Машина затормозила у красивого особняка из коричневого кирпича. Формально Росс называл его своим домом, на самом деле после гибели отца он столько ездил по свету, что не мог бы сказать, где его дом. Фамильный особняк Беллами на Лонг-Айленде? Квартира деда в Париже? Дом его дяди Тревора в Южной Калифорнии? Он не испытывал привязанности к этому куску земли Верхнего Манхэттена – разве только когда сюда приезжал дед.

Швейцар Кэппи от души поздравил его с возвращением. Саломе сказала, что мадам находится в гостиной, и в глубине души ему пришлось признать, что мать встретила его очень тепло и радостно.

Уинифред крепко обняла его, затем откинулась назад, и в ее глазах заблестели слезы.

– Сынок, как же я по тебе скучала!

Высокая и худощавая, она очень следила за собой, регулярно посещая салоны красоты и кабинеты спа-процедур. Ухоженные волосы излучали мягкий блеск, искусно наложенный макияж даже слезы не могли подпортить. Видимо, она все же любила его – по-своему.

– Я так счастлива, что ты вернулся живым и здоровым!

– Спасибо, – сказал он и уселся у окна, выходящего на ухоженный парк с сетью тщательно прополотых дорожек. – Я тебе кое-что привез. – Он передал ей плоскую баночку с яркой этикеткой – это была черная икра от Каспийской рыболовной компании Азербайджана. – Приобрел в отделе сувениров.

– Спасибо, Росс, ты знаешь, как я люблю икру.

– Конечно. Расскажи мне про деда. Что там происходит?

Она повторила диагноз, который заставил его примчаться сюда с другого конца света: глиобластома мультиформа в четвертой стадии, что означало стремительное разрастание опухоли. И вдруг он отказался продолжать лечение!

– Видите ли, он предпочитает провести оставшееся ему время с большей пользой и удовольствием! – с негодованием объяснила Унифред. – И что же он делает? Нанимает какую-то медсестру, которая определенно охотится за его деньгами, и отправляется на поиски потерянного брата. Я считаю все это полной чепухой.

Росс не очень понял, что она считает полной чепухой. Диагноз деда или его реакцию на него? Его стремление восстановить связь с братом или тот факт, что на свете существуют и другие члены рода Беллами?

– А ты что-нибудь знала про его брата? Может, папа знал?

Она раздраженно взмахнула рукой:

– Пирс знал о нем, это ни для кого не было тайной. Все воспринимали как факт, что у Джорджа есть брат, с которым он никогда не встречается и даже по телефону не разговаривает.

– И ты не находила это странным?

– Не мое, да и не твое дело судить их. Я всегда думала, что просто каждый из них пошел своей дорогой. Твой дед всегда жил за границей, пока несколько лет назад не ушел на пенсию, а его сыновья… Впрочем, я едва помню, где они сейчас находятся. Ну, да это легко выяснить.

– Дядя Герард в Кейптауне. Дядя Луис в Токио, а дядя Тревор в Лос-Анджелесе. Не так уж трудно поддерживать связь с родственниками. Видимо, между ними произошло что-то серьезное.

– Этот вздорный старик просто выжил из ума! – заявила Уинифред. – Вот что с ним произошло. Не знаю, причиной тому его диагноз или преклонный возраст. Надеюсь, он хотя бы тебя послушает. Ты единственный, кто может его уговорить. Он поддался страху и уехал бог весть куда с неизвестной женщиной, тогда как должен находиться здесь, с нами!

Россу стало ее жалко. Да, его мать была неисправимой эгоисткой. Но ее с дедом связывала любовь и тоска по Пирсу. Из всей семьи, пожалуй, только Росс и дед понимали, что Уинифред ужасно боится понести еще одну утрату, и не только из-за денег.

Раз в год, в день гибели Пирса, Уинифред посещала кладбище ветеранов войны в Фэрмингдейле на Лонг-Айлен де. Там она со слезами возлагала венок на одно из памятных надгробий в бесконечных рядах таких же памятников, которые отличаются друг от друга только выгравированными именами. И каждый год свекор ездил вместе с ней, прилетая из Парижа или из любого другого места, где в данный момент работал.

– Он совершенно бессердечный, эгоистичный старик, если может так относиться к своим родственникам! – с негодованием повторила она.

– Ну конечно, такой упрек сразу заставит его примчаться сюда, – усмехнулся Росс.

– Но я не собираюсь ему это говорить.

– Иногда и без слов можно догадаться о том, что человек думает. – Он помолчал, а потом вдруг спросил: – Мам, а ты хорошо знала деда? Ты любила его или просто была благодарна ему за ту заботу, с которой он к нам относился после гибели папы?

– Не говори глупостей! Эти вещи невозможно разделить. – Потом вдруг она расплакалась. – Конечно, я всегда его любила! За кого ты меня принимаешь?

Росс погладил ее по плечу, ценя редкий случай искренности со стороны матери. Она похлопала его по руке и отошла к окну. Они никогда не чувствовали себя друг с другом легко и непринужденно. Росс был слишком взволнован, чтобы усидеть на месте.

– Пожалуй, поеду искать деда. Если выеду прямо сейчас, то успею выбраться из города до того, как все дороги будут забиты пробками.

– Но ты только что приехал.

– Поедем со мной, – предложил он.

– Не могу, у меня слишком много дел…

Росс оставил при себе свое замечание относительно ее занятости.

– Ну хорошо, останусь на обед, – уступил он. – А потом возьму машину.

– Слава богу, я успела! – выскочив из такси у охраняемой парковки на краю города, воскликнула Натали Свит. – Твоя мама сказала, что если я поспешу, то поймаю тебя.

Росс бросил ключи на капот машины, широко распахнул руки, и Натали бросилась к нему на грудь. Они крепко обнялись, и Росс закрыл глаза, вдыхая исходящий от ее волос ванильный запах жевательной резинки, напоминавший ему их детство. Господи, какое счастье, что у него есть Натали! Они встретились в закрытой школе в Лугано, в Швейцарии. Оба были испуганными ребятишками, впервые в жизни оказавшимися далеко от дома.

Откинувшись назад, он оторвал ее от земли.

– Я тоже чертовски рад, что ты застала меня.

– Добро пожаловать домой, солдат, – взволнованно и ласково сказала она.

– Спасибо. – Он опустил ее на площадку. – Ты потрясающе выглядишь, Нэт. Писательская жизнь идет тебе на пользу.

Она засмеялась:

– Скорее, это заработок идет мне на пользу. Ты только посмотри, какой я стала толстой! – Она уперла руки в бока.

– Да ты просто прелесть!

Она всегда была хорошенькой, во всяком случае для Росса. Не красавицей в классическом понимании, а симпатичной, с детства знакомой девочкой, свежей, как румяное яблочко.

– Значит, в газете у тебя все в порядке? – спросил он.

– Я все расскажу тебе по дороге. – Она засмеялась, увидев его удивленное лицо. – Ты угадал, солдат, я еду с тобой.

– Что-то не припомню, чтобы я тебя приглашал.

Она показала на распухшую сумку, которую поставила на тротуар.

– А ты и не приглашал. Но я тебе пригожусь, и мы оба это знаем. Чем мы с тобой не герои «Следующего поколения»?

В школе они с Натали сходили с ума от дублированного фильма «Звездный путь: Следующее поколение», который смотрели по национальному каналу Италии. Росс до сих пор помнил, как звучит на итальянском языке фраза «Живите долго и счастливо».

– Слушай, это, конечно, здорово, но я поеду один. Это тебе не увеселительная прогулка.

– Ты что, так ничего и не понял? – Она шутливо стукнула его по руке. – Да я лучше поскучаю с тобой, чем пойду веселиться с кем-то другим. Так что давай двигаться, а не то застрянем в пробке.

– Ты со мной не едешь, и все!

– Зачем ты тратишь время на спор, который все равно проиграешь?

– Черт! Ну ты и вредина!

Через несколько минут они уже были в плотном, но движущемся потоке машин, покидающих город.

– Спасибо, что взял меня с собой, – сказала Натали. – Машина просто обалденная!

Росс всегда считал, что мать умеет выбрать машину. Ехать в спортивной модели «астон-мартин» с откидным верхом было все равно что кататься на карусели. Он давно уже не водил машину, где не нужно было одновременно занимать обе руки и обе ноги.

– Можно подумать, ты меня спрашивала, – усмехнулся он.

– Ты же знаешь, я всегда любила Джорджа, вот мне и захотелось хоть чем-то ему помочь в непростой ситуации.

– Да, это самое сейчас главное – разобраться в ситуации, – сказал Росс. – Я не могу пренебрегать тем, что сказала мне мать. По ее словам, он страдает слабоумием и не способен судить здраво. А значит, может оказаться жертвой недобросовестной медсестры.

Она коснулась его руки:

– Росс, я так рада, что ты вернулся. Я хотела бы узнать, каково там тебе было – когда ты сможешь об этом рассказать.

– Да, признаться, пока я к этому не готов. – Душевная травма от пережитого на войне была еще слишком свежа, чтобы обсуждать ее с кем-нибудь, даже с собой. Когда-нибудь он испытает потребность поговорить о том времени, рассказать о том, что видел и делал.

Но не сейчас. Ему все еще не верилось, что всего несколько часов назад он был военнослужащим и что с того жуткого обстрела во время его самого последнего вылета прошло всего несколько дней. Он чувствовал себя так, будто его выхватили из одного мира и мгновенно переместили в другой. Не то чтобы он не радовался, но еще не освоился.

Они мчались по просторному шоссе с удивительно живописными окрестностями, и Росс продолжал думать про деда. У них в семье все – особенно женщины – были какими-то взвинченными, взбалмошными, чересчур возбудимыми. Ничего удивительного, что дед уехал. Наверное, его потянуло к более уравновешенным родственникам.

– Ну, когда ты будешь готов, я с удовольствием тебя послушаю, – сказала Натали.

– Я бы лучше послушал про тебя, Нэт. Ты говоришь, с работой у тебя все в порядке?

– Да, просто отлично. Я уже чувствую себя в спортивной журналистике как рыба в воде. В прошлом году у меня был огромный успех – мою статью о выдающемся подающем в бейсболе поместили в «Нью-Йорк таймс мэгэзин». Да, и еще кое-что, о чем ты наверняка забыл. В этом году у нас уже двадцатая годовщина поступления в школу, представляешь? – Она сжала ему руку. Это было так… непривычно! Ребята его отделения никогда не касались вот так друг друга.

– Ничего себе. Я никогда не подсчитывал. Выходит, мы познакомились уже двадцать лет назад?

– Да. И сразу возненавидели друг друга, помнишь? Ты дразнил меня за скобки на зубах.

– А ты издевалась над моей стрижкой.

– Просто чудо, как мы ухитрялись проводить вместе хоть пять минут, а тут – целых двадцать лет.

Им пришлось вместе работать в одном школьном проекте. Происхождение и прошлый опыт были у них разные, но не это было причиной их обоюдной неприязни. Росс болезненно переживал гибель отца. Его семья имела деньги – не делала их, а имела. А это разные вещи.

Натали же получала стипендию. Ее родители, миссионеры, работали в одной из маленьких стран на западе Африки, где чуть ли не каждые полгода вспыхивали военные мятежи.

Они вечно дразнили друг друга, порой даже дрались и незаметно для себя крепко подружились. Их объединяла общая боль – оба были брошенными детьми. Росса бросила мать, которая не представляла себе, как она будет растить его одна, без мужа. А Натали оставили родители – преподобный отец Свит и его верная супруга и сподвижница служили высоким гуманистическим идеалам, им было не до воспитания способной, но застенчивой дочери.

– Такой долгий срок официально делает тебя моим самым давним другом, – заявила Натали.

– А меня – твоим. Выходит, мы с тобой уже старые. И когда ты думаешь выйти за меня замуж?

– Никогда, – засмеялась она. – Тебя это устраивает?

Эта тема была постоянным предметом для шуток между ними. В старших классах и потом в Колумбийском университете, где Натали училась журналистике, а Росс аэронавтике, они всегда поверяли друг другу сердечные переживания по поводу своих возлюбленных. И однажды ночью, выпив слишком много виски с пивом, отдались друг другу. Тогда они поняли, что никогда не смогут быть любовниками. Непостижимая природа их дружбы так и не переросла в любовь.

– Росс, ты же понимаешь, что этот брак не нужен ни мне, ни тебе. Мы принуждаем себя к этому, но зачем? Когда люди любят друг друга, тогда все складывается само собой.

Он дразнил ее, уверяя, что разгадал ее тайную мечту быть психоаналитиком. Хотя в душе был с ней согласен.

А Натали всегда заявляла, что у нее ничего не получается с мужчинами, потому что Росс забил ей голову нереалистичными надеждами. Как-то у нее завязались серьезные отношения с одним музыкантом, но из этого тоже ничего не вышло.

Каждый раз, когда она расставалась с очередным ухажером, Росс обвинял ее в том, что она питает надежды на него самого.

– Ты меня просто убиваешь, – сказал он. – Как думаешь, сколько отказов способен вынести человек?

– От меня? Сколько угодно, старик! Да и куда ты торопишься? Обычно мужчина исчезает с горизонта, стоит только заговорить о замужестве. А ты говоришь так, словно тебе не терпится остепениться.

– Не словно, а так и есть, – уточнил он. Особенно после того, что ему довелось видеть на войне. – Мне надоело жить одному, Нэт. Я хочу жениться, хочу иметь детей.

– Это потому, что ты рано потерял отца, – тихо сказала она.

– Может, вы и правы, доктор Свит. Когда я был маленьким и рядом со мной был отец, это было самое счастливое время в моей жизни.

– Теперь ты хочешь вернуть это время и ради этого стать отцом. – Она поймала по радио нежную мелодию в исполнении Ингрид Майклсон. – Не хотелось бы тебя расстраивать, но, думаю, так у тебя ничего не получится. Я очень хочу, чтобы получилось, Росс, потому что ты этого заслуживаешь. Ты заслуживаешь женщины, с которой будешь счастлив следующие пятьдесят лет, народив с ней целую кучу детишек.

– Не забудь еще про дом с белой оградой, – усмехнулся он. – И про собаку. У меня никогда не было собаки.

– Ну вот, теперь тебе уже мало просто завести семью. – Она снова поискала по радио что-нибудь подходящее и на этот раз остановилась на незнакомой Россу песне в стиле рок; правда, исполнитель не пел, а просто выкрикивал рифмованный текст. – Это про проклятое время.

– И что это должно означать? – спросил он, убавив звук.

– Что человек всегда кого-то ищет. Что наступает время, когда ему хочется чего-то для себя одного.

– Ну, мне-то ясно, чего я хочу – помочь деду. Понять, что с ним происходит. – И он рассказал ей то, что знал.

Она невольно расплакалась и поспешно вынула из сумочки бумажный носовой платок.

– Черт, какой ужас! Даже не могу тебе передать, Росс, как это тяжело. Мне очень жаль, Росс.

– Спасибо за сочувствие.

– И ты говоришь, он уехал с какой-то частной медсестрой?

– Ну да.

– Странно.

– Ради него хочется думать, что это действительно всего лишь немного странно.

– Такой уж ты человек. А что твои родственники? Почему ты один отправился на поиски своего любимого деда?

«Потому что он – мой дед, и мне тяжело думать, что он умрет».

– Все уверены, что он послушается только меня. Они надеются, что мне удастся уговорить его вернуться в город.

– А если он не согласится?

– Тогда, скорее всего, к населению этого крохотного городка прибавится еще несколько человек из семьи Беллами. До сих пор не могу понять, почему дед не рассказал мне о своем брате Чарльзе. – Пока Росс поспешно собирался в поездку, мать успела сообщить ему то, что знала. Чарльз Беллами моложе Джорджа на три года. Оба учились в Йельском университете. И в тот год, когда дед окончил колледж, они расстались и больше связь друг с другом не поддерживали.

– А как Чарльз оказался в Авалоне?

– Мама сказала, что он женился на местной девушке и что они владеют каким-то летним лагерем или курортом – это ее наследственный семейный бизнес. Чарльз имел частную адвокатскую практику. Сейчас оба на пенсии и живут в Авалоне. Вот и все, что я знаю.

Вскоре они въехали в округ Ольстер и направились на запад, к горам Кэтскилз. Росс действительно очень волновался за деда. Если братья столько лет не общались, значит, для этого была очень серьезная причина. И если эта причина существует до сих пор, деда ждут тяжелые переживания.