– Общество было основано в самое недавнее время, – сказал Хонифут, – и состояло из бедных священников, аптекарей, адвокатов, отошедших от дел фабрикантов и респектабельных торговцев, вызубривших пару латинских слов, и тому подобных людей, которых обычно именуют полуджентльменами. Полагаю, доктор Фокскасл был рад, когда общество распалось: он считал, что у публики такого сорта не может быть ничего общего с магией. Впрочем, среди них попадались умные люди. Они, как и вы, начали с того, что решили возродить практическую магию. Люди деловые, они решили применить принципы разума и науки к чародейству, как применили к производству. Они назвали свое направление «Рациональным чудотворением». Когда ничего не получилось, они были сильно разочарованы, и здесь их можно понять. Однако, поддавшись разочарованию, они пришли к самым нелепым выводам. Им начало казаться, что магии вообще нет и никогда не было. Они объявили, что волшебники-ауреаты обманывали себя либо других, а Король-во́рон вообще выдуман северными англичанами для защиты от тирании южных (будучи северянами, они вполне им в этом сочувствовали). Каких только доводов они не насочиняли, вполне изобретательных… забыл, как они объясняли эльфов и фей. Общество самораспустилось, а один из членов, по фамилии Обри, если не ошибаюсь, решил все записать и опубликовать. Впрочем, когда дошло до дела, на него напала сильнейшая меланхолия, и он так и не набрался сил приступить к работе.

– Бедняга, – вздохнул мистер Сегундус. – Может быть, сейчас просто не время для магии, сэр? Коммерсанты процветают, мореходы и политики тоже, да кто угодно, только не волшебники. Наше время ушло. – Он задумался. – Три года назад я был в Лондоне, там мне встретился уличный чародей, бродячий шарлатан со странным шрамом на шее. Этот человек убеждал меня расстаться со значительной суммой денег, обещая взамен раскрыть величайший секрет. Получив деньги, бродяга поведал мне, что когда-нибудь два волшебника возродят английскую магию. Не то чтобы я верил в пророчества, однако именно его слова побудили меня задуматься о причинах нашего нынешнего упадка – не странно ли?

– Вы абсолютно правы, все предсказания – чепуха, – рассмеялся мистер Хонифут. И замер, пораженный внезапно пришедшей мыслью. – Нас двое волшебников, Хонифут и Сегундус, – произнес он, словно представляя, как будут смотреться их фамилии в газетах и учебниках истории. – Хонифут и Сегундус – звучит неплохо.

Мистер Сегундус покачал головой:

– Фокусник знал, что я волшебник. Ему естественно было бы мне польстить, сказав, что я – один из этих двоих. Однако под конец он ясно дал понять, что это не я, хотя в начале разговора, кажется, еще сомневался. Что-то во мне… Он попросил меня написать мое имя на бумажке и довольно долго на нее смотрел.

– Наверняка он просто решил, что больше денег из вас не вытянешь, – сказал мистер Хонифут.

Аббатство Хартфью лежало в четырнадцати милях от Йорка. В самом его названии ощущался аромат старины. Когда-то здесь действительно было аббатство, но очень давно; нынешний дом воздвигли в правление королевы Анны. Живописная и основательная усадьба стояла в красивом парке, полном призрачных деревьев (ибо начал спускаться туман). Речка (носящая название Харт) неторопливо пересекала парк; над нею красивой дугой изгибался классических очертаний мост.

Волшебник (фамилия его была Норрелл) встретил гостей в прихожей. Он был мелкий, как и его почерк, а говорил так тихо, словно не привык выражать мысли вслух. Мистер Хонифут, чуть туговатый на ухо, не разобрал его слова: «Я старею, сэр, – недостаток довольно распространенный, так что не обессудьте».

Мистер Норрелл провел гостей в красивую гостиную, в которой ярко пылал камин. Свечи были погашены; свет лился через два больших окна, впрочем серый и безрадостный. Мистеру Сегундусу все время казалось, что в комнате горят свечи или второй камин, поэтому он часто оборачивался, ища их глазами, однако ничего такого не видел – разве что зеркало или старинные часы.

Мистер Норрелл сообщил, что ему доводилось читать работу мистера Сегундуса о волшебных слугах Мартина Пейла^[3]:

– Добротное исследование, сэр, однако вы не упомянули о мастере Пустодуме. Безусловно, малозначительный дух, чья полезность для великого доктора Пейла весьма сомнительна^[4]. Тем не менее без него ваша работа неполна.

– Эльф Пустодум, сэр? – повторил мистер Сегундус после непродолжительного молчания. – Мм… Что-то не припомню такого – в этом мире или в другом.

Впервые с их встречи мистер Норрелл улыбнулся, однако как будто про себя.

– Ну конечно. Простите, запамятовал. Пикл и Холгарт рассказывают о нем в своей книге, которую вы вряд ли читали. И хорошо – отвратительная была парочка, более мошенники, нежели чародеи; чем меньше о них знать, тем лучше.

– О да, сэр! – воскликнул мистер Хонифут, подозревая, что волшебник рассказывает об одной из своих книг. – Мы наслышаны о вашей библиотеке. Все волшебники Йоркшира умирают от зависти, когда слышат о вашем великолепном собрании!

– Неужто? – холодно бросил мистер Норрелл. – Не ожидал. Вот уж не думал, что мои дела столь широко обсуждаются… наверно, это Торогуд. – Волшебник назвал человека, который торговал книгами и разными диковинами на улице Кофе-Ярд в Йорке. – Чилдермасс несколько раз предупреждал, что Торогуд – болтун.

Мистер Хонифут не понимал недовольства хозяина. Будь у него самого столько магических книг, он бы радовался, что их обсуждают и превозносят; ему трудно было поверить, что мистеру Норреллу это неприятно. Поэтому он вообразил, будто тот робок, и, дабы его подбодрить, продолжил:

– Простите, сэр, не позволите ли вы нам взглянуть на вашу прославленную библиотеку?

Мистер Сегундус был уверен, что мистер Норрелл откажет, но тот, еще раз внимательно оглядев гостей (глаза его, маленькие и голубые, смотрели словно из какого-то укрытия), согласился почти любезно. Мистер Хонифут рассыпался в благодарностях, убежденный, что угодил и хозяину, и самому себе.

Мистер Норрелл повел их по коридору (самому обычному, подумал мистер Сегундус), обшитому дубом и с дубовыми же, пахнущими воском полами, затем по лестнице – хотя, может быть, то были лишь три или четыре ступени – и по другому коридору, где воздух был холоднее, а пол – вымощен добрым йоркским камнем. Все выглядело совершенно непримечательным. (Только вот шли они вторым коридором до лестницы или позже? И была ли вообще лестница?) Мистер Сегундус обладал счастливой способностью всегда знать, где север, где юг, где запад и где восток. Он ничуть не гордился своим талантом – это было столь же естественно, как знать, что голова по-прежнему находится у него на плечах, – однако в доме мистера Норрелла этот дар полностью исчез. Мистер Сегундус не мог восстановить в памяти последовательность комнат и коридоров, ни даже сказать, как долго они шли до библиотеки. И он не чувствовал направления, как будто мистер Норрелл открыл некую пятую страну света: ни запад, ни восток, ни север, ни юг, а какую-то иную, – и в эту сторону он их как раз и вел. Впрочем, по мистеру Хонифуту было не сказать, чтобы он заметил какую-нибудь странность.

Библиотека была, наверное, чуть меньше гостиной. Здесь тоже жарко пылал камин и все дышало спокойствием и уютом. Однако освещение комнаты опять не соответствовало трем высоким решетчатым окнам, и у мистера Сегундуса вновь появилось неуютное чувство, будто должен быть второй камин, еще окна, свечи или что-нибудь в таком роде. За теми окнами, которые он видел, лил серый английский дождь, и мистер Сегундус не мог определить, в какой части дома они находятся.

Комната была не пуста. При их появлении из-за стола поднялся человек, которого мистер Норрелл представил как Чилдермасса – своего управляющего.

Мистеру Хонифуту и мистеру Сегундусу можно было не говорить, что библиотека аббатства Хартфью дороже ее обладателю всех остальных сокровищ; они ничуть не удивились, что мистер Норрелл соорудил для любимого детища изысканный ларец. Шкафы английского дерева напоминали резные готические арки. Резьба изображала листья (сухие и скрученные, словно художник хотел передать осень), переплетенные ветви и корни, ягоды и плющ – все изумительной работы. Однако куда удивительнее шкафов были сами книги.

Человек, приступающий к изучению колдовского искусства, первым делом узнает, что есть книги о магии, а есть – по магии. Следом он узнает и другое: что первые можно приобрести за две-три гинеи в хорошей книжной лавке, а вторые ценятся превыше рубинов^[5]. Библиотека Йоркского общества считалась очень хорошей, почти исключительной; ее обширное собрание включало целых пять трудов, которые были написаны между 1550 и 1700 годами и могли, следовательно, без большого преувеличения именоваться книгами по магии (хотя одна и состояла лишь из двух затертых страниц). Книги по магии почитались большой редкостью; ни Сегундусу, ни Хонифуту не доводилось видеть в частном собрании больше одной-двух. В Хартфью все стены были заставлены шкафами, а все шкафы – наполнены фолиантами. И все или почти все они были старыми – книги по магии! Да, среди переплетов попадались и новые, но то были тома, которые мистер Норрелл сам отдал переплести (очевидно, он предпочитал бурую кожу с серебряным тиснением). Однако были и совсем старые, с ветхими корешками и затертыми углами.

Мистер Сегундус взглянул на ближайшую полку; первым ему попалось на глаза название «Как вопросить тьму и ответы ея уразуметь».

– Пустая книжонка, – сказал мистер Норрелл.

Мистер Сегундус вздрогнул: он не думал, что хозяин стоит так близко.

Мистер Норрелл продолжил:

– Не советую забивать ею голову.

Мистер Сегундус взглянул на следующую книгу: «Наставления» Белазиса.

– Вы ведь знаете Белазиса? – спросил мистер Норрелл.

– Только понаслышке, сэр, – ответил мистер Сегундус. – Говорят, будто он владел ключами от многих тайн, но сведущие люди в один голос уверяют, что все экземпляры «Наставлений» давным-давно утрачены. Однако вы владеете одним из них! Это поразительно, сэр! Какое счастье!

– Вы возлагаете на Белазиса чересчур большие надежды, – заметил Норрелл. – Когда-то я думал в точности как вы. Помню, несколько месяцев я каждый день посвящал его книгам по восемь часов – честь, которой не удостаивал ни одного автора ни до, ни после. В конечном счете он меня разочаровал. Он туманен там, где следует быть вразумительным, и вразумителен там, где следует прибегнуть к иносказаниям. Есть вещи, не предназначенные для всех. Теперь я уже не такого высокого мнения об этом человеке.

– Здесь есть книга, о которой я никогда не слышал, – произнес мистер Сегундус, – «Преимущества иудеохристианской магии». Что вы о ней скажете?

– Ха! – вскричал Норрелл. – Данный труд датируется семнадцатым веком, но я бы не стал его превозносить. Автор – пьяница, мошенник, распутник и лгун. Я рад, что его безвозвратно забыли.

По-видимому, мистер Норрелл презирал не только ныне живущих магов. Он взвесил всех волшебников прошлого на весах и нашел их очень легкими.

Хонифут тем временем, воздев руки, словно методистский священник, возносящий хвалу Господу, быстро переходил от шкафа к шкафу; не успевал он прочитать одно название, как взгляд его привлекала другая книга в противоположном конце комнаты.

– О, мистер Норрелл! – вскричал он. – Сколько книг! Здесь-то мы точно найдем ответы на все наши вопросы!

– Сомневаюсь, сэр, – сухо отвечал мистер Норрелл.

Управляющий коротко хохотнул; смех явно относился на счет мистера Хонифута, однако мистер Норрелл не выразил упрека ни взглядом, ни словом, так что мистер Сегундус подумал: интересно, какого рода дела поручает ему мистер Норрелл? С длинными волосами, спутанными, как дождь, и черными, как буря, он естественнее смотрелся бы на вересковой пустоши, или в темной подворотне, или, возможно, в романе госпожи Радклиф.

Сегундус снял «Наставления» Жака Белазиса и, несмотря на скептическое отношение к ним хозяина, сразу же прочел два удивительных отрывка^[6], затем, понимая, что время идет, и чувствуя на себе недружелюбные взгляды управляющего, открыл другой том – «Преимущества иудеохристианской магии». Это была не напечатанная книга, как он ожидал, а торопливые рукописные заметки на оборотной стороне всевозможных клочков бумаги, главным образом – на счетах питейных заведений. На них мистер Сегундус прочитал о невероятных приключениях. Живший в семнадцатом веке волшебник с помощью скудных колдовских средств силился противостоять великим и могущественным неприятелям в борьбе, на которую волшебнику-человеку дерзать не следовало. Покуда он записывал историю своих побед и поражений, вокруг сжималось кольцо врагов. Автор знал, что время на исходе и лучшее, на что он может надеяться, – это смерть.

Темнело, и старинный почерк все труднее было разбирать. Вошли слуги и под взглядами странного управляющего зажгли свечи, задернули шторы и подбросили в камин угля. Мистер Сегундус решил напомнить мистеру Хонифуту, что они еще не сказали мистеру Норреллу о цели своего визита.

Покидая библиотеку, мистер Сегундус обратил внимание на одну странность: возле камина стояло кресло, рядом на столике лежал кожаный переплет очень древней книги, ножницы и большой нож (садовники обычно обрезают такими ветки), но самих страниц было не видать. Может, их отправили в мастерскую, чтобы переплести заново? Однако старый переплет выглядел довольно прочным, да и зачем бы мистеру Норреллу вынимать их самому с риском испортить? Это работа для опытного переплетчика.

Когда они вновь уселись в гостиной, мистер Хонифут обратился к хозяину:

– Сэр, увиденное сегодня убеждает меня, что именно вы сумеете нам помочь. Мы с мистером Сегундусом считаем, что современные волшебники идут по ложному пути; они тратят силы на пустяки. Вы согласны?

– О, несомненно! – отвечал мистер Норрелл.

– Так вот наш вопрос, сэр, – продолжил мистер Хонифут. – Отчего великое искусство захирело? Почему в Англии больше не колдуют?

Маленькие глаза мистера Норрелла стали жестче и ярче; он сжал губы, словно перебарывая тайную радость. Казалось, он долгие годы ждал этого вопроса и давно приготовил ответ.

– Простите, сэр, но я вряд ли смогу вам помочь, ибо не понимаю вопрос. Он неверен. Магия в Англии не умерла. Я, к примеру, вполне сносный практикующий волшебник.