У меня на рукаве есть планшетик для заметок, сказку на нём не включить (техники же не должны развлекать детей!), но зафиксировать нарушение с него вполне можно.

– Нет! – схватила меня за рукав контролёрша. Цвет её лица стал неприятно серым. – Пойдёмте, я ещё кухню не проверила. – Она потянула меня за собой.

Жаль, что трогать взрослых, в отличие от детей, не запрещено. Я подхватила Эвочку и передала на руки Лине со словами «подожди меня здесь, я только уведу тётю и вернусь… ну-ну, пусти-пусти, надо, чтобы кто-то увёл тётю, а после этого я приду, обещаю».

– Не отправляйте жалобу, – сказала мне контролёр, едва мы оказались наедине. Она правда испугалась! У неё это первое задание, что ли?

Я стала перечислять, пальцем рисуя в воздухе галочки:

– Вы не надиктовывали пометки в процессе проверки. Вы не сверили серийные номера нашей интерактивной мебели. Вы даже не включили свой планшет! И вы прикоснулись к ребёнку. Вы кто?

Чем дальше я говорила, тем страшнее становилось мне самой. Действительно, кто она? Возможно, люди открыли перемещение в будущее с помощью космических путешествий и анабиоза раньше, чем мы думаем, и контакт с пришельцами из другой эпохи происходит именно так. По её поведению можно было предположить, что она никогда не слышала о статье за домогательства к детям и явилась к нам прямиком из эпохи, где считалось нормальным предложить чужому ребёнку конфетку!

Я взялась рукой за браслет, чтобы нажать тревожную кнопку когда понадобится. Хорошо бы у визитёров из прошлого реакция была медленнее, чем у меня, и они не сразу набрасывались. Оружие у них должно быть старомодным и громоздким, а я ничего такого при ней не заметила.

– Я её мать, – сказала проверяющая.

– Чья?

– Эвы.

Ясно – у неё расстройство мышления.

– Вы не мать Эвы, – терпеливо, как учат общаться с психически отличающимися людьми, разъяснила я. Как жаль, что я так глупо обманула её насчёт Виты и Лины и теперь не могла призвать живое доказательство! – Мать Эвы –…Виталина, которая работает в нашей семье.

– Я её родила.

Эвочка родилась не из искусственной матки? Почему-то я сразу поверила. Если бы проверяющая хотела солгать, не назвала бы себя «матерью». Всем же известно, что «мать» – это родитель женского пола, а родитель – это тот, кто воспитывает ребёнка. Для любительниц экстрима, желающих испытать на себе роды, есть какое-то другое название. «Родильница», кажется?

– Я не могла оставить её себе, – зачем-то стала объяснять эта родильница.

Оно и понятно: произведённого тобой на свет ребёнка отдают в семью, а тебе, если захочешь, после сдачи экзамена на любовь дают другого, чтобы избежать непрофессионального отношения.

– Я вошла в комиссию благодаря тому, что сделала крупные пожертвования в Фонд помощи семьям. Если вы пожалуетесь, меня отстранят. Не нажимайте кнопку, умоляю. Я не собиралась причинять ей вред, я просто хотела… Поймите… Я девять месяцев носила её внутри.

Правильнее всего было бы сейчас выставить эксцентричную дамочку из нашего дома: она обманом проникла в семью, преследуя неясные цели. Она напугала Эву! Но я не смогла. Женщина передо мной была не только лгуньей и расфуфыренной богачкой – она была через ДНК связана с Эвой. Я смотрела в испуганное лицо, а видела знакомый излом бровей. Эвочка станет красивой девушкой, когда вырастет. Мне не понять увлечение опасным спортом под названием «деторождение», но «я носила её» мне как раз было понятно – я сама ношу её каждый день.

– Какая она была внутри?

– Она пиналась в самое неожиданное время, – оживилась Ида. – А могла затаиться надолго, так что я начинала беспокоиться, а потом как толкнётся!

Похоже на Эвочку, да. Она обожает играть со мной в прятки и с хохотом выскакивать из укрытия. Её ровесники обычно прячутся так, что или уши, или пятки торчат, а ей пару раз удавалось скрыться так ловко, что я начинала волноваться.

– Ещё она икала! – сказала Ида с гордостью.

– Она и сейчас икает! – с не меньшей гордостью ответила я. – Как начнёт, так не может остановиться.

C этой женщиной, которая только что казалась мне врагом, у нас вдруг появилось что-то общее и родное нам обеим.

– Я не буду отправлять жалобу. Но вам нельзя с ней видеться. И никому не рассказывайте, кто вы.

– Да, – сказала Ида.

Её лицо было очень красивым, даже если мысленно убрать с него перманентный макияж и вживлённые стразы, и очень грустным. Может быть, мы не встретимся больше никогда: если кто-то кроме меня узнает, что здесь живёт рождённый ею ребёнок, то её отстранят от обследования нашего дома, а если ей удастся сохранить свою тайну, то всё равно проверки из их комиссии приходят раз в полгода и проверяющих постоянно меняют, чтобы избежать злоупотреблений.

– С ней всё будет в порядке, – пообещала я. – Все любят Эву, не только мама.

Ида медлила – должно быть, хотела попросить у меня разрешение ещё раз взглянуть на Эвочку или даже взять её на руки. Но я не хотела подводить зайчика, который остался в уверенности, что я отгоню опасную тётю. Поэтому – нет.

– Вы можете писать мне иногда, как будто в рамках своих полномочий, – спрашивать, регулярно ли мы обновляем обучающие графические программы, и когда у меня будет что вам отправить, я буду изредка присылать вам её коллажи. Только не каждый день.

Ида молча кивнула. Она включила планшет и стала не глядя ставить высшие оценки по всем пунктам, а потом протянула мне заверить.

Когда она ушла, я только успела заглянуть в игровую и увидеть просиявшее Эвино личико, как настала пора разводить ужин, подогревать и кормить, так что не удалось перекинуться с Линой даже парой слов наедине. Жужжание входящего раздалось между «контейнер заезжает в грузовой отсек» (помимо скафандров, у нас водятся и космические грузовики) и «нет, я не перепутала упаковки, можешь проверить на экране холодильника пятничное меню» (в девять лет дети бывают очень въедливыми). Я смогла прослушать письмо, когда убирала посуду. К счастью, кухонная утварь не бьётся, иначе осколков было бы не избежать, потому что тарелка с первых слов выскользнула из рук. Потому что – да. Меня пригласили на курс переподготовки, по окончании которого я займу вакансию любящей. Мне больше никогда не придётся загружать тарелки в посудомоечную машину. Вся моя работа отныне будет состоять в том, чтобы обнимать, целовать и сюсюкаться.

После уборки на кухне и вечернего туалета детей остались приготовления к завтрашнему дню: нужно было перепрограммировать меню с учётом того, что двоим нашим подросткам назначили дополнительные тренировки и им потребуется больше белка. Пальцы машинально выбирали нужные опции, а мысли были уже в центре профпереподготовки. Учёба, конечно, будет заочной, но вряд ли удастся совмещать её с работой на полную ставку. Хотя, если слушать семинары в большой перерыв, а задания выполнять перед сном – почему нет? Я отгоняла от себя мысль о том, что по окончании курса придётся перейти в другую семью – в ту, где будет открытая вакансия. Это нескоро! Зато там будет маленький – только мой и ничей больше.

Закончив все дела по дому, я пошла в общую зону в надежде встретить Лину, но она, наверное, так утомилась, загоняя непоседливого Кира в кровать, что уже не выберется на наши с ней вечерние посиделки. Зато в кресле свернулась клубочком Вита.

Ей нельзя было рассказывать, кто приходил к нам с проверкой, но кое-что в сегодняшнем дне нужно было обсудить. Я стараюсь удерживаться от упрёков, да и кто я такая, чтобы учить других любви, однако сейчас разговора было не избежать.

– Вита, послушай, ты чуть не попалась. Отошла от любимого ребёнка во время проверки! Тебе повезло, что мы с Линой тебя прикрыли!

Вита подняла глаза. В её лице не было ни вины, ни раскаяния – только усталость.

– Я не могу элементарно побыть одна! Я не знаю, как дотянуть оставшиеся месяцы до её трех лет. Я на пределе. В этом доме у меня даже своей комнаты нет!

– Как нет, когда есть?

– На двоих с ребёнком, и я не имею права закрыться в ней, чтобы не разрушить привязанность! Ты можешь на любое вторжение рявкнуть: «Меня нет!» – и запереть свою дверь на авторизацию, а мой замок запрограммирован так, что от Эвиных пальцев он всегда открывается. Ты не поймёшь, что это такое.

– Это я-то не пойму? – обиделась я. – Я же беру Эву всегда, когда ты просишь!

– Это не то же самое. Тебе, чтобы побыть одной, достаточно задвинуть дверь. Захотела – закрылась. А мне надо просить, ждать, когда у тебя найдётся время, и гадать, согласишься ты или нет. А, да что толку говорить.

Я привыкла слышать «тебе не понять», но обычно мне говорят это про любовь. Да знаю я, что жизнь любящих – это не отдых на Луне и даже не отпуск в симуляции курорта. Это круглосуточная работа. Я вижу, как наши любящие устают от любви, все пятеро. Но Вита – отчего-то больше других.

– Если доживу до трёхлетия, уйду в отпуск! На следующий день после её дня рождения!

Эвочка в три года переселится в общую детскую спальню, и Вите можно будет сделать перерыв перед получением из роддома следующего любимого ребёнка. А с такими настроениями она, может, и вовсе уйдёт с работы. Займётся личной жизнью – любящим невозможно завязать отношения ни с кем вне семьи из-за режима работы. А на открытую ставку в семью придёт новый любящий воспитывать нового младенца. А Эва будет получать от мамы поздравления каждый год – если их не отправлять, то любящих в отставке штрафуют. А я в это время буду в другой семье нянчить малыша, которому будет… где-то четыре месяца. Только моего. Любимого.

– Ты ведь не уволишься? – спросила я, уже зная, что даже если Вита ответит «нет», я ей не поверю. А даже если я ей поверю, она может передумать.

У нас дружная семья. Все любят Эву, не только мама. Лина любит Эву. Алекс любит Эву. Второй техник к ней немного слишком строг, но он со всеми так. И я ведь смогу поддерживать с ней связь, это не запрещено!

У Виты запиликал браслет – значит, дочка проснулась и захныкала.

– Вот видишь! – выразительно показала на гаджет Вита. – Я не могу спокойно в кресле посидеть. Даже ночью!

– Сиди, я схожу, – остановила я её. – Открой только дверь.

Дело не в том, что меня тронули Витины жалобы – мне срочно потребовалось увидеть маленького зайчика.

Вита, не вставая с кресла, отперла замок своей спальни.

Когда Эвочка плачет, она не ревёт оглушительно, как Кир, а тихо всхлипывает. Бедный малыш!

– Там тётя…

– Это сон, маленькая. Это только сон, хорошая моя. Вот, попей водички. Ну всё, всё. Я тут. Я подержу тебя за руку, пока ты будешь засыпать.

Может, и хорошо, что я не успела рассказать Лине про экзамен. Как бы я объяснила ей, что собираюсь отказаться от такой карьерной возможности?