмы вы. Печать ваша. А Саубанова мы найти не можем. Пожалуйста, будьте добры, погасите задолженность. Не стоит доводить дело до суда.

На другой день повторилась та же история. В дверь постучали. На пороге появилась знакомая Сайфи по старым временам завскладом Асмабикя – Ася. Вся круглая, одинаковая что в длину, что в ширину, переваливаясь с боку на бок, как утка, она ввалилась в комнату и заворковала своим гулким гортанным голосом:

– Какая у вас прекрасная квартира! Будьте счастливы в ней. Сколько у вас детей, двое? Прекрасно! Сайфи, я не хотела тебя пока беспокоить, да вот дочь во второй раз замуж выходит. В первый раз свадьбу ей сделали скромную, ни то ни сё. Разошлись. Теперь хотим всё сделать на широкую ногу, в дорогом ресторане, с шумом, с размахом.

Сайфи знал, что эта завскладом в своё время разбогатела, делая деньги из воздуха, но, видимо, на задуманное ею грандиозное мероприятие всё равно не хватает и она пришла просить деньги взаймы. Осторожно, чтобы не обидеть гостью, Сайфи начал рассказывать ей о своём пошатнувшемся материальном положении.

– Слушай, друг, ты что, думаешь, я к тебе в долг просить пришла, что ли? Упаси бог! Обижаешь, я ещё не дошла до такого. Ты мне свой долг верни!

Сайфи решил, что она шутит или ошибается, и не придал её словам серьёзного значения.

– Да ты что, Асмабикя, дорогая, я ведь тебя уже года два, наверно, в глаза не видел, о каком долге ты речь ведёшь? Шутишь, что ли? Чёрный юмор?

– От твоего имени Габдельгазиз два месяца назад занял у меня десять тысяч. Сказал, Сайфи сам занесёт. Жду – нет. Пришлось самой прийти.

– Кто занимал, у того и проси, – сказал Сайфи, еле сдерживая гнев.

– Ну так вы же, как Шера с Машерей, везде вместе ходили. Вот его расписка о том, что он занимает для тебя, всё законно. Мне всё равно, кто отдаст. Только где я буду искать твоего другана-афериста. Давай гони десять тысяч, не то проценты начнут расти.

Сайфи рассвирепел.

– Иди отсюда! Злость на блоху на шубе не срывают.

Но гостья и ухом не повела на не слишком вежливое обращение хозяина.

– Эх ты, а ещё слывёшь умным человеком. Слыхал ты когда-нибудь, чтоб кто-то разбогател на репке? Надо было хоть подумать, посоветоваться. Нельзя гоняться за недосягаемым. Ладно, на той неделе зайду, деньги приготовь. Давай до суда не будем доводить.

Не успел Сайфи кое-как выпроводить приставучую женщину, как в дверь снова постучали. На сей раз Сайфи не стал распахивать дверь, а посмотрел в глазок. За дверью стояли трое крутых парней в коротких кожаных куртках. Сайфи схватился за голову и с криком «Топинамбур!» рухнул на диван. Почему-то внезапно до него дошло, что слово «топинамбур» вовсе не татарского происхождения, не от корня «тяпи» – нога, как излагал Габдельгазиз, а от корня «топи», чтобы не высовывался, а там уж своими ногами пойдёт, куда поведут.