– Справился. Где там Юрия черти носят? Ладно, пока сниму ошейник. Я, конечно, уверен в своей работе, но лучше перестраховаться.

Лонгиец достал вибронож, и я застонала от ужаса, понимая, что сейчас произойдет непоправимое, а я ничего не могу сделать. Страх, пробравший меня до пяток, передался и Дейго. Он замешкался, с таким же ужасом глядя на оружие в своей ладони, как будто не понимая, как оно у него оказалось. На его лбу выступила испарина.

Еще немного, и, возможно, он отступит. Поймет, что делает что-то не так.

Я не была сильна во внушении, но интенсивность моих чувств сейчас с лихвой это компенсировала.

– Нет, я не поддамся на уловку во второй раз.

Лонгиец схватил меня за ошейник, немного натягивая синтокожу, крепкую, как металл, но гораздо более гибкую и не травмирующую горло.

Я не осмелилась вырываться, когда нож был столь близок к моему горлу, но инстинктивно дернулась, и острый шип, что был встроен во внутреннюю часть ошейника, вошел в шею, впрыскивая в кровь яд. Боль от виброножа я тоже успела почувствовать.

Юрий уже возвращался обратно, когда услышал вопль Дейго. «Возможно, оставлять его с эспером была не самая лучшая идея», – мелькнула мысль в голове гардарика. Представшее перед ним зрелище оправдало его самые худшие опасения. Дейго лежал на полу, рядом с ним валялся окровавленный нож. Его ранило? Нет, крови было больше на девчонке, бьющейся в конвульсиях. Не размышляя о том, что напарнику тоже нужна помощь, он рванул к Эрике, пытаясь понять, насколько сильно она ранена. Но крови было не так много, как если была бы перерезана артерия. Длинный, но неглубокий порез на шее. Так почему же ей так плохо? Девушка, уже совсем бледная, обмякла на его руках, потеряв сознание. А вот Дейго, напротив, перестал скулить и уселся, ошеломленно мотая головой и шепча себе что-то под нос.

– Дейго, твою ж мать! Ты какого хрена ее прирезать решил?

– Я только снял ошейник! А она внезапно начала биться в припадке, и я случайно ее поранил. И наверное, поранился сам. Мне было так больно… точно огонь разливается по моим венам. Мышцы свело судорогой, стало сложно дышать. Я уж подумал, что умираю. А затем резко все прошло.

– И именно тогда, когда девчонка отрубилась. Это была не твоя боль, а ее. Эрике нельзя причинить вред, не отхватив самому. Но что с ней не так? Судя по твоему описанию… На твоем ноже не было яда?

– Нет, конечно нет. Думаю, что это был какой-то сюрприз в ошейнике, а я, дурак, полез его снимать. Подожди, я прихватил аптечку с собой.

Дейго поспешно распахнул халат на груди девушки, чуть стянув сорочку, прислонил к ней переносную аптечку. Так он называл аппарат первой помощи, способный взять анализ крови и, определив проблему, вколоть нужную дозу лекарства. Серьезные повреждения аптечка излечить не могла, но зато отлично помогала там, где нужны были обезболивающие, стимуляторы или антибиотики. Прибор мог синтезировать и противоядия, но лишь от самых примитивных ядов. По мрачнеющему лицу Дейго было видно, что сейчас его дорогостоящее устройство, не раз спасавшее жизни ребятам из их команды, бесполезно.

– Это не обморок, это анафилактический шок. Она отравлена каким-то неизвестным токсином, с которым в полевых условиях просто не справиться. Показатели стремительно падают. Наверное, отказывают органы. Нужна реанимация. Срочно.

– Мы окажемся на «Грифоне» в лучшем случае через полчаса. Можно ли сделать что-то до этого?

– Я не медик, Юрий, – пожал плечами Дейго. – Откуда мне знать?

– Ну так свяжись с бортом и спроси об этом дока! – огрызнулся Цехель, понимая, что с каждой минутой они подвергают себя все большей опасности быть обнаруженными. Да и Эрика едва ли вытянет эти полчаса.

Напарник ушел к окну, погрузившись в весьма эмоциональную беседу с кем-то по коммуникатору, а Юрий остался сидеть рядом с девушкой. Как глупо, подумал он. Столько денег, сил и времени ушло на то, чтобы суметь добраться до эспера и перехватить над ним контроль, и все ради того, чтобы сейчас его потерять. Гардарик коснулся тонкой кисти, подивившись, насколько холодна ее кожа. Если бы не отрывистое дыхание, срывавшееся с губ, можно было бы подумать, что Эрика уже умерла. Видеть ее такой было неожиданно больно.

«Откуда это чувство утраты? Неужели и на меня как-то могли подействовать способности эспера? Нет, это чушь. Просто неприятно видеть, как кто-то столь слабый и уязвимый, как она, страдает. Проклятье, я чувствую себя виноватым».

Дейго отодвинул Юрия плечом и, склонившись над девушкой, начал колдовать со своей аптечкой.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал он, убирая аппарат обратно в рюкзак, – это должно замедлить распространение токсина в крови.

– Что ты сделал?– встревоженно вглядываясь в лицо Эрики, спросил гардарик. – Она не пришла в себя.

– И уже не придет… по крайней мере до попадания на «Грифон». Док сказал, что ее нужно ввести в искусственную кому. И еще, Карим вышел на связь. Сказал, что, если мы не притащим свои задницы на катер в течение пяти минут, он улетает без нас. Кажется, кто-то в поместье все-таки сумел вызвать подмогу.

Юрий сосредоточенно кивнул и подхватил девушку на руки, вызвав тем самым удивление на лице напарника, не сомневавшегося, что именно ему придется тащить цель их операции на себе.

– Хорошо, пошли, – приказал гардарик замешкавшемуся лонгийцу. – Обратный путь я уже зачистил, так что неприятностей быть не должно. Но все же тебе придется меня прикрыть.

– Я бы предпочел, чтобы это ты меня прикрывал, – проворчал Дейго, вынимая из кобуры парализатор и ставя на максимальную мощность. – Но босс тут ты.

Не с первой попытки, но удалось открыть глаза. Над головой приглушенно мерцали лампы, заливая комнату мертвенно-бледным светом и создавая неуютную атмосферу. Разве не должно быть в лазарете чуть более комфортно? Повесили бы на стенах милые картинки, а у больничной койки поставили вазу с цветами и корзину фруктов. Но нет, единственное, что стояло рядом, это капельница, от которой ко мне шли несколько трубок. И ряды пустых коек. Кажется, мне посчастливилось быть единственной пациенткой.

А еще было очень холодно. Особенно мерзли ноги. Скосив глаза вниз, я убедилась, что пятки действительно торчат из-под тонкого больничного покрывала. Но шевельнуться, чтобы его поправить, так и не удалось – колени и запястья мягко, но крепко обхватывали пластиковые крепления. Значит, меня обездвижили. Из опасения, что могу себе повредить, или боялись, что попробую сбежать? Глупо. Куда я сбегу с космического корабля?

То, что мы в космосе, было несомненным. Я не то чтобы великая путешественница, Нибель редко куда меня брал, но ощущение одиночества и пустоты, неприятное и невыносимое, было вполне знакомо. Среди звезд, вдали от полных жизни планет, всегда одиноко, а слабое эхо присутствия других людей на корабле лишь усиливало тоску.

Впрочем, было совсем не так плохо, как я ожидала, да и мысли казались какими-то вялыми и притупленными – видимо, от лекарств.

Дверная панель мягко ушла в стену, и в лазарете появился мужчина в белом халате. Молодой, чуть старше меня, с шапкой густых темных волос и короткой бородкой, которая могла бы придать ему немного солидности, если бы не выражение детского любопытства на лице. Но страха или недоверия не было, хоть этот незнакомец и знал, кто я такая. Наверняка это лекарства как-то повлияли на мои способности эспера, потому что на несколько мгновений я увидела себя глазами вошедшего. Истощенная болезнью, но все же на удивление красивая и трогательная девушка с огромными темными глазами на бледном лице. Дикий зверек, пойманный в силки и ждущий, когда за ним придет охотник. Гентеро.

— Кто такой гентеро?

Я не хотела демонстрировать дар, но слабость снизила контроль. Однако этот человек не обиделся на то, что я залезла ему в голову. Он поправил одеяло, прикрыв ноги, а затем уселся рядом, с интересом меня изучая.

– Гентеро – это животное с Лонги, сейчас, к сожалению, находящееся на грани вымирания. И все из-за слишком красивой шкурки. Значит, вы легко читаете чужие мысли?

– Простите, – смутилась. – Я не собиралась. Просто вы очень громко думаете. И к тому же ясно. Редко удается так четко схватить чужие мысли и образы.

Мужчина рассмеялся.

– Тогда мне стоит быть осторожнее рядом с тобой. А то будет неловко, если такая милая девушка узнает все те глупости, что творятся у меня на уме.

– Меня сложно удивить. Но не беспокойтесь, как только я немного приду в себя, мне удастся экранироваться.

– Беспокоишься обо мне? – немного удивился собеседник.

– Скорее, о себе. Не так уж приятно быть в курсе того, что обо мне думают другие.

– Охотно верю, – сочувственно покивал лонгиец. Его национальность было легко определить по мягкости и певучести речи. Как у Карима или Дейго. А вот Юрий говорил жестче и более экспрессивно, чем они. Интересно, какой язык был ему родным?

– Хочу пить, – жалобно произнесла я. Горло пекло, отчего собственный голос неприятно царапал ухо.

Протянув пластиковый стакан с трубочкой, парень позволил мне смочить губы.

– Есть тебе пока рано, – мягко сказал он. – Меня зовут Сафар Дали, но все на корабле кличат меня просто доком. Ты сильно нас перепугала, Эрика, а меня больше всех. Когда тебя принесли на «Грифон», думал, что ты уже не выкарабкаешься. Удивительно, что мой план с комой сработал. Скажи, почему ты не предупредила тех, кто снимал с тебя ошейник, что он начинен ядом? Хотела умереть?

Теперь лонгиец злился на меня, и я против воли почувствовала себя виноватой.

– Мне закрыли рот, – растерянно ответила, – а так бы я их предупредила. Честно-честно.

То, что в мой ошейник встроена ловушка, срабатывающая при попытке его снять или при удалении от поместья, я знала. Хозяин скорее обрек бы меня на мучительную смерть от яда, чем позволил попасть в чужие руки с его тайнами, и он не делал из этого секрета.

– Ты что, умеешь подчинять голосом?

Я помотала головой.

– Видимо, решили перестраховаться. – Сафар недоуменно почесал кончик длинного кривого носа. – Послушай, я могу тебя развязать, если ты обещаешь вести себя хорошо. Договорились?

Заверив, что буду паинькой, я наконец получила ограниченную свободу. Док сказал, что ходить я смогу только через несколько дней – яд не самым благотворным образом повлиял на мышцы.

– Того, кто выбрал именно этот токсин, следовало бы самого им накачать, – сердито проворчал он, помогая мне усесться. Сидела я тоже с большим трудом. И чего они меня тогда вообще привязывали… – Если бы не хорошее оборудование на «Грифоне», ты могла остаться инвалидом на всю жизнь. Или превратиться в пускающую слюну идиотку. Кстати, у тебя нет провалов в памяти?

– Нет. Но мои эмпатические способности чрезвычайно обострились после пробуждения. Не всегда понимаю, где мои мысли и чувства, а где ваши, – призналась я. Видимо, моя симпатия к этому лонгийцу тоже была последствием этой жуткой путаницы чувств. А может, он действительно был неплохим человеком. Среди врачей вообще редко попадаются по-настоящему плохие люди.

– Да? – искренне изумился Дали. – Хм, необычные последствия. Скажи, как на тебя действуют седативные препараты?

– Эльбиазол и теорофон, – отрапортовала я. – Две ампулы первого или одна – второго. Притупляет эмпатический дар и позволяет снизить гиперсензитивность.

Интересно, сколь часто ее кормили таблетками? Судя по всему, нередко находилась в роли пациентки.

– Не так уж часто, – ответила на мысль доктора. – Но побочные эффекты от моих способностей порой нуждаются в медикаментозной коррекции.

– Да, мне приходилось читать об этом, – тихо заметил Дали. – Эпилепсия, депрессии, головные боли и галлюцинации. Все это встречается почти у всех эсперов. Нам не удалось добыть твою медицинскую карту. Скажи, есть ли у тебя какие-то расстройства или… другие особенности?

Он был честен со мной и в словах, и в мыслях, и мне захотелось быть с ним столь же искренней.

– Ничего серьезного. Нет даже отставания в развитии интеллекта. И спасибо, что не спросили это вслух. Я ценю вашу тактичность. Но мой мозг действительно работает не так, как ваш. Я плохо усваиваю информацию определенного рода, поэтому некоторые важные навыки так и не выработались, что затрудняет мою нормальную адаптацию в современном обществе.

– Что ты имеешь в виду? – заинтересованно спросил док, снизив голос до шепота. И я почему-то тоже зашептала:

– Оста, одна из служанок в доме моего господина, называла это технологическим идиотизмом. Я плохо дружу с техникой. Собственно, самое сложное, что я смогла освоить, это игровая приставка. Знаете, экран, две кнопки и рычажок.

– О-о-о, а как ты читаешь книги? Ты ведь умеешь читать?

Сафаром Дали двигал научный интерес; едва ли он понимал, что этот вопрос мог показаться обидным.

– На бумажном носителе. Хозяин специально пополнял для меня библиотеку, чтобы я не заскучала, – гордо ответила я.

– Ну да, ты ведь не можешь выходить в сеть, – сочувственно закивал головой док, – не можешь нормально общаться.

В современной цивилизации не владеть минимальной технической грамотностью означало быть полностью неприспособленным и оторванным от нормального мира. Но жалость Дали была излишней – все эти машины, которые должны упрощать жизнь человека, наоборот, усложняли ее. Да и зачем нужны все эти гаджеты, если мне предоставляли все необходимое для жизни? Не нужно было даже уметь водить – меня просто никогда бы не пустили за руль. И не позволили бы залезть в интерсеть – я не должна была знать об окружающей меня действительности больше, чем это нужно для нормальной работы на хозяина.

Несмотря на то, что разговор был интересен, а искреннее любопытство Сафара немного отвлекало от чувства тоски и одиночества, мое состояние не позволяло предаваться долгим беседам. Поэтому я позволила вколоть мне дозу успокоительного и погрузилась в сон, в котором не было места для сновидений.

Три дня он практически не отходил от моей постели, спал на соседней койке. Его внимание и забота оказались не излишними – на вторую ночь меня сильно скрутило судорогой, и доку пришлось до утра дежурить рядом со мной. Очевидно, отзвук моей боли его сильно впечатлил, потому что почти все это время он держал меня за руку, успокаивающе шепча в ухо милые глупости, как будто я была маленьким ребенком. И все же его присутствие помогало мне лучше всяких лекарств.

– У вас что, такой маленький корабль? – спросила, немного придя в себя. – Разве вас не должны иногда сменять на посту? И других пациентов в лазарете я за это время не видела.

– Ты слишком ценная пациентка, чтобы к тебе подпускать кого-то. Да и… – Сафар хмыкнул, но все-таки договорил: – Цехель приказал не распространяться о твоих способностях. А ты сейчас в таком состоянии, что едва ли способна их скрыть. Не стоит лишний раз народ пугать… Знаешь, есть такие, кто верит, что эсперы могут убивать людей одним взглядом.

Я фыркнула. Прислуга в поместье относилась ко мне отчужденно, но вполне сносно. Некоторым – Осте, например – я даже нравилась. Но для этого понадобился не один год: первое время я находилась в постоянной изоляции, так как люди опасались просто приближаться ко мне. Неужели меня снова ждет это – недоверие, страх, ненависть?

Но Сафар меня не боялся. И Юрий, хоть он за три дня так ни разу не зашел в лазарет. Правда, сказать однозначно, что у него на душе, я не могла, поэтому немного остерегалась его внимания. Так что нужно было радоваться, что он забыл обо мне. Вот только этот человек был единственным, кто мог сказать мне что-то о моей судьбе.

Сафар мало что рассказал мне о цели похищения. И потому, что ему запретили обсуждать это со мной, и потому, что он мало что об этом знал. Собственно, полной информацией владел единственный человек, чьи мысли и чувства были мне недоступны, – Юрий Цехель.

Из мыслей Сафара и обрывков его фраз я знала, что вся команда корабля «Грифон» думала, что в сектор Трейд они прилетели с целью уладить проблемы с Ньюландом, и внезапное изменение плана было для них полной неожиданностью. Тот, кто должен был стать их союзником, стал врагом, из-под носа которого они и увели ценную собственность. Несмотря на то что прошел уже не один день, мне все казалось, что вот-вот на наш след нападет Нибель и заберет меня обратно. Или уничтожит, поняв, сколь ненадежным вложением его средств я являюсь. Но время шло, а мой хозяин все не приходил за мной.

На четвертый день с помощью Сафара я попробовала вставать с кровати, на пятый самостоятельно дошла до туалета. Тело постепенно восстанавливалось, и странные игры восприятия, в которых я теряла себя, растворяясь в чувствах и мыслях доктора, постепенно меня оставляли. Однако не без последствий. Я слишком хорошо узнала Сафара, его мечты, сны и желания, чтобы оставаться к нему равнодушной. Этот человек с раскосыми светлыми глазами и уже начавшими седеть темными кудрями стал для меня неожиданно важен. До этого я была как лист, который носило ветром; теперь же обрела опору.

С трудом достигнутое – во многом благодаря Дали – равновесие было нарушено, когда в моей жизни вновь появился Юрий.

Проснулась я от чувства тревоги. Не тревоги дока, а своей собственной. Ее источник стал понятен, когда я увидела нахально разглядывающего меня Цехеля. Мой взгляд тут же рванул к соседней койке, где в последние дни спал Сафар, не желая оставлять меня одну.

– Я предложил доку прогуляться. Он долго сидел с тобой взаперти, что не очень-то ему полезно, – странно усмехнувшись, сказал Юрий, заметив, как встревоженно я выискиваю взглядом Сафара.

– Посреди ночи? – нахмурилась я.

– Мы на корабле, Эрика. Здесь разделение дня и ночи условно. К тому же мы уже три дня как перешли на время Лонги, так что сейчас вполне себе утро. Тебе тоже пора привыкать к новому графику.

– Что вам нужно, тай Цехель?

– Разве я не могу просто повидать интересного мне человека? – Юрий хитро сощурил лисьи глаза. – Я впервые услышал твой голос, Эрика. Он завораживает не меньше, чем твои глаза. Мне бы хотелось слышать его чаще. В тот раз я так и не успел задать интересующие меня вопросы. Тебя, наверное, тоже что-то беспокоит.

Да. То, что я не знаю, что у тебя на уме.

Я уселась, зябко кутаясь в одеяло, хотя температура жилого отсека была комфортной. В сон уже не клонило. Присутствие Цехеля бодрило сильнее, чем кофе.

– Да. Я хочу знать, чем закончилась ваша сделка, касающаяся Ньюланда.

– Вот как? А мне казалось, что ты абсолютно равнодушна к торговым сделкам своего господина. Ты на встречах сидела с таким отрешенным лицом… Карим решил, что ты ничего не понимаешь в разговоре. Просто этакий биологический детектор лжи.

– Это не так, – коротко ответила я.

– Возможно. Но… Почему-то мне кажется, тебя интересуют не несчастные ньюландцы и их ресурсы, а судьба твоего хозяина. Что ж, не буду томить. Он мертв.

Внутри меня словно оборвалась струна. Мертв. Почему я даже представить не могла такой финал?

– Вы убили его? Зачем?

– Во-первых, не мы. Официально он разбился из-за неисправности техники на его корабле. Я не собирался этого говорить, но у тебя сейчас такая занимательная мордашка, что мне хочется быть с тобой честным. Это его племянник. Решил подсидеть дядюшку Нибеля и избавился от него.

– Но зачем? Ему бы и так все рано или поздно досталось!

Ней Вассель был тем еще типом, но я никогда не видела в нем угрозу Нибелю.