Максим шел по коридору дворца спорта. Рядом семенил Андрей:
– Так, как вам идея?
– Отвратительно, если честно.
– Об этом никто не узнает. Я имею в виду из обычных ваших поклонников. Плюс, согласитесь, деньги не лишние.
– Не в деньгах дело. Понимаешь, что сегодня… Именно сегодня мы закрываем тур. А ты предлагаешь завтра нам играть еще один концерт…
– Неужели все эти условности про финал тура так важны? Это же не громкое событие. Почти как на кухне для друзей поиграть.
– Важно то, что мы сами очень устали. Мы ехали сегодня с твердым решением отыграть и на пару недель забыть друг о друге. Считай, отпуск…
Макс открыл гримерку, Андрей зашел следом:
– Но ведь не просто так, да и люди влиятельные.
– Андрей, – находясь в маленькой гримерке, Макс чувствовал себя защищеннее и мог говорить жестче, – я даже не спрашиваю, какие комиссионные ты получишь в случае нашего согласия! Но ты бы с нами объездил все эти города, ты бы посидел в автобусе, застрявшем в грязи посреди полей, ты бы повыходил на сцену с кошмарным звуком! Да, это очень здорово, но мы просто устали!
– Один концерт. Далеко ехать не надо. Дача совсем близко к городу…
– Выйди вон!
Андрей, который уже лет десять работал с артистами, молча вышел в коридор – он совершенно не обиделся на Максима. Творческие люди известны своей экспрессией. Андрей не первый раз замечал, что музыканты позволяют себе больше, чем позволяет приличное общество или того требует деловой разговор. Андрей связывал это с тем, что в стране нет до сих пор культуры звездного статуса.
Если в огромном кинотеатре собрать всех звезд и показать им кино про то, как дебоширит в турах какая-нибудь западная знаменитость, чьи дебоши, скорее всего, спланированы пиарщиками и тщательно срежиссированы, то они, желая подчеркнуть свой статус, в поездках начнут творить черте что. В кино выкинули телевизор из окна? Чем мы хуже?!
Макс действительно был вымотан. Через час начинается концерт, а у него совершенно нет желания его играть.
Сев на стул, он налил себе стакан сока и залпом выпил.
Когда-то давно группа не выходила на сцену так, чтобы все музыканты были трезвыми. Сам Максим, бывало, не помнил концертов. Но со временем это ушло. Ушло, когда появилась ответственность перед зрителем.
Пару лет назад он последний раз позволил себе выпить перед выступлением. Потом он приложил огромные усилия для того, чтобы те, кто снимали концерт на телефоны, удалили видео из социальных сетей – смотреть на качающегося человека, то и дело повисающего на микрофонной стойке и игнорирующего ноты, было действительно противно.
Максим ничего не имел против пьющих. Его музыканты могли себе позволить расслабиться после шоу, но сам Макс не любил полумер – он мог себе позволить алкоголь только по праздникам. Да и то, делал он это только из уважения к традициям. Что же делать, раз у нас столько традиций, завязанных на алкоголе!
В начале тура музыканты каждый вечер пили в туровом автобусе, но постепенно это сошло на нет: было сложно на следующий день быть в форме, и каждый раз становилось все сложнее…
– Ребята, я сегодня не буду, – как-то между Тамбовом и Иваново сказал гитарист Женька, – я сегодня еле выстоял концерт. Надо поспать, прийти в себя…
Через три дня они уже перестали брать бутылки в дорогу, а потом и вовсе прекратили рок-н-роллить.
– Я понял, – осенило как-то барабанщика Данила, – нам все врали, что в туре идет веселуха каждый день. Мне кажется, что это придумывают для того, чтобы подороже нас рок-музыкантов продать. Мол, посмотрите, какие они… А попробовали бы за две недели восемь концертов отыграть. У нас впереди еще куча городов, а я выжат как лимон.
– Я тоже об этом думаю, – Макс хлебнул минералки, – А есть те, кто пытаются соответствовать этому образу каждый день…
– Угу, и сидит в подвале, играя перед десятью такими же алкашами… Творчество творчеством, но мы же зарабатываем этим, а ты попробуй пьяным на работу явиться…
Макс встал с кресла и подошел к окну гримерки. С высоты город был прекрасен. Несмотря на то, что Дворец Чемпионов был на окраине, Максим вдруг почувствовал всю мощь Петербурга… Хотя, почему, несмотря? Может быть, наоборот, благодаря!
Новые районы дышат молодостью, здесь люди живут, здесь они каждое утро просыпаются, здесь растет новое поколение.
Центр Петербурга больше похож на аттракцион, где можно пощупать все то, фотографии чего любят публиковать в огромных альбомах и на открытках.
Сверкнула молния, где-то далеко послышались раскаты грома. Такое ощущение, что гроза гуляет вокруг дворца. Она то приближается, то вновь отходит. Словно выжидает чего-то.
Максим увидел толпу людей внизу. Люди прятались под зонтами и ждали, когда откроют двери. Он представил, каково им сейчас: мокро и холодно. В этот момент ему захотелось всех их обнять и искренне сказать спасибо за то, что они пришли.
Еще несколько лет назад на презентацию предыдущего альбома Максим звал людей лично: писал каждому, напоминал, просил привести друзей. А сейчас весь город в афишах, реклама по радио… Если раньше он знал половину пришедших в клуб, то сейчас такое сложно представить – вряд ли у него набралось бы столько знакомых, чтобы заполнить хотя бы десятую часть двадцатитысячного Дворца Спорта. Самое интересное, что сегодня придут на концерт и те люди, которых он когда-то звал в клубы на выступления, но они никогда не доходили. А сегодня дойдут – успешных любят!
В гримерку зашел Женя:
– Макс, все хотел спросить… А зачем тебе отдельная гримерка? Почему ты не со всеми?
– Это банально, но мне хочется побыть одному. Я сильно устал за тур, и мне нужно просто настроиться.
– Мне кажется, что это банальная отговорка. Мне казалось, что в группе мы все на равных. Вообще-то мы с тобой ее придумали. Я понимаю, когда ты один светишься по телевизору и на радио, но зачем в бытовом плане отделяться? Это для зрителей ты лицо группы, но ты прекрасно знаешь, что ты без нас…
– Да, я знаю, – Макс перебил гитариста, – я знаю, что без вас я бы в жизни не достиг всего этого. И эта отдельная гримерка… Блин, предложили, я и взял. Пойдем к вам. До выхода на сцену полчаса.
– О, узнаю Максима, – улыбнулся Женя, – пойдем! А то звезду корчишь тут.
В гримерке музыкантов места было больше. Оно и понятно – рассчитана-то не на одного человека. Ребята сидели за столом, стоящим посередине, и ели какие-то йогурты.
– Да-а-а, рок-н-ролльщики вы мои, – сев за стол, усмехнулся Максим, – а есть грушевый?
В дверь постучали:
– Выход на сцену через двадцать минут. Вы просили напомнить.
– Спасибо, – хором крикнули музыканты.
– Ну, чего, ребятушки? Давайте переодеваться, нам пора.
Макс никогда не испытывал волнения перед выходом на сцену. С самого первого концерта он всегда с радостью выходил к микрофону. Никакого мандража, только желание петь и видеть лица людей.
Когда-то один хороший знакомый сказал ему, что сцена – это лучший психотерапевт и, выходя на нее, Максим сбрасывает весь груз проблем и на несколько часов абсолютно забывается, создавая вокруг себя идеальный мир, где можно быть кем угодно и делать все, что угодно.
Макс любил это самое мгновение, когда в голове что-то щелкает, и он понимает, что вот именно сейчас начинается концерт. Это происходит, обычно, минут за десять до того, как начинает звучать музыка. Вдруг резко из простого парня с ворохом тараканов в голове он превращается в рок-звезду. Говорят, что в такие моменты у него даже походка меняется. Такой вот Джекил и Хайд от рок-музыки.
Надев в своей гримерке черную приталенную рубашку, Макс взял из дорожной сумки бубен и вышел в коридор. Музыканты были уже там. Подтянутые, решительные, сосредоточенные.
– Ребята, сюда, – словно бы из-под земли возник Андрей, – там полный зал! Фантастика! Вы звезды.
На сцене гигантский экран показывал цифры. Когда до конца отсчета оставалось 20 секунд музыканты осторожно поднялись на сцену.
0!
Барабаны выдают брейк, и Женька бьет по струнам. Понеслась!
Спрятавшись за гитарным кабинетом, Макс смотрел на полный в мерцании прожекторов зал. Пляшущие в ритм музыке прожектора выхватывали отдельные лица, подсвечивали глаза! Ради всех этих тысяч глаз стоит забыть об усталости.
Максим группируется, резко выпрыгивает, под одобрительные крики, которые, как волна распространяются по всему залу, бьет в бубен и забывается в своем… Нет, он не танцевал, он сливался с музыкой. Он был ее частью:
– Привет, мы приехали играть музыку, а вы? – дежурное приветствие и раскинутые в сторону руки. Бубен летит в сторону, Макс берет со стойки гитару, – Мы рады вернуться в родной город! Мы начинаем…
Рита вышла из дома. Дождь все не прекращался. Осень в Петербурге – капризная тетка без какого-либо логического объяснения своим капризам: то солнце нещадно палит, то льет целый день. Иногда утро начиналось солнцем, а днем мог пойти холодный ливень.
Ежась от дождя, Рита перешла улицу и подошла к зданию Дворца Спорта. Какой же он все-таки красивый! Огромный! Неземной!
Ритин папа всегда был фантазером. Он любил придумывать сказки о дальних мирах, о внеземных цивилизациях, об отважных покорителях космоса, но вместо того, чтобы стать космонавтом, отучился на архитектора. Сначала он проектировал детские сады, потом торговые центры. Когда ему предложили заняться дворцом спорта, он пришел домой и сказал: «Я, наконец-то, построю свой космический корабль».
Рите было четырнадцать, и, наверное, странно, что ей стало действительно интересно, чем занимается ее отец, но это было так.
Отец приносил схемы и эскизы, каждый вечер он рассказывал Рите о том, как будет устроена вентиляция, как будет выглядеть фасад, как будет работать механизм выкатной сцены, если там будут проводить концерты и так далее.
Проект готовился два года, а потом дворец начали строить. Риту знали на стройке, такое ощущение, что все. Рабочие из Средней Азии кормили ее пловом, а крановщики пару раз, конечно же в тайне от папы, брали ее в кабины башенных кранов.
Дворец открыли две недели назад. Хоккеисты на открытии сыграли товарищеский получасовой матч, фигуристы показали короткий балет на льду, а приглашенные музыканты спели свои самые известные песни. Отец был счастлив, а Рита была счастлива за отца.
Рядом с дворцом стояли молодые люди. Кто-то пытался прятаться под зонтом, кто-то веселился, промокнув насквозь, кто-то раздраженно посматривал на двери: когда откроют?
Когда двери открылись, Риту людской волной затянуло внутрь. В вестибюле она приложила билет к сканеру и попала в просторный холл.
Сдав куртку в гардероб, она прошла чуть дальше по коридору, опоясывающему дворец, и купила себе чашку чая. Чай обжог язык, но через секунду приятным теплом словно бы растекся по телу. Стало сразу не так зябко.
Рита сидела за одним из нескольких столиков, стоящих здесь и прислушивалась к собственным ощущениям. Может быть, ну его, пусть все останется на своих местах: она будет слушать и собирать вырезки о нем, а он будет петь? Нет, так нельзя! Упущенная возможность хуже неудачи!
– Девушка, здравствуйте, – за ее столик бесцеремонно уселся молодой человек с дредами и пронзительным взглядом, – меня Васей зовут…
– Меня, к счастью, зовут не так, – попыталась съязвить Рита.
– А как?
– Рита, – зачем-то она назвала ему свое настоящее имя. Обычно в таких ситуациях она предпочитала представляться как-нибудь иначе.
– А ты давно Макса слушаешь?
Пускать нового знакомого в душу и посвящать его в свои внутренние миры ей совсем не хотелось. Дело даже не в том, что она не любила людей, просто в данную секунду ей хотелось побыть одной.
– Я слабо знакома с его творчеством, меня парень привел, он фанат, – можно ли это назвать ложью? Или это просто еще одна из форм вежливого отказа?
Рита старалась быть честной девушкой, и ее всерьез занимал вопрос, почему все люди врут. Кто-то по-крупному, кто-то в мелочах, но так или иначе никто никогда не бывает абсолютно честным. Вот, зачем-то она соврала Василию, но, с другой стороны, эта ложь прозвучала менее обидно, чем, если бы она его прямым текстом послала куда подальше. В данной ситуации и ложь и правда имеют один смысл и одинаковый результат. Такой вот странный феномен…
– А, ну тогда не буду мешать, – Вася встал из-за стола и пошел в сторону холла.
Двери в зал уже были открыты. Рита прошла половину танц-пола и встала недалеко от пульта звукорежиссера. Как она посчитала, что, раз звукорежиссер именно отсюда будет рулить звуком, то и звук будет здесь самым лучшим.
Минут через десять зал был полон и погас свет. Под овации зрителей включился экран над сценой, и на нем высветилось цифра «100»…
Когда на сцену выскочил словно чертик из коробочки Максим, Рита внутренне сжалась. Она первый раз увидела его не на фотографии или экране… Она увидела его своими собственными глазами. Улыбчивого, словно бы искрящегося и немного наглого…
– Мы начинаем, – почти шепнул он в микрофон, и провел по струнам.
Рита знала, в какой последовательности будут песни и сколько их будет – она читала о каждом концерте тура, и убедилась, что во всех городах группа Канева играла одну и ту же двухчасовую программу.
Рита пела вместе с Максимом, смеялась над его шутками и то и дело восхищенно оглядывала огромный заполненный зал. Зрители тянули вверх руки со включенными на телефонах фонариками, танцевали и горланили слова песен, когда Максим разворачивал микрофонную стойку в их сторону.
После пятнадцатой песни Рита быстро, лавируя между людей, пошла к выходу из зала. В пустынном холле она огляделась по сторонам, по лестнице поднялась на четвертый этаж и пошла в сторону мужских туалетов.
– Девушка, вы куда? – окликнул ее охранник, лениво прохаживающийся по коридору, – Это мужской…
– Очень надо, в женском очередь…
Рита скользнула в кафельное и пахнущее новизной помещение. Слева от писсуаров она увидела дверь. Дверь была закрыта на замок трехгранным ключом. Конечно же, Рита достала такой накануне.
Щелк!
Правой рукой нащупала выключатель и захлопнула за собой.
Внутренний технический этаж выглядел менее парадно, чем та часть дворца, которая была доступна зрителям.
Где-то совсем близко громыхал басами концерт…
Вторая дверь справа. Щелк!
Пульт вентиляционной системы. Пятая и восьмая ручки на «выкл». Все просто, никто ничего и не заметит. Наверное. А если и заметит, то нескоро.
Выйдя из помещения с пультом, она пошла по коридору. Вот одна из труб, но нужна не эта, а следующая. Да, вот она. На ней даже номер написан.
Рита приложила к ней руку. Вибрации не было, а, значит, вентилятор выключен.
Ее отец очень гордился вентиляционной системой дворца:
– Вот, если кто-то решит попасть из одной части дворца в другую, или эвакуироваться, то вентиляционные трубы будут для него находкой, – говорил он, помешивая чай, – У них внутри есть скобы, они как ступеньки, плюс все это оборудовано ревизиями – специальными люками, через которые можно попасть внутрь. Словом, если что случится, ищи вентиляцию.
– Надеюсь, мне это знание не понадобится, – улыбнулась семнадцатилетняя Рита.
Восемнадцатилетняя же Рита открыла ревизионный люк и, включив фонарик на смартфоне, вцепилась руками в ступеньку. Вниз уходил темный провал, сверху же лилась музыка – восемь метров вверх, и она окажется в зале.
Когда смотришь на огромные сооружения, ты не можешь оценить на глаз их размер. Например, в Петербурге есть Зимний дворец. Как вы думаете, какой высоты это четырехэтажное здание? Не угадали – 30 метров. Это стандартный десятиэтажный дом, между прочим!
Подтянувшись на последней ступеньке, Рита выглянула из раструба вентиляционной трубы. Сверху концертная площадка впечатляла гораздо больше, чем, когда ты окидываешь ее взглядом, находясь внизу. Огромное море людей, пляшущие огни и крохотная сцена где-то впереди. На сцене музыканты, устроившись на барных стульях, играли акустический блок.
Прямо под раструбом к центру зала тянулся помост с ограждениями. Рита прекрасно знала о нем – все ее действия были четко спланированы и даже отрепетированы. Но одно дело идти по железному мостику в метр шириной по пустому ночному дворцу, а другое – во время концерта, когда внизу находится несколько тысяч человек, а прожектора норовят залезть в твои глаза.
В центре зала висела конструкция в виде усеченной пирамиды, подвешенной верхушкой вниз. На каждой из ее боковых плоскостей крепился экран. С одной стороны – островок безопасности, с другой – Риту могли заметить охранники. Все-таки экраны, транслировавшие видео с камер на сцене, привлекали внимание.
Но, даже если они заметят, поймут ли, что что-то происходит не так? Обычный человек вряд ли бы туда попал. Могут решить, что кто-то из рабочих…
О проекте
О подписке