Вступление

Эта книга ушла в печать не сразу. Она ждала своего часа и, мне кажется, момент был выбран правильно. Именно сегодня наша Церковь и наше общество стоят перед определенным выбором. Открылось окно возможностей, когда мы в силах преодолеть – если, конечно, захотим и соберемся с духом – неопределенность и духовный вакуум, пришедшие в 1990-е на смену прежней идеологии и не изжитые нами до конца.

Здоровое общество, как и здоровый человек, обычно понимает, зачем, ради каких целей оно живет, ради чего люди работают, изобретают, помогают друг другу в трудных обстоятельствах. Хорошо, когда ответы на эти вопросы черпают непосредственно из Евангелия – но не все общество состоит из воцерковленных людей. Между тем, христианские нравственные ценности универсальны во всех отношениях. Универсальны они и в том смысле, что обладают целительностью и животворностью даже для людей неверующих и сомневающихся – только тогда их приходится переводить на язык секулярной культуры. И в этом случае они тоже работают. Чего нельзя сказать об идеях секулярного гуманизма и позитивизма, даже если эти идеи изложены с использованием элементов теологического стиля и христианской символики. В любом высказывании важно разделять форму, содержание и задачи говорящего.

Сегодня мы переживаем период, когда общество в состоянии полностью преодолеть духовный недуг. И главный вопрос заключается в том, сможет ли оно четко сформулировать те незыблемые основания, которые превращают нацию в единое целое, те ценности, идеалы и установления, которые определяют ее идентичность и историческую субъектность. Задача осложняется тем, что история России полна зигзагов, исторических срывов и трагедий – что, впрочем, отнюдь не является какой-то нашей уникальной особенностью. В истории многих наций хватает мрачных периодов и даже катастроф. Но здоровье народа зависит от способности преодолевать травмы и идти дальше, раскрывая те таланты, которые даны ему Богом. Нам необходимо выйти на свою историческую дорогу. А значит, нам предстоит актуализировать в глубинной национальной памяти те пласты и символы, которые сохраняются всегда – вопреки войнам, революциям, расколам и смутам – и не зависят от сиюминутных идейных разногласий.

Гражданский раскол ХХ века может быть преодолен только гражданским единением, возвращением к состоянию целостности – «целомудрия». И здесь нам ничто не поможет так хорошо, как наш православный образ мысли, который ставит во главу угла идеал целомудрия, а также идеал самопожертвования – умения пренебречь собой ради любви к другому, не побоявшись испытаний. Урок такого самопожертвования преподал нам Господь, когда принял свой Крест. Дело за тем, чтобы показать, насколько хорошо мы этот урок усвоили. Я уверен, что наша Церковь и наше общество выдержат этот экзамен. И если моя книга внесет хоть самую малую лепту в это общее дело, я буду знать, что не зря рискнул выпустить ее в свет.

Глава 1
Роль Церкви в истории России

Необходим академический труд «История Русской Православной Церкви в XX веке». Благодаря подвигу новомучеников сохранилось историческое бытие Церкви. Русская православная церковь – единственный общественный институт в России, не терявший исторической преемственности. Православие задает параметры национальной идентичности, которые не вполне зависят от религиозности. Традиция говорит через нас даже когда мы об этом не подозреваем. Богочеловеческая природа Церкви и соединение вечного с временным. Некорректно приписывать Церкви узкие регламенты – только роль хранительницы традиции или только роль строителя будущего. Расколов, смут, революций и контрреволюций в России больше быть не должно. В 1990-е не была преодолена догма об отделении Церкви от общества. Духовный вакуум и социал-дарвинистская мораль. Церковь нуждается в свободном взаимодействии с государством. Русская православная церковь – не Церковь Российской Федерации, но Церковь многих народов. В семье народов исторической Руси нет лишних братьев. Разрыв между личным и общественным в сознании – это тяжелейшее духовное увечье. Социальные вопросы – сфера непосредственного церковного попечения, они рассмотрены в «Основах социальной концепции Русской православной церкви». Урок из опыта минувшего века: нельзя строить общественную жизнь без Бога. Каким будет наш русский мир с его византийским наследием, зависит от нас самих.

Гражданам России довелось пережить три века неожиданных поворотов и глубоких исторических разрывов. Одни общественные институты уходили в небытие, другие неожиданно появлялись на исторической сцене.

Церковь также переживала трудные времена. Тем не менее, она остается, как подсказывают историки и социологи, самой долгоживущей общественной организацией Русского мира. Русская Православная Церковь является единственным социальным институтом, не терявшим преемственности на всем протяжении истории стран ее канонической ответственности: дореволюционной истории во всем многообразии ее эпох, советской и постсоветской истории. С Божьей помощью она смогла сохранить себя несмотря на все потрясения. И это, если так можно сказать, историческое «везение», а на самом деле промысел Божий – накладывает на нас огромную ответственность. Ответственность не только за окормляемую паству, не только за нравственное состояние нашего народа, но и за культурную преемственность в обществе, за нашу общую верность нашему историческому предназначению. Православие – это христианская ортодоксия. Но в историческом смысле это еще и наш культурно-исторический тип, параметры нашей национальной идентичности, которые, как ни странно, не всегда зависят напрямую от степени религиозности тех или иных социальных групп – и в этом, я думаю, одна из тайн Божьего Промысла.

Стойкость, мужество, героизм, способность к самопожертвованию, которые демонстрировали наши солдаты во время Великой Отечественной войны, имеют корни в православной культуре – хотя воевать нам довелось в период принудительного госатеизма и часть воевавших, вне всякого сомнения, имела атеистическое мировоззрение. Но традиция говорит через нас и тогда, когда мы об этом не подозреваем. И в этом, я уверен, скрыт глубокий провиденциальный смысл. Интегрирующая роль Церкви в периоды смут, катаклизмов, «великих переломов» и исторических разрывов связана также и с этим немаловажным обстоятельством.

Церковь, выжившая в исторических катаклизмах, сегодня в состоянии помочь обществу связать воедино оборванные нити разных исторических эпох. Что это значит в действительности? Активное участие в культурной политике, в осмыслении нашей истории в рамках обновленного национального консенсуса. В наших силах сделать так, чтобы отход от многих стереотипов советского периода вел нас к реальному возрождению ценностей, присущих нашей духовной и культурной традиции, а не к выхолощенной и бессмысленной «постсоветскости», выстроенной в постмодернистских декорациях. В наших силах также отделить идеологические клише советского официоза от подлинного социального творчества народа, самостоятельно, независимо от начальства, практиковавшего разные формы солидарности и общей социальной ответственности, исторически восходящие к общинности и соборности. Там, в глубине народного сознания, концы этой исторической нити легко нащупать, оборванную «связь времен» – восстановить.

Церковь в состоянии начать этот процесс и шаг за шагом идти к решению этой важнейшей задачи. Причина тому – Богочеловеческая природа Церкви, соединение вечного с временным, видимого с невидимым, небесного с земным. В историческом бытии это проявляется в особой миссии Церкви, помогая ей взглянуть на сиюминутные проблемы с той дистанции, которую определяют ее Богочеловеческая природа, ее сопричастность вечности. Именно этот угол зрения и дает Церкви возможность служить примирению людей и сохранению мира.

«Времен связующая нить» – вот предмет наших постоянных помыслов. Сегодня мы призваны с христианских позиций размышлять о вызовах, с которыми приходится сталкиваться современной цивилизации, думать над тем, какой ответ может предложить обществу Церковь и как мы можем актуализировать Евангельское послание применительно к реалиям и проблемам нашего дня.

В этом отношении представляется совершенно бессмысленным приписывание Церкви строго определенных социальных регламентов – например, только роли хранительницы традиции или только роли строителя будущего. Разные ипостаси не существуют друг без друга. Пора отвыкать от мышления антиномиями, от рассуждений в логике «или – или», которые не помогли в ХХ веке ни нам, ни Западу. Антиномии бесплодны, порой они подталкивают к узколобому фанатизму.

* * *

Чтобы Церковь могла успешно выполнять свою социальную роль и участвовать в создании новых культурных смыслов, она нуждается в симфоническом взаимодействии с государством. Говоря о современной симфонии, я имею в виду прежде всего баланс церковно-государственных отношений позволяющий формулировать и поддерживать тот самый нравственный консенсус, который становится базисом для нормальной деятельности общественных институтов.

В царской России Церковь была государственной, во главе ее был император, а не патриарх. Но управлялась Церковь бюрократической администрацией, именуемой обер-прокурорством Святейшего Правительствующего Синода. В преддверии революции лучшие умы как Церкви, так и государства начали задумываться о роли Церкви в российском обществе, о том, как сделать эту роль более очевидной. В очень непростое время, примерно за год до революции 1905-го года, тогдашний премьер-министр Витте обратился к государю императору с докладной запиской, в которой указал, что одна из причин ослабления влияния Церкви на народ заключается в том, что между Церковью и высшей государственной властью, Церковью и народом есть некая бюрократическая прослойка, – имея в виду бюрократическую государственную институцию. Действительно, без вмешательства государства не существовало прямого диалога Церкви ни с высшей государственной властью, ни с обществом.

И вот в 1917-м году произошло избрание Патриарха. Избрание произошло под гром артиллерийских ударов по Кремлю, в самое тяжелое время нашей истории. Но оно все-таки состоялось. И, наверное, трудно себе представить, как бы развивалась история нашей страны, я не говорю уже об истории Церкви, если бы в эту годину смуты Русская Церковь не получила своего канонического возглавления. Избрание патриарха Тихона восстановило после более чем 200-летнего перерыва каноническое возглавление Русской Православной Церкви. Это был промыслительный шаг.

Восстановление Патриаршества 100 лет назад, когда страна была охвачена смутой, стало важнейшим фактором, способствовавшим консолидации Церкви. Святитель Тихон в годину гонений стал для православного народа символом верности Христу. Именно поэтому главный удар был направлен на патриарха Тихона. И мы знаем, какой путь исповедничества прошел святитель Тихон. С одной стороны, – изоляция от окружавших его помощников, от близких людей, от всего общества, компрометация в прессе, запрет на совершение богослужений. С другой стороны – спровоцированный в это же самое время раскол со стороны тех, кто стремился обновить, «улучшить» Церковь. А разве сегодня не точно таким же образом действуют некоторые, в том числе и рясу носящие, которые выступают за необходимость обновления, улучшения, но на самом деле провоцируют семена разделения и раскола? Ничего нового, все повторяется…

После революционных событий, когда были провозглашены принципы отделения Церкви от государства, казалось, что государство перестанет отделять Церковь от возможного прямого диалога с народом. Но произошло совсем не то: буквально с первых дней существования новой власти, уже через особые институции, включенные в спецслужбы тогдашнего советского государства, начались попытки формировать ту же политику, что была до революции, а именно согласовывать назначения, контролировать все, что происходит на уровне высших церковных решений. Другими словами, вмешиваться в церковную жизнь, преследуя конкретные цели, причем в то время к общегосударственным интересам активно подключились интересы идеологические.

У Церкви был всему этому внутренний противовес. Личность Патриарха Тихона, человека, исполненного смирением, мудростью, спокойствием, любовью к людям, была сильнейшим объединительным началом. И даже тогда, когда Патриарх Тихон в 1925-м году скончался, институт Патриаршества не был ликвидирован. Не было Патриархов, но были Блюстители, Местоблюстители Патриаршего престола, то есть, всегда была некая личность, которая несла окончательную ответственность за то, что происходило в Церкви. Мы знаем, что трудами этих людей, особенно трудами митрополита Сергия, который в 1943-м году стал Патриархом Московским и всея Руси, во многом сохранилось историческое бытие нашей Церкви.

Все это это было позже. Но еще до избрания Патриарха Тихона появились жертвы, стали убивать священников, грабить и разрушать храмы. Стало ясно, что Церковь входит в тяжелейшую пору испытаний. Отдельного описания достойна история Храма Христа Спасителя – как известно, разрушенного в 1931-м году. Те, кто разрушал этот храм, осознавали, что они делают – они посягали на символ русского Православия. И тогдашний руководитель города Москвы, один из гонителей нашей Церкви, чье имя всем известно, произнес совершенно омерзительные слова, которые я не решусь повторить в этой книге. Но этими словами он в полной мере отобразил настроение тех, кто организовывал и осуществлял беспрецедентное гонение на Русскую Православную Церковь…

По промыслу Божию начало гонений совпало с началом работы Всероссийского Поместного Собора. Его определения, материалы заседаний, а также предсоборные подготовительные документы во многом сохраняют свою актуальность и по сей день, ибо затрагивают животрепещущие вопросы устроения церковной жизни. Думаю, что масштабная исследовательская работа, посвященная Собору 1917–1918 годов, которая ведется сегодня, представляет не только отвлеченный академический интерес. Именно в той духовной среде, из которой вышли мученики веры, и возникли идеи церковного возрождения, оказавшегося отложенным во времени, но, с поправкой на изменившиеся условия, осуществляющегося ныне.

Мудр тот, кто умеет применять исторический опыт в своей собственной жизни. И дай Бог, чтобы трагедия, которая произошла с нашей Церковью, обогатила нас именно тем опытом, отталкиваясь от которого, мы бы сегодня могли консолидировано, соборно, мирно преодолевать те трудности, которые реально существуют и в жизни Церкви, и в жизни нашего народа, стараясь укреплять «единство духа в союзе мира».

Вместе с тем, взирая на события минувшего века с высоты исторического опыта, мы можем видеть, сколь тщетно на самом деле противостояние воле Божией, будь то уровень отдельной личности, или масштабы целого общества и государства, или масштабы всего Божиего творения.

История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Как это созвучно словам Спасителя: «Как слышу, так и сужу, и суд Мой праведен» (Ин. 5:30)! Действительно, что было, того не изменишь, произошедшему следует лишь постараться дать беспристрастную оценку. А это требует внимательного и честного исследования истории со всеми ее неприглядными страницами.

Мы можем рассуждать о том, почему и как в России произошла национальная катастрофа, подвергнуть анализу различные этапы исторического пути нашей Церкви и обратиться к подвигу новомучеников и исповедников XX века.

Трагические последствия начинавшейся смуты отчетливо видел священномученик Андроник, архиепископ Пермский, которому принадлежат такие слова: «Да не будет между нами разделений. Все, как один человек, в эту грозную пору устоим в ровности духа и далее со Христом единодушно, согласно и мирно да пребываем все в это трудное время, возложенное на нас как испытание. Пусть всякий знает: Отечество в опасности; оно потрясено в своих основах. Не предадимся печали, но исполним свой долг, принесем подвижничество в труде, к чему призывает нас Россия». Владыка произнес эти замечательные слова на проповеди 5 марта 1917 года во время совершения Божественной литургии. И мы хорошо знаем, как развивались события на протяжении всех этих страшных месяцев 1917-го года, от февраля до октября.

Разумеется, революционные события начала XX века были порождены не предшествовавшими им 10–15 годами. Это результат более чем 200-летнего развития нашего общества, внутри которого росли противоречия: культурные, духовные. Нельзя все сводить только к экономической оценке ситуации, к социальному и имущественному расслоению, к «земельному вопросу». Палитра противоречий была куда более разнообразной.

Возникает вполне предсказуемый вопрос: о чем же думала Церковь, почему она не успокоила общество и не остановила сползание к катастрофе? Ответ чрезвычайно прост и даже банален: внешнее «благополучие» дореволюционной Церкви – это видимость. На самом деле Церковь была по рукам и ногам скована государством. Конечно, государство было православным, царь был православным. Но Церковь, лишенная Патриаршего возглавления и подчиненная государству, была лишена самого важного – возможности говорить людям, не оглядываясь на власть, Божию правду об их духовном состоянии, давать оценку, с духовной точки зрения, политическим процессам в обществе. Священники могли говорить о личной жизни человека, семейной жизни, но никто из высшего духовенства, не имел права давать оценку происходящему в стране, потому что главой Церкви был государь император, и только он мог давать эти оценки. Поэтому когда разнонаправленные политические силы начали действовать на разрыв страны, Церковь не могла им ничего противопоставить. Отсутствие канонического управления Церковью привело в определенной мере к катастрофическим последствиям. И когда не очень доброжелательные критики говорят нам сегодня: «Вы тоже виноваты в том, что произошло!», – мы вынуждены признать: да, здесь есть вина Церкви. Но она происходит не от самой природы Церкви, а от тех совершенно неправильных и неестественных условий, в которых более двухсот лет Церковь находилась.

Потеря Церковью возможности нести свое пророческое слово в какой-то мере содействовала тому, что все больше образованных людей переставали слушать ее голос, и когда в предреволюционные годы пламенные проповедники стали обращаться к народу, их проповедь часто не выходила за стены храмов.

В 1990-е годы отношение к религиозным организациям в государствах постсоветской зоны изменилось на законодательном уровне. Ко Христу обратились миллионы людей, открывались храмы и монастыри, получило развитие богословское и религиозное образование. Церковь ясно заявила, что не должно быть никаких бюрократических структур между нею и светской властью.

Но духовное состояние общества в целом контрастировало с настроениями в церковно-религиозной сфере. Нашлись горячие головы среди новых революционеров, которые планировали создать министерство по делам религии. Некоторые из известных людей, принимавших активно участие в политических переменах, даже предлагали свои кандидатуры в качестве новых обер-прокуроров. Одновременно с этим в обществе нарастал идейный хаос, за которым последовала ценностная дезориентация народа. Она сопровождалась такими явлениями как правовой нигилизм, утрата взаимного доверия и чувства общей ответственности. Пропагандировались псевдогуманистические идеалы, связанные с моральным релятивизмом, принципами потребления, ницшеанским правом сильного. В ход пошла социал-дарвинистская мораль, в рамках которой развитие общества происходит на основе естественного отбора. Все должна была устроить мифическая «невидимая рука рынка», а на деле тон в стране задавали нувориши. Социально не защищенным группам населения, которые «не вписались в рынок», предлагалось лишь постепенное вымирание.