А я ни разу не спрашивала. И наверное, никогда не захочу этого знать.

Не беспокойся, я не стану портить тебе удовольствие, сказал мне тогда Андерсон. Пусть он сам расскажет тебе все подробности.

И сегодня утром я услышала эту же фразу от Касла.

– Нет, мисс Феррарс, – отказался Касл, пряча взгляд. – Нет-нет, у меня нет права вам это сообщать. Мистер Уорнер должен сам рассказать о своей жизни.

– Не понимаю, – расстроенно сказала я. – Почему такая срочность? Отчего вас вдруг озаботило его прошлое? Какая здесь связь с положительным ответом из Океании?

– Уорнер близко знаком с лидерами Оздоровления, – ответил Касл. – Для этой политической элиты он почти член семьи. И ему многое нужно вам объяснить. Ответ Океании крайне необычен, мисс Феррарс, по одной простой причине: пока это единственный полученный вами ответ. Я не сомневаюсь, что этот шаг не только согласован с лидерами других держав, но и совершен с определенными намерениями. И вот эти намерения я пока разгадать не могу.

Меня бросило в жар. Челюсти сжались от плеснувшегося гнева.

– Вы же сами мне сказали обратиться к лидерам других континентов! Это была ваша идея! А теперь вы в ужасе, потому что кто-то нам ответил?! Что вы…

И тут я вдруг сразу все поняла.

Мои слова прозвучали тихо и ошеломленно:

– Боже мой, вы вообще не думали, что мне кто-нибудь ответит?

Касл с усилием сглотнул и ничего не сказал.

– Вы не верили, что кто-нибудь ответит? – повторила я.

Голос взлетел и зазвенел, как струна.

– Мисс Феррарс, вы должны понять…

– Что за игры вы со мной затеяли, Касл? – Кулаки сжались сами собой. – Что вы творите?

– Я не играю в игры, – заторопился он, бурно жестикулируя. – Я лишь хотел попробовать в порядке эксперимента…

В глазах у меня вдруг стало горячо. Ярость подступила к горлу, вибрацией прошлась по позвоночнику. Мне потребовалось немало усилий, чтобы сдержаться.

– Я уже давно не чей-то эксперимент, – раздельно сказала я. – И я хочу знать, что за чертовщина происходит!

– Вы должны поговорить с мистером Уорнером, – вздохнул Касл. – Он все объяснит. Вам предстоит многое узнать о реальном мире и об Оздоровлении. Время крайне дорого. – Касл посмотрел мне в глаза. – Вы должны быть готовы к тому, что надвигается. Вы должны узнать больше, и немедленно, прежде чем ситуация усугубится…

Я отвела взгляд. Руки дрожали от неизрасходованной энергии. Очень хотелось и даже остро требовалось что-нибудь разбить, что угодно, но я сказала:

– Это чушь, Касл. Полная чушь.

Он вдруг показался мне самым печальным человеком на свете, когда ответил:

– Я знаю.

* * *

После этого разговора я хожу с сильнейшей головной болью.

И мне отнюдь не стало лучше, когда Кенджи потыкал меня в плечо, заставив очнуться, и сказал:

– Я уже это говорил и снова повторю: у вас очень странные отношения.

– Ничего подобного, – огрызаюсь я.

– Странные, – отрезает Кенджи и отступает, оставляя меня стоять одну на пустой улице.

На ходу он приподнимает воображаемую шляпу. Я швыряю в него тенниской. И, естественно, промахиваюсь: Кенджи ловит мою тапочку и ждет в десяти шагах, пока я к нему доковыляю. Не нужно оборачиваться, чтобы представить усмешки на лицах солдат, следующих за нами на некотором расстоянии. Не сомневаюсь – мое назначение на пост главнокомандующего все считают нелепой шуткой. Да и почему бы им так не считать?

Прошло две недели, а я все как потерянная.

Полупарализованная.

Я не горжусь своим неумением собраться, не горжусь тем, что на поверку я оказалась не настолько умной и проницательной, чтобы править миром. Я не горжусь, что в минуты слабости, глядя на свой план работы на день, я с невольным восхищением представляю, насколько же организованным был покойный Андерсон. Каким образованным, каким на редкость одаренным…

Я не горжусь, что я об этом думаю или что в тихие утренние часы лежу без сна рядом с сыном Андерсона, измученная переживаниями, и почти мечтаю, чтобы Андерсон воскрес и снова взвалил на себя бремя, которое я украла с его плеч.

И все время одна мысль, одна неотступная мысль не дает мне покоя.

Может быть, я совершила ошибку…

– Алло, алло! Земля вызывает принцессу!

Я растерянно поднимаю взгляд. Что-то меня сегодня то и дело уносит в задумчивость.

– Ты что-то сказал?

Кенджи качает головой и подает мне мою тенниску. Пока я надеваю ее, Кенджи говорит:

– Ты вытащила меня на прогулку в такой мерзкий холод, чтобы игнорировать?

Я приподнимаю бровь. Он выжидательно поднимает обе свои.

– Колись, в чем дело, Джей! Это, – он показывает на мое лицо, – не может быть от странностей Касла с утра пораньше. – Он наклоняет голову набок, и я вижу искреннее беспокойство в его глазах: – Что случилось?

Я выдыхаю, и от этого тело словно съеживается.

Вы должны поговорить с мистером Уорнером. Он все объяснит.

Но Уорнер отнюдь не славится общительностью. Он не умеет поддержать светскую беседу, не любит говорить о себе, не привык откровенничать. Я знаю, он меня любит – я чувствую это при каждой нашей встрече, он глубоко неравнодушен ко мне, – но все равно Уорнер открывается очень скупо. Он как запертый сейф, к которому я лишь изредка получаю доступ, и я часто гадаю, сколько же мне еще предстоит о нем узнать. Порой это меня пугает.

– Не знаю, – говорю я наконец. – Я здорово устала, и мысли одолели…

– Трудная ночка?

Я поднимаю взгляд на Кенджи, заслоняясь ладонью от негреющего солнца.

– Знаешь, я уже забыла, что такое нормальный сон, – признаюсь я. – Я встаю в четыре утра, но до сих пор не одолела почту даже за прошлую неделю. Это же ненормально?

Кенджи косится на меня с нескрываемым удивлением.

– Необходимо ежедневно визировать массу всякой всячины, причем даже не какие-то серьезные вопросы, а ерунду вроде… – я достаю из кармана скомканный лист и трясу им, тыча куда-то в небо, – «четыреста восемнадцатый сектор хочет прибавить ко времени обеда своих солдат еще три минуты», и без моего одобрения они не могут это сделать. Три минуты! Да кому есть дело до трех минут?

Кенджи, пряча улыбку, сует руки в карманы.

– И так каждый день, с утра до вечера, и все равно я ничего не успеваю! Я-то думала – займусь важными делами, объединю сектора, добьюсь заключения мира, а вместо этого целыми днями прячусь от Делалье, который вырастает передо мной как из-под земли, потому что ему каждые пять минут нужна моя подпись. И это еще только переписка!

Разогнавшись, я признаюсь во всем том, чего никогда не скажу Уорнеру, боясь его разочаровать. Мне становится легче, но в душе шевельнулось опасение: а вдруг я не должна в этом признаваться даже Кенджи?

Я замолчала, ожидая реакции. Кенджи слушает, не глядя на меня. Голова чуть наклонена в сторону, губы вот-вот дрогнут в улыбке. Спустя пару секунд он уточняет:

– Это все?

Отрицательно мотаю головой, испытывая облегчение и благодарность от того, что можно продолжать жаловаться.

– Приходится постоянно делать записи в журнале. Я пишу отчеты, читаю отчеты, подаю отчеты. В Северной Америке еще пятьсот пятьдесят четыре сектора, Кенджи, пятьсот пятьдесят четыре! – Смотрю на него в упор. – Каждый день я должна читать по пятьсот пятьдесят четыре отчета!

Кенджи невозмутимо смотрит на меня.

– Пятьсот! Пятьдесят! Четыре!

Он складывает руки на груди.

– Десятистраничных отчета!

– Угу.

– Хочешь секрет? – спрашиваю я.

– Валяй.

– Это адская работа!

Кенджи хохочет, однако ничего не говорит.

– Ну, что думаешь? – не выдерживаю я.

Он ерошит мне волосы и говорит:

– Ох, Джей…

Я убираю голову из-под его ладони.

– И это все? Только охать можешь?

Кенджи пожимает плечами.

– Ну? – настаиваю я.

– Я и сам не знаю, – с легкой ухмылкой говорит он. – Ты думала, будет легко, что ли?

– Нет, – тихо отвечаю я. – Я только думала, что будет интереснее.

– В каком смысле?

– Ну, круче.

– Типа уничтожить целую шайку плохих парней? По-твоему, можно отличными бойцовскими навыками проложить себе путь в политику? Или достаточно убить Андерсона – и бац, мир во всем мире?

Не могу лгать Кенджи в лицо, поэтому лгу сквозь зубы, уставившись в бетон:

– Ничего подобного.

Кенджи вздыхает.

– Вот почему Касла одолевали дурные предчувствия. В «Омеге пойнт» все всегда делалось медленно и постепенно: мы выжидали подходящего момента, знали нашу силу и наши слабости. У нас уже много чего хорошего было, но Касл твердил – нельзя свергать главнокомандующего, пока мы не будем готовы встать во главе континента. Вот почему я не убил Андерсона, когда у меня была возможность, хотя он уже был полутрупом и оказался в двух шагах от меня… – Пауза. – Момент был неподходящий.

– Значит, ты считаешь, я совершила ошибку?

Кенджи отводит взгляд, но тут же снова смотрит на меня и невесело улыбается:

– Я считаю, что ты классная.

– Но думаешь, что я совершила ошибку?

Он картинно пожимает плечами.

– Я этого не говорю, просто тебе нужно подучиться. Психушка не подготовила тебя к такой работенке.

Я прищуриваюсь. Кенджи смеется.

– Слушай, ты отлично ладишь с людьми, ты умеешь говорить, но на этом посту всегда будет море бумажек – и тонны дерьма. Много притворства, подхалимства. Ну, вот чем мы сейчас заняты? Стараемся не допустить войны, верно? Хотим взять власть, не спровоцировав полной анархии? Пытаемся не ввязаться в войну вот прямо сейчас, согласна?

Я не сразу отвечаю, и он легонько толкает меня в плечо.

– Ты согласна? – повторяет он. – Разве не это наша цель – всеми силами удерживать мир, попробовать дипломатические подходы, прежде чем все взорвется к чертям?

– Да-да, – поспешно соглашаюсь я. – Конечно, предотвратить войну, избегать случайных жертв, играть по правилам…

– Ну, вот и ладно, – Кенджи снова отворачивается. – Нужно держаться, Джей. Если ты начнешь распускаться, Оздоровление тебя живьем сожрет. Этого они и хотят – наверное, даже ждут, когда ты начнешь сама себя грызть. Не дай им этого увидеть, не показывай слабины.

Я внимательно смотрю на него, вдруг очень испугавшись. Он обнимает меня за плечи.

– Нельзя психовать из-за ерунды вроде отчетов. На тебя сейчас смотрят и ждут, что будет. Мы либо начнем войну с другими секторами – да со всем миром! – либо хладнокровно вступим в переговоры. Ты должна быть непрошибаемой. Спокойной, как камень.

Я не знаю, что ему ответить. Кенджи прав. Происходящее настолько превосходит мое понимание, что я даже не знаю, с чего начинать. Я школу не закончила, а тут от меня требуют показывать знание международных отношений на уровне взрослого образованного человека!

Уорнера специально готовили к этой роли. Все, что он делает, чем живет и дышит…

Из него растили будущего лидера.

А я?!

Во что я ввязалась, черт побери?

Кем я себя возомнила, чтобы управлять континентом? Как я позволила себе поверить, что врожденная сверхъестественная способность убивать простым прикосновением автоматически даст мне исчерпывающее понимание политической науки?

Я с силой сжимаю кулаки, и —

боль, новая боль,

когда ногти впиваются глубоко в ладонь.

Интересно, как я представляла себе управление миром? Неужели я действительно полагала это простым делом? Надеялась, что смогу контролировать изменения общественного строя из спальни моего бойфренда?

Я только начинаю осознавать масштабы этой тончайшей паутины из людей, постов и власти. Я сказала, что готова к такой задаче – я, семнадцатилетнее ничтожество с микроскопическим жизненным опытом! И теперь, в одночасье, обязана соответствовать, хотя понятия не имею, что делаю.

А если я не удержу в своих руках тысячи этих ниточек-отношений? Если я не стану притворяться, покажу, что у меня лишь отдаленное представление о том, как править континентом? Остальной мир уничтожит меня в мгновение ока.

Иногда мне уже не верится, что я выберусь живой из этой заварухи.