Цитаты из книги «Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница (сборник)»

Странно: речь идет об Играх, а они все время говорят о себе, где они были, что делали и как себя чувствовали в то время, когда на арене что-то случалось. «Я еще даже не вставал!» – «Я только покрасила себе брови!» – «Клянусь, я чуть в обморок не грохнулась!» Главное – они. Какая разница, что чувствовали умирающие мальчишки и девчонки на арене!

Здесь не убежать: меня держат стены планолета и еще, наверное, та самая сила, которая не отпускает от умирающего его близких. Как часто я смотрела на них, стоящих вокруг нашего кухонного стола, и думала: «Почему они не уходят? Зачем им видеть это?» Теперь я знаю. Потому что у них нет выбора.

Этому нет конца. Постепенно у меня не остается ни воспоминаний, ни надежд на завтрашний день. Только настоящее, которое будет всегда таким, как есть. Только холод, и страх, и жалобные стоны умирающего внизу парня.

Мелодия разрастается, и только теперь я осознаю, как она чудесна. Ноты накладываются одна на одну, дополняют друг друга, создавая дивную, неземную гармонию. Вот какие звуки рождались каждый вечер в садах Дистрикта-11 из четырех ноток, спетых Рутой! Теперь, когда она умерла, поет ли их кто-то вместо нее?

Когда двое договариваются о сигнале, они не должны уходить слишком далеко друг от друга. Если на сигнал не отвечают, значит – беда. Неужели непонятно? – Понятно. – Так было с Рутой, и потом я смотрела, как она умирает!

Странное дело: мы с Хеймитчем терпеть друг друга не можем, и, однако, Пит, возможно, прав, что мы похожи. Как иначе я смогла бы так легко его понимать?

– Единственным нашим соседом будет Хеймитч! – А что, здорово, – говорит Пит, обхватывая меня покрепче. – Ты, я и Хеймитч. Очень мило. Будем устраивать пикники, праздновать дни рождения и пересказывать старые истории о Голодных играх долгими зимними ночами, сидя у камина. – Говорю же, он ненавидит меня! – возмущаюсь я и тут же смеюсь, представив Хеймитча своим приятелем. – Ну, не всегда. Когда Хеймитч трезвый, он о тебе дурного слова не скажет. – Хеймитч не бывает трезвый! – Да, верно. Видно, я его с кем-то спутал… Ну да, точно. С Цинной. Вот кто тебя обожает. Хотя ты не очень-то радуйся: в основном это потому, что ты не дала деру, когда он захотел тебя поджечь. А что до Хеймитча… держись от него подальше. Он тебя ненавидит. – По-моему, ты говорил, что я его любимица. – Ну меня-то он ненавидит еще больше. Если подумать, людской род вообще не в его вкусе.

И когда ты закончила, я уже знал, что буду любить тебя до конца жизни… А следующие одиннадцать лет я собирался с духом, чтобы заговорить с тобой. – Так и не собрался, – добавляю я. – Не собрался. Можно сказать, мне крупно повезло, что на Жатве вытащили мое имя.

– Он отпустил тебя, потому что не хотел оставаться в долгу? – искренне удивляется Пит. – Да. Ты, возможно, не поймешь. У тебя всегда было всего вдоволь. Если бы ты жил в Шлаке, мне не пришлось бы тебе объяснять. – Да и не пытайся, чего уж там. Куда мне понять своим умишком. – Это как с тем хлебом. Наверное, я всегда буду тебе должна. – Хлебом? Каким хлебом? Ты что, про тот случай из детства? – спрашивает Пит. – Думаю, теперь-то уж о нем можно забыть. После того как ты воскресила меня из мертвых. – Ты ведь даже не знал меня. Мы никогда не разговаривали… И вообще, первый долг всегда самый трудный. Я бы ничего не смогла сделать, меня бы вообще не было, если бы ты мне тогда не помог.

Я тоже постараюсь себя окупить. – Правда? Напомни-ка, сколько ты мне стоил? – Кучу хлопот. Не беспокойся, я все верну.