– …Спросила что? – Сир Виртас так сильно поперхнулся золотистым арийским, что обрызгал целительский сюртук, кресло и дорогой мирийский ковер.
– Спросила, откуда у нее на пальце появился родовой перстень. Эффект трансгрессии или привязанная телепортация из родового хранилища?
Мастер-наставник Вирт закрыл лицо ладонями и едва слышно простонал ругательство сквозь зубы.
– Я так и подумал, что вы это проходили о-очень давно. Да, и сразу после продемонстрированных вариаций смертей Блау, Акселя, кстати, повесили, а от меня остался один скелет. Не слишком веселое зрелище. Вайю спросила, может ли она заменить платье на сиреневое. Ведь в фисташковом идет одна из ее подружек.
– Значит, она приходит в себя. – Вирт расслабленно откинулся на спинку кресла. – Ты рисковал, считывая образы напрямую. Яд скорпиксов изучен не до конца, ты сам знаешь, и эта связь Блау… Мне стало казаться, что из пещер вернулась не совсем Вайю. Она такая… – Он покрутил в воздухе пальцами. – Ее глаза стали такие…
– Похожая на Рели.
– Да. Но если бы я две луны думал, что остался последним из рода, наверное, поседел бы. – Вирт дернул серебристую прядь. – Столько смертей, пропущенных через себя, не могли не дать обратку, учитывая второй Светлый.
– Чтобы построить дом, нужно срубить дерево. – Старший рода неторопливо крутил пустой бокал, наслаждаясь причудливыми узорами пламени от камина.
– Кастус, Аурелия просто убила бы тебя, потом подняла твой труп и расчленила бы с особой жестокостью, если бы узнала, как ты экспериментируешь с ее дочерью. – Виртас говорил лениво, старый спор, старые аргументы. – И заметь, я бы ее полностью поддержал.
– Аурелия – Хэсау, учитывая их методы воспитания, она поняла бы меня. Что страшного произошло? Ребенок посидел в пещерах пару лун – и мы имеем пробужденную Блау, с родовым даром, пассивным, правда. Но было бы чудом рассчитывать на еще одного активника в поколении. Эмпатия это неплохо.
– Неплохо? Всего лишь неплохо? Сир, вы путаете берега. У вашего верного слуги ни одного пробужденного родового дара. – Мастер Вирт изобразил пародию на глубокий придворный поклон. – Надеешься, что она прозреет в отношении Квинта? Это того стоило? Покореженный энергетический внутренний контур, кошмары… И я вообще удивлен, что Вайю не слетела на первый круг. Нэнс сказала, что она кричит во сне. Кричит, Кастус. И это несмотря на чары спокойствия. Я не целитель душ, ты же знаешь, я наставник, и эти твои эксперименты…
– Дарами, Секстус, все окупается дарами. Вайю видела весь гобелен. Я не вижу дальше десятого колена, а ей показали весь.
– А нужно ли это, Каст? – Вирт заговорил с жаром, глотая слова. – Кому много дано, с того много спрашивают. Иногда слишком много. – Он с горечью покачал головой.
– Ничего. Нельзя. Сделать. Ты сам все знаешь. Эта академия через год… Так хоть какая-то защита. И теперь им придется учитывать и ее слово. Если только Вайю опять не выкинет очередную глупость.
– Обет молчания. Я подтяну в щитовых чарах. Разберемся с даром. – Вирт загибал пальцы. – Мы все равно не сможем утаить свет в мешке. Я, как наставник, могу снова вернуться в академию.
– Ты и столица? Не дразни псак. Пусть тренируется, пусть участвует в этом детском турнире. Пусть падает и поднимается. Сейчас рядом я, ты, Аксель. Есть кому подуть на коленки. В академии никого не будет. Ее сожрут, Вирт, просто сожрут – единственная Светлая в Темном роду породнившихся, слабая, недальновидная. Я ничего не могу там сделать! – Кастус обреченно махнул рукой в сторону Южного перевала. – Они следят за нами, как за крысами. Выращивают, скрещивают, разводят. Квинты слабы, но управляемы, а там…
– Я до сих пор не понимаю, как у Юстиния и Рели родилось такое незапланированное чудо. – Целитель нежно улыбнулся воспоминаниям. – Но я рад, что она Светлая.
– Ей это не поможет. Если… – Каст помолчал. – Если ее действительно замкнуло на Квинте – не удержим.
Сумасшествие. Сумасшествие Блау. Чем старее род, тем более редкими дарами балуют предки своих потомков, разделяя, как жемчужины в ожерелье. Вот этому – покрупнее и поярче, другому несколько мелких бисеринок – дары послабее. В роду Блау одаривали щедро и сразу, полной мерой получали потомки возможность чувствовать и находить темных тварей. Если есть хотя бы одна темная тварь, Блау всегда найдут выход. Но вместе с кровью уже много веков передавалось и проклятие. Тщательно оберегаемое. Тщательно лелеемое. Тщательно скрываемое. Сумасшествие Блау.
В каждой Темной семье, в каждом клане, если он вел род от Грани, можно было найти призраки старых проклятий. Что у Тиров? Что у Фейу? Хэсау? Можно было только догадываться, собирая крохи информации. Тиры никогда не женились по любви, а если случалась ошибка, то все трагические пьесы, сочиненные имперскими менестрелями, основаны на реальных историях клана Тиров. Хэсау были жестоки к детям. Фейу горды и высокомерны. Блау слыли несдержанными, взрывными и эмоциональными. Есть старая имперская шутка про тихого Блау в боевом трансе.
Но Блау действительно становились полностью сумасшедшими. Когда отсутствовал объект их страсти.
– Это может быть просто детское увлечение, влюбленность или любовь, совсем не обязательно, что это клин.
– Услышь тебя Великий! Но раздражительность, повышенная чувствительность, неспособность контролировать эмоции при удалении от объекта… Вспомни Юстиния и его картинки. Вспомни Акселя. Это действительно проклятие, Вирт. Ты не можешь есть, не можешь спать, не можешь думать.
– Но ни одного Блау не замыкало на живых людях. Всегда объектом…
– Ни один из истинных Блау не был Светлым! Ни один! Ты представляешь себе Светлую, коллекционирующую Темные артефакты? Разводящую скорпиксов? Тренирующую умертвий? Я не знаю, чего ждать от Вайю. И никто не знает. – Кастус устало вздохнул. – Я надеюсь, и они не знают. А пока не знают, пока им любопытно, пока есть выгода, у Вайю есть шанс. И если… я говорю если это Квинт, тогда у нас остается единственный вариант.
Ночная прогулка не удалась. Или наоборот, удалась настолько, что я не знала, как этой нежданной удачей распорядиться.
Спина подстывала. Осенние вечера становились все холоднее и холоднее, совсем скоро на северные склоны ляжет снег. Я пряталась в полуразрушенной башне. Старые развалины за опушкой леса никогда не были особенно популярным местом для развлечений, а по ночам и подавно.
В народе ходили байки про призраков псак и Дикую охоту Блау: что в особенно темные ночные часы старые неупокоенные духи выходят на охоту за чистыми душами и с визгом и гиканьем проносятся по поместью и деревне.
Это полная чушь. Дядя не потерпел бы неупокоенных так близко к родовому источнику, да и эманации места были бы совершенно другими.
Светила полная луна. Снизу, из-за разбитых щербатых остатков ступенек, ведущих в старую башню, можно было отчетливо разглядеть фигуры двух влюбленных голубков. Несчастные утки-мандаринки. Или лебеди-неразлучники? Нашли где устраивать свидание под покровом ночи.
Именно они и сорвали мне ночную тренировку.
Уже вторую луну я, дождавшись, пока уйдет Нэнс, выбиралась в лес. Мне нужно было понять, какие навыки у меня остались и чем я могу пользоваться. При наставнике и Ликасе открываться не хотелось, вдруг я ошибусь и пальцы сами выплетут что-нибудь из Темного седьмого-восьмого круга. Слишком сильны рефлексы, вбитые намертво.
Результаты были неутешительными. Тело тренировано слабо, пальцы негибкие, руки дрожат. Даже рунные круги у меня выходили криво и косо, и только со второго раза, а это – первый курс. Но Блау не сдаются, была бы возможность, а все остальное мы подтянем. Программу занятий я себе составила. Дядя со своим наказанием сыграл мне на руку, потому что я не знала, как объяснить свою внезапно вспыхнувшую любовь к учебе и тренировкам. Пока можно все валить на скорпиксов, тонкую психику Светлой леди и активацию дара Блау, но это ненадолго. Наставник далеко не дурак.
Место у меня было очень неудобное. Точнее, очень удобное для обзора и наблюдения, но крайне неудачное, чтобы его покинуть. Я была в ловушке. Бесшумно спуститься из разрушенной башни я не могла, левитация – это, простите, к воздушным элементальщикам, а не ко мне. Мелкие камешки и гранитное крошево ступенек противно хрустели под ногами, поэтому я сидела и не двигалась. Тело начало затекать.
Голубки уходить не собирались.
Внизу под дубом сир Квинт увлеченно целовал мою дражайшую сестричку Айшу, нежно приобняв тонкую талию одной рукой. И надо признать, что выглядит стервец хорошо!
Света луны вполне хватало, чтобы разглядеть тонкий плащ с капюшоном, подбитый мехом северной выдры, который крайне удачно оттенял светлые волосы Квинтов. Высокие сапоги, замшевые брюки и неизменный гладий, пристегнутый к поясу. Мне всегда было интересно, не мешает ли меч целоваться? У меня был разный опыт, но именно так, с гладием между ног… Ведь через тонкое легкое ханьфу можно очень отчетливо ощутить все продолговатые формы предмета.
Мне было холодно. У меня совершенно затекли ноги, а руки без перчаток замерзли, и я уже не чувствовала пальцев.
Если бы я планировала сидеть в засаде, я бы оделась потеплее.
И согревающее не наложить. Квинт с его пятым кругом сразу почувствует возмущение силы в периметре.
Поцелуи перемежались совершенно бесполезными для меня ахами и вздохами. Нежными бормотаниями. Вот уж не думала, что Дарин может быть настолько романтичным. И тупым.
Неужели он серьезно думает, что Айша влюблена в него по уши? Конечно, играет она отлично – глазки в пол, потеребить платочек… Нежнейшее и наитемнейшее создание. Трепетная кобылка перед укротителем. Робкая лань. Инстинкты у Квинта работали на отлично, наверное, этим и поймала – многие сиры свихнуты на идее защищать.
Я была готова поставить свое родовое кольцо, что это не более чем большая игра. И Айша, и ее мамаша, моя драгоценная тетушка, совершенно не случайно затеяли ремонт менора именно этим летом, когда сира Квинта отпустили на каникулы из академии. Как же, соседи! Ну что стоит пососаться так, по-соседски, с богатым и перспективным молодым сиром, а то, что «почти-жених-почти-сестры» – это дело десятое.
По крайней мере, это многое объясняло. Поведение Квинта в прошлом всегда было отвратительным, но не всегда было объяснимым, но если в игру вступила Айша, это меняет все.
Голубки нацеловались.
– Айша, милая, ты все помнишь? – Из рук Квинта в кармашек девичьего плаща перекочевал небольшой мешочек.
– Дарин, любимый, я сделаю все, как ты сказал. – Легкий и робкий вздох. – Но я очень боюсь…
– Не бойся, я с тобой. Если что, ты всегда можешь отправить мне вестник. Главное убедиться, что ваша служанка справится и сможет продолжать незаметно подсыпать этой в еду.
– Не беспокойся, я давно придумала, какое дело у нашей служанки на кухне: мне нужна изысканная еда, в этой провинции все просто отвратительно готовят. – Айша сморщила носик и усмехнулась.
Выходишь из образа, дорогая, выходишь из образа.
– Пообещай мне, что это ненадолго. Я уже не могу смотреть, как она везде говорит о том, что ты будешь ее женихом.
– Обещаю, милая, обещаю… Ты же видишь – ничего ее не берет. И даже стаю скорпиксов пережила. – Дарин высокомерно усмехнулся. – Этот мусор не стоит того, чтобы ты о ней думала, я все улажу, нам нужно успеть… – шептал между поцелуями Квинт.
Пальцы так и чесались чем-нибудь их шарахнуть. Из того особого ассортимента чар с тонким целительским юмором. Например, спонтанное очищение кишечника. А что? Входит в базовую программу чар – очищение перед сложными полостными операциями. Я поморщилась. Эти спонтанные порывы и эмоциональные качели мне совершенно не нравились. Может быть, и правда возраст накладывает такой сильный отпечаток?
Великий, что в мешочке? Если они хотят подставить нашу кухарку, это слишком глупо. Маги – аларийка, а все аларийцы пришли в поместье вместе с мамой. Если они рассчитывают подкупить аларийцев, это идиотизм.
Все остальные слуги поместья приносят кровную клятву роду, и никто в здравом уме не поверит, что у кого-то получилось навредить Блау и остаться в живых. Клятва карает сразу. Значит, это что-то условно опасное, что позволяет обойти запрет.
Хорошо, хотите сыграть? Сыграем. Только немного повысим первоначальные ставки. Все-таки Великий хранит меня!
Возвращалась в поместье я со стороны заднего двора, миновав садик Виртаса с его особо целебными растениями, которые ну никак не могут произрастать нормально в нашем вредном, отравленном темными ядовитыми испарениями климате долины. Скользнула в маленькую калитку в стене и оказалась около конюшни.
Снаружи неярко горел ночной свет. В конюшне было тихо. Конюший спал, лошади фыркали и переступали копытами, шуршало сено. Я погладила по бархатному носу норовистого дядиного райхарца, почесала гривастого крепкого мохнатого иноходца, любимца Акселя, и нырнула в самое дальнее свободное стойло.
Зарылась в свежее сено, согреваясь и наслаждаясь родным запахом, который всегда дарил мне спокойствие. Мои лошадки. Это стойло скоро займет Кис-Кис. Завтра придет вестник, что Хэсау задерживаются на декаду из-за Прорыва Грани, но ситуация окажется гораздо серьезнее, чем они сейчас считают, и мой норовистый подарок приедет только к середине зимы.
Сейчас Кис-Кис еще не знает про меня и наверняка свободно носится наперегонки с ветром на высокогорных пастбищах Хэсау. Моя дикая прелесть, очень надеюсь, ты приснишься мне сегодня.
Старый конюх старательно делал вид, что его сморило. Но в своей конюшне мимо него и мышь не проскочит, шутка ли, проворонь кого, по голове не погладят. Поэтому появлению маленькой мисси он не удивился – слышал ее шаги еще у калитки, да и кони почуяли и взволновались.
Странные, надо сказать, шаги.
Ровные, четкие, экономные. Ни одного лишнего звука, ни одного лишнего движения. Так ходят в Сером переулке, где собираются наемники и всякий сброд. Осторожно, наступая не на всю стопу, все время начеку. Уж он-то такого насмотрелся в свое время, пока не осел у Блау. Его привечали за то, что всегда лошадок любил и чувствовал лучше, чем людей.
А маленькая мисси всегда ходила шумно, сразу заполняя пространство капризами и слезами, если что-то было не по ней. Не была злой, нет. Лошадки это завсегда чувствуют. Но невыносимо громкой.
Да и разве раньше можно было представить, чтобы райхарец подпустил бы ее к себе?
О проекте
О подписке