Теперь мистер Норрелл редко выходил из дому – столичные знаменитости сами наносили ему визиты. Нередко пять-шесть карет с гербами толпились у дома на Ганновер-Сквер. Мистер Норрелл оставался тем же молчаливым нервным человечком, каким был всегда, и если бы не мистер Дролайт и мистер Лассельс, сиятельным визитерам пришлось бы скучать. Мистер Дролайт и мистер Лассельс разговаривали и за себя, и за хозяина; более того, зависимость мистера Норрелла от этих двоих возрастала с каждым днем. Чилдермасс как-то заметил, что нужно быть очень странным волшебником, чтобы пользоваться услугами Дролайта, однако мистер Норрелл пользовался его услугами постоянно. Дролайт почти все время разъезжал в карете мистера Норрелла, выполняя поручения волшебника. Каждое утро он появлялся на Ганновер-Сквер и докладывал мистеру Норреллу, о чем говорят в городе, кто сегодня в фаворе, а кто в опале, кто влез в долги, а кто влюбился, так что мистер Норрелл, сидя в библиотеке, знал о столичных новостях не меньше городских кумушек.

Однако еще удивительнее был пыл, с каким радел о благе английской магии мистер Лассельс. Хотя объяснялось все довольно просто. Мистер Лассельс принадлежал к той беспокойной породе людей, которые презирают упорный труд. Совершенно уверенный в своих выдающихся способностях, Лассельс никогда не пытался развить в себе какие-либо навыки или знания. Достигнув тридцати девяти лет, он так и не нашел подходящего занятия. Оглядываясь вокруг, он видел людей, которые благодаря усердному труду в юности ныне достигли высокого положения, – и, разумеется, Лассельс им завидовал. Именно поэтому ему так нравилось быть главным советчиком при величайшем волшебнике современности и с важным видом отвечать на уважительные расспросы королевских министров. Разумеется, на публике мистер Лассельс старательно изображал того же беззаботного прожигателя жизни, каким когда-то был, но в глубине души весьма ревностно относился к только что обретенному статусу. Однажды вечером в кофейне Бедфорда за бутылкой портвейна они с Дролайтом пришли к полному взаимопониманию. Для такого тихого и замкнутого человека, как мистер Норрелл, рассудили они, двух друзей более чем достаточно. Поэтому они заключили союз, дабы держать оборону против всех, кто задумает покуситься на их влияние.

Именно мистер Лассельс первым посоветовал мистеру Норреллу подумать о публикации своих трудов. Бедного мистера Норрелла очень расстраивали неправильные представления публики в вопросах магии, и он не уставал жаловаться на полное невежество общества. «Меня просят показать волшебных существ, – сетовал он, – единорогов, мантикор и прочее в том же роде. Они совершенно не видят полезности магии, и только самые пустяковые ее виды способны их привлечь».

– Магические подвиги, – заметил Лассельс, – прославят ваше имя, но, если вы не будете печататься, публика никогда не проникнется вашими убеждениями.

– Да-да, разумеется, – живо откликнулся мистер Норрелл, – я и сам, как вы советовали, уже задумывался о книге, но боюсь, что не скоро найду свободное время, чтобы осуществить этот замысел.

– Конечно же, книга требует бездны труда, – вяло согласился мистер Лассельс, – но я не имел в виду книгу. Две-три статьи о магии – вот что нужно. Полагаю, любой издатель в Лондоне или Эдинбурге с радостью опубликует то, что вы ему предложите. Вы сами можете выбрать издание, но я посоветовал бы «Эдинбургское обозрение». Едва ли во всем королевстве найдется дом, претендующий на аристократизм, где бы не читали этот журнал. Нет более быстрого способа сделать ваши взгляды общедоступными.

Мистер Лассельс был так красноречив, так убедительно расписывал, что статьи мистера Норрелла будут лежать на каждом библиотечном столе и обсуждаться в каждой гостиной, что, если бы не великая неприязнь, которую мистер Норрелл питал к «Эдинбургскому обозрению», волшебник непременно засел бы за писание. К несчастью, «Эдинбургское обозрение» славилось своими радикальными взглядами, критиковало правительство и выступало против войны с Францией – всего этого мистер Норрелл решительно не одобрял.

– Кроме того, – говорил мистер Норрелл, – я не желаю писать рецензии на чужие книги. Современные издания о магии – самая большая пагуба в мире. Там одна неправда и ошибочные взгляды.

– Вот и напишите об этом, сэр. И чем резче вы выступите, тем сильнее угодите издателям.

– Я хочу, чтобы люди знали о моих взглядах, а не о взглядах других.

– Но, сэр, – возражал мистер Лассельс, – вынося суждение о работах других, указывая на чужие ошибки, вы позволите читателю узнать ваши убеждения. Легче легкого использовать критическую статью для выражения своей позиции. Только и нужно, что упомянуть пару раз книжку, а все остальное время развивать собственные идеи. Уверяю вас, все вокруг так и делают.

– Хм, – задумчиво протянул мистер Норрелл, – пожалуй, вы правы. А впрочем, нет, это будет выглядеть так, словно я поддерживаю творения, которым вообще не следовало появляться на свет.

И мистер Норрелл остался при своем мнении.

Лассельс был разочарован. «Эдинбургское обозрение» далеко превосходило своих соперников в яркости и остроумии. Его статьи с жадностью поглощали все – от младшего священника до премьер-министра. По сравнению с «Эдинбургским обозрением» все прочие издания казались пресными и нудными.

Лассельс решил оставить эту идею и уже почти позабыл о ней, когда получил письмо от молодого книготорговца по фамилии Мюррей. Мистер Мюррей почтительно осведомлялся, не соблаговолят ли мистер Лассельс и мистер Дролайт принять его в любой день и час, когда им будет угодно? У него есть предложение, касающееся мистера Норрелла.

Спустя несколько дней Лассельс и Дролайт приняли книготорговца в доме Лассельса на Брутон-стрит. Книготорговец оказался человеком деловым и энергичным и, не входя в долгие объяснения, сразу же изложил суть дела:

– Подобно прочим жителям этих островов, джентльмены, я поражен и изумлен нынешним удивительным возрождением английской магии, а также тем воодушевлением, с которым публика приветствует некогда забытое искусство. Я убежден, что идея периодического издания, посвященного миру магии, будет встречена с одобрением. Литература, политика, религия, путешествия – все это прекрасно, но магия – практическая магия мистера Норрелла – имеет безусловное преимущество новизны. Как вы думаете, джентльмены, способен ли мистер Норрелл отнестись благосклонно к моему предложению? Я слышал, у него есть что сказать по этому вопросу. Слышал также, что взгляды мистера Норрелла очень своеобразны! Разумеется, в школе мы все немного изучали историю и теорию магии, но на Британских островах магия не практикуется так давно, что наверняка наши скудные познания изобилуют ошибками и неточностями.

– Ах, мистер Мюррей! – воскликнул мистер Дролайт. – Как вы проницательны! Если бы мистер Норрелл мог вас услышать! Ошибками и неточностями – вот именно! Если бы вам, мой дорогой сэр, как мне, выпало счастье наслаждаться беседами с мистером Норреллом – вы бы поняли, что дело обстоит именно так!

– Поверьте, сэр, сформировать у английской публики правильное представление об английской магии долгие годы было величайшим чаянием мистера Норрелла, – сказал Лассельс, – однако, увы, нередко наши частные желания отступают перед общественным долгом. Адмиралтейство и военное министерство занимают все время мистера Норрелла.

Мистер Мюррей вежливо отвечал, что, конечно же, все прочие соображения отступают перед соображениями военной необходимости и что мистер Норрелл, безусловно, национальное достояние Британии.

– Однако я полагаю, мы могли бы устроить так, чтобы основной груз не лег на плечи мистера Норрелла. Наняли бы редактора, который будет готовить выпуск, работать с отдельными статьями и рецензиями, вносить изменения – все это, разумеется, под руководством мистера Норрелла.

– Разумеется, – произнес Лассельс. – Непременно под руководством мистера Норрелла. На этом мы настаиваем.

Встреча завершилась ко всеобщему удовлетворению. Мистер Лассельс и мистер Дролайт пообещали, что немедленно переговорят с мистером Норреллом.

Дролайт смотрел, как мистер Мюррей покидает комнату.

– Шотландец, – произнес он, когда за гостем закрылась дверь.

– Ну конечно! – согласился Лассельс. – Однако меня это не пугает. В делах шотландцы довольно практичны и умелы. Этот шотландец все сделает как надо.

– Он показался мне вполне респектабельным – почти что джентльмен. Если забыть о его странной привычке пристально смотреть на вас одним глазом, в то время как второй путешествует по комнате. Меня это сбивало с толку.

– Он слеп на правый глаз.

– Неужели?

– Да, Каннинг мне сказал. В детстве школьный учитель воткнул ему в глаз перочинный ножик.

– Господи! Однако только вообразите, дорогой Лассельс! Целое издание, выражающее мнение одного человека! В это трудно поверить! Волшебник удивится, когда мы ему расскажем.

Мистер Лассельс рассмеялся:

– Напротив, он решит, что нет ничего естественнее. Его тщеславие не знает границ.

Как и предполагал Лассельс, мистер Норрелл не нашел ничего удивительного в предложении мистера Мюррея, однако тут же начал перечислять всевозможные трудности.

– План превосходный, – заявил он, – однако практически неосуществимый. У меня нет времени редактировать издание, и я вряд ли доверю эту задачу кому-либо другому.

– Я был почти такого же мнения, сэр, – согласился мистер Лассельс, – пока не подумал о Портисхеде.

– Портисхед? Что еще за Портисхед? – спросил мистер Норрелл.

– Видите ли, – начал Лассельс, – когда-то он был волшебником-теоретиком, но…

– Волшебником-теоретиком? – взволнованно перебил мистер Норрелл. – Вы же знаете, что я о них думаю!

– Да, но вы не дослушали, – продолжил Лассельс, – его восхищение вами невероятно велико, сэр. Прослышав, что вы не одобряете волшебников-теоретиков, он немедленно забросил свои занятия.

– Вот как? – спросил мистер Норрелл уже более спокойно.

– Он опубликовал одну или две книги – вроде бы историю магии шестнадцатого века для детей или что-то в таком роде^[24]. Я полагаю, что вы вполне можете доверить редактирование лорду Портисхеду, сэр. Он никогда не опубликует ничего, что могло бы заслужить ваше неодобрение. Лорд Портисхед известен как один из самых достойных людей в королевстве. И я совершенно уверен, что его главным желанием будет вам угодить^[25].

С некоторой неохотой мистер Норрелл согласился принять лорда Портисхеда, и мистер Дролайт написал письмо, приглашающее его милость на Ганновер-Сквер.

Лорду Портисхеду к тому времени исполнилось тридцать восемь. Он был высок и долговяз, носил сюртуки и панталоны светлых цветов. Душа у его милости была нежная, и все вокруг заставляло его испытывать неловкость. Лорд Портисхед стеснялся своего высокого роста, своего статуса бывшего волшебника-теоретика (человек умный, его милость понимал, что это не нравится мистеру Норреллу). Встреча с такими светскими джентльменами, как Дролайт и Лассельс, чрезвычайно смутила лорда Портисхеда, а что уж и говорить о встрече с мистером Норреллом – его кумиром! В какой-то момент он от волнения начал раскачиваться из стороны в сторону – из-за роста и светлого костюма это придавало лорду Портисхеду сходство с серебристой березой на сильном ветру.

Несмотря на нервозность, лорду Портисхеду удалось-таки выразить, как он польщен приглашением мистера Норрелла, который в свою очередь был так приятно удивлен необыкновенным уважением со стороны волшебника-теоретика, что любезно позволил его милости вновь заняться изучением магии.

Разумеется, лорд Портисхед был очень рад, но, когда он услыхал, что ему будет позволено сидеть в уголке гостиной на Ганновер-Сквер, впитывая суждения мистера Норрелла о современной магии, и заниматься редактированием (под руководством мистера Норрелла) нового периодического издания мистера Мюррея, счастье его перешло все границы.

Новый журнал назвали «Друзья английской магии» – выражение, позаимствованное из письма мистера Сегундуса в газету «Таймс» прошлой весной. Удивительно, но в журнале не было публикаций самого мистера Норрелла, который обнаружил, что совершенно не способен дописать до конца ни одной статьи – его никогда не устраивало написанное. Он никак не мог решить, сказал ли слишком много или, напротив, слишком мало^[26].

В первых выпусках серьезный исследователь магии не найдет ничего, заслуживающего внимания. Занятны разве что статьи, в которых Портисхед от имени мистера Норрелла громит его врагов: джентльменов-волшебников, леди-волшебниц, уличных магов, бродячих чародеев, волшебников-вундеркиндов, Ученое общество йоркских волшебников, Ученое общество манчестерских волшебников, ученые общества волшебников в целом, а также всех прочих волшебников без разбору.