В частных клиниках по всему Нью-Дели делают операции по пересадке глаза, печени, почки, сердца и легкого – эти клиники даже называют «рынком человеческих органов». На операцию в индийские клиники ложится все больше и больше иностранцев – их привлекают низкие цены и отсутствие очереди на подходящий орган. Они приезжают больными и изнуренными, а когда уезжают, то в прямом смысле слова увозят с собой частичку Индии.

Дама щелкнула замком сумочки, доставая серебристый тюбик сочно-алой помады Chanel, и отточенным движением накрасила губы. Мне при этом почему-то вспомнилась одна, якобы, правдивая история – скорее всего, конечно, байка.

Одна жительница Чикаго как-то приехала в Карачи – это в соседнем Пакистане. Дел у нее в городе особых не было, а после злоупотребления блюдами местной кухни она сочла себя располневшей и решила сесть на диету. И вот гуляет она по многолюдным улицам Карачи и видит вывеску, рекламирующую услуги местного пластического хирурга.

Ей еще больше захотелось избавиться от нескольких килограммов, так что она зашла в здание и обратилась к хирургу: сможет ли он убрать ей излишки жира – сделать липосакцию? Врач сначала немного замялся, но потом пожал плечами, развел руками и сказал: «Почему бы и нет?»

Они условились об оплате – цена была довольно скромной, – и условились об операции прямо на следующий день.

Хирург сказал, что для такого рода операции необходима общая анестезия, и принялся за работу. Прошло несколько часов, пациентка начала приходить в себя после наркоза. К пальцам постепенно возвращалась чувствительность. Дама тут же принялась ощупывать свои обновленные постройневшие бедра. Удалось ли хирургу придать им именно ту форму, которую она хотела? И тут ее охватило беспокойство.

Ведь даже самый опытный хирург, – думала она, – после операции наложил бы пациенту на бедра повязку. Женщина попыталась было шепотом высказать свое беспокойство медсестре. И к своему невыразимому ужасу поняла, что случилось: у нее больше не было губ.

Хотя врачу трудно было понять, зачем женщина с такими красивыми губами хочет удалить их хирургическим путем – сделать лип⁴-о-сакцию, – он все же согласился провести операцию, стремясь угодить иностранной пациентке. Он, видимо, решил, что в Америке удаление губ – это последний писк моды. Пациентка чуть ума не лишилась. Она жаловалась, что без губ у нее десны сохнут, а в рот постоянно залетают насекомые. Так она и вернулась домой в Чикаго – лишенная даже жалкого подобия улыбки и терзаемая сильнейшей болью.

Я не стал рассказывать об этом русской даме, а просто пожелал ей удачи с подержанной индийской печенью и побрел обратно по Чандни-Чоук к отелю «Блисс».

* * * *

На следующий день, с утра пораньше – на базаре Кинари еще даже не началась торговля – я собрал вещи и выбрался из отеля. Уличные жители мылись у водонапорной колонки. Сильно пахло мылом и маслом для волос.

В переулке за ларьком, где продавали ЧТО?, к дневному представлению готовился морщинистый старик. Тощий и хромой, с катарактами на обоих глазах –он уже много лет ничего не видел – старик вытягивал перед собой руки. Пальцы у него были все скрюченные от артрита, а кожа на них потрескалась. Он приподнял крышку с каменного кувшина и извлек оттуда извивающийся клубок детенышей гадюк. Крошечные змейки свивались в кольца, всячески показывая свое неудовольствие. Укротитель выпил три кружки воды, и, запрокинув голову, стал широко раскрытым ртом глотать змей: одну за другой, будто зеленые полоски лакрицы.

Потерев незрячие глаза, старик почесал нос и закашлялся. Изо рта у него при этом извергся клубок из пяти извивающихся змей, переплетенных, будто корни мангрового дерева.

Змейки вернулись к себе кувшин. Старик открыл вторую емкость – побольше – и извлек оттуда трех гремучих змей повзрослее. Прислонившись к низкой стене, слепой укротитель принялся жонглировать рептилиями. Полуметровые змеи беззвучно кружились в воздухе. Когда под воздействием силы притяжения они вот-вот должны были упасть на землю, старый укротитель хватал их за голову и вновь подбрасывал.

Никто вокруг не обращал на представление никакого внимания – каждый продолжал заниматься своим делом. Слепой Амджад, жонглировавший змеями на извилистых улочках Старого Дели, редко от кого удостаивался второго взгляда.

Завершив разминку, старик пробормотал, что научиться жонглировать змеями не так-то просто. Не один десяток лет уходит на тренировки. Новичков именно это и отпугивает – многие бросают занятия уже через несколько недель. Те же, у кого, как у Амджада, хватает терпения пройти обучение до конца, с неодобрением смотрят на жонглеров, которые отсасывают у змей яд. Так они постепенно привыкают с беспечностью относиться к змеям, – а это при их занятии недопустимо. Амджад в раздумье сплел пальцы. «Искусство жонглирования змеями, – мрачно признал он, – умирает».

Я двигался от базара Кинари к Красному форту, ремни двух чемоданов больно врезались в плечи. Ближе к полудню я сел в автобус на Газиабад – первый пересадочный пункт на пути к Хафизу Джану.

Автобус ехал на восток, и вскоре мы пересекли границу штата Уттар-Прадеш. У меня было время подумать о Хафизе Джане, вспомнить черное руно его бороды, орлиный нос и огромные ручищи. Пуштун произвел на меня неизгладимое впечатление. Я даже не мог сказать, что поразило меня больше: его внешность, его одежда или его манеры. Прошло уже почти двадцать лет, и нам с ним снова предстояла встреча.

Когда дальние пригороды Дели остались позади, поток авторикш сошел на нет. Им на смену пришел встречный поток ярко-оранжевых грузовиков марки «Ashok Leyland». Эти машины бесперебойно обеспечивают приток товаров в столицу, везя сахарный тростник и хлопчатобумажную ткань, арбузы и живых кур.

Моим попутчиком оказался молодой человек с приглаженными волосами, заостренными, как у гончей, чертами лица и широко распахнутыми от любопытства желто-карими глазами. Ботинки у него были до блеска начищены, на брюках – безупречно отутюженные стрелки.

Мы разговорились. Звали его Марути – так звучит одно из имен Ганеши, индуистского бога с головой слона. Марути недавно получил диплом махута – погонщика слонов – и теперь ехал в Газиабад на собеседование. Ему предлагали должность помощника погонщика в службе «такси» в Нью-Дели. Городские богачи нанимали слонов для свадебных церемоний и прочих торжественных случаев, при этом слона, по желанию заказчика, могут раскрасить или обвешать религиозной символикой.

Марути без умолку рассказывал о своей учебе в лесу около Печчи, что неподалеку от Малабарского берега в штате Керала. На коленях у него лежал большой плотный конверт, а в нем – диплом.

– Там, в Керале, – с воодушевлением рассказывал Марути, – слонов очень любят. Махут из Печчи будет ухаживать за слоном тщательнее, чем за собственным первенцем. Понимаете, для махута слон – это одновременно и отец, и брат, и сын, и лучший друг. Если слона любить и уважать, он ответит еще большей любовью и уважением.

Марути выглянул в окно, но взгляд его привлекла вовсе не пробка, в которой застрял наш автобус, и не продавцы гуавы, что стояли вдоль дороги. Он видел лишь слонов.

– Когда погонщик сидит на слоне, он управляет ногами, – продолжил юноша. – Махут из Печчи никогда не будет отдавать слону приказы. Вам же не придет в голову приказывать своему лучшему другу? Не-ет… – со значением протянул он, – махут вежливо попросит слона идти вперед.

Поздней весной, когда с Малабарского берега дуют прохладные западные ветры, в городе Триссур, что в центральной части штата Керала, проходит праздник Пурам. В центральном парке города возле храма Вадаккуннатха – маидане – собирается многотысячная толпа. Из леса Печчи к величественному храму следует процессия из тридцати огромных слонов. Богато украшенные животные везут на спинах огромные статуи индуистских богов, а правят ими ученики школы махутов.

Все происходит ночью. Пышная процессия приближается к храму. Из рупоров доносится музыка, дети играют в свете луны, а темное небо расцвечено фейерверками.

– Пурам – это наш звездный час, – мечтательно сказал Марути. – Слоны тоже любят пышные торжества. Они идут к храму медленной торжественной походкой, и душа у них при этом поет.

Марути задался целью научить всех махутов хорошему отношению к своим подопечным. Ему было, что рассказать и о жестоких погонщиках.

– Некоторые махуты бьют своих слонов, подгоняют их уколами заостренной палки, – говорил он. – А если слон отказывается вставать, то могут и вовсе его не кормить. А самое печальное, что слон все равно будет любить хозяина, даже если тот плохо с ним обращается.

Мы все стояли в пробке. Интересно, надолго ли меня еще хватит слушать разговоры о слонах. С другой стороны, я и сам увлекался фокусами, поэтому понимал, что сильное увлечение – штука в общем-то неплохая. У каждого в жизни должно быть сильное увлечение. В надежде направить разговор в интересное мне русло я рассказал Марути, что еду в Бурхану и скоро буду учиться на иллюзиониста.

Мой попутчик глядел сквозь грязное окно. Он сплел свои длинные тонкие пальцы и громко вздохнул. Но это был не вздох скуки – Марути не услышал ни единого слова из того, что я сказал. Это был вздох человека, по-настоящему влюбленного. Влюбленного в слонов. По всей видимости, навязчивая мысль о слонах очень глубоко проникла в его сознание. Рядом со мной сидел человек, вся жизнь которого была четко спланирована и подчинена одной-единственной цели.

Увлекшись, Марути пихнул меня локтем в бок. Ему было, о чем порассказать – оставалось только найти благодарного слушателя. А тут подвернулся я. Он поведал мне, что из всех животных только у слонов имеется четыре колена, что у них есть даже «отпечатки пальцев» – совсем как у людей, – что разные чувства они выражают разными звуками. В сущности, мы с ними так похожи.

Посвятив меня во все эти многочисленные подробности, он решил, что пришла пора затронуть и более важные темы.

– Не проходит и дня, чтобы в Ассаме безобидные дикие слоны не подвергались угрозе, – сказал он со скорбным видом. – Вот когда у меня будет много денег, я посвящу себя делу защиты слонов.

– И что же им грозит?

Долговязый юноша низко опустил голову, вмиг став похожим на стервятника, и поведал мне о заговоре.

– Ходят слухи, будто бы пьяные слоны сбиваются в большие стада, и с ними нет никакого сладу.

– Неужели они и вправду напиваются?

– Ну, как сказать… не секрет, что слоны – как и все млекопитающие – иногда не прочь выпить. Но они же не со зла. Люди ведь тоже плохо себя ведут, когда выпьют.

– Но откуда слоны берут спиртное? – мне представился прокуренный бар, где за столиками сидят одни слоны и потягивают портер из стаканов объемом литра эдак четыре с половиной.

– Они находят в лесу тайники с ворованным спиртным, ну и делают глоток-другой, – Марути шмыгнул носом. – Один неверный шаг, и все бутылки вдребезги, а их содержимое растекается повсюду. Слонам хочется пить, вот они все и выпивают. Они не виноваты, что при этом слегка теряют голову.

Уже потом в одной из индийских газет я наткнулся на статью под заголовком «ПЬЯНЫЕ СЛОНЫ ВПАДАЮТ В АМОК». Марути явно недооценил масштабы этого общенационального бедствия. В штате Ассам на пути стада в триста пятьдесят опьяневших слонов попалась небольшая деревенька. Тринадцать человек затоптаны насмерть, неслыханные разрушения. В статье говорилось, что животные набрели на склад рисового пива одного ресторана под открытым небом, и что не проходит и недели, чтобы слоны-алкоголики не разгромили какое-нибудь поселение в северо-восточных районах страны.

Наконец наш автобус выбрался из пробки, и мы быстро добрались до Газиабада. Автобус остановился на центральной площади. Марути прижал свой драгоценный конверт к груди и отправился на собеседование. Но перед тем, как совсем исчезнуть в колышущемся море людских голов, он обернулся, сложил правую ладонь чашечкой наподобие кончика слоновьего хобота и помахал мне на прощанье.