Центральные регионы Индии были самыми удаленными областями от первоначальных территориальных оплотов британцев, прибывших на Индостан по морю и основавших свои фактории на побережьях Бенгальского залива и Аравийского моря. К 1763 г., когда в Европе завершилась Семилетняя война (1756–1763), военный театр которой разворачивался и на Индийском субконтиненте, британская Ост-Индская компания упрочила свои береговые территориальные позиции. Так, она уверенно обосновалась в Бенгалии и Бихаре, низведя вскоре после победоносной битвы при Плес-си (1757) местных навабов до положения марионеточных правителей и получив полный политический контроль и право собирать налоги с этих территорий, а также в Северных Сиркарах – узкой полоски земли вдоль восточного побережья Бенгальского залива – которые ей достались от побежденной Франции, и на небольших пространствах вокруг Бомбея и Сурата на западном побережье Индостана и вокруг Мадраса – на юго-восточном[5]. Кроме того, оставив французам несколько населенных пунктов без права возводить там укрепления и содержать армии, Компания обеспечила себе свободу действий и отныне имела в качестве серьезных оппонентов лишь местных правителей, владения которых были раскинуты по всему огромному полуострову.
Дальнейшее грамотное выстраивание военно-дипломатических отношений с индийскими политиями и успешное продвижение британцев вглубь субконтинента в немалой степени зависели от хорошего знания этих земель. Не полагаясь на случайную информацию, английские генерал-губернаторы, лелеявшие планы расширения зоны влияния, всемерно поощряли усилия ученых-картографов, которые начиная со второй половины XVIII в. старательно наносили на бумагу очертания полуострова, изгибы рек, неровности рельефа, населенные пункты. В 1767 г. в Индии была основана Топографическая служба (Survey of India). А уже в 1782 г. возглавивший ее Джеймс Рэннел (1742–1830), снискавший себе славу «отца индийской географии», создал одну из первых современных карт Индии. На ней помимо территорий на северо-западе полуострова еще одним почти незаполненным местом оказался находящийся в фокусе данного исследования регион в центре Индии. На эту графическую особенность обратил внимание и Дж. Ф. Леки, который в коротком вступлении к «Дневнику путешествия в Нагпур» (а именно этот город и стал географическим узлом, стянувшим вокруг себя исследуемый регион), совершенного его братом Дэниэлом Робинсоном Леки в 1790 г., отметил, что на публикацию личных записей, первоначально предназначенных для узкого круга друзей и родственников, он решился, чтобы дать представление публике о той части Индии, которая «мало известна европейцам» и даже на «Главной карте Рэннела осталась пустой» [Леки 1790: б.с.]. И 30 лет спустя Джон Мэлком, крупный чиновник Ост-Индской компании, писал, что регион «с трудом можно было обнаружить на самых лучших картах» [Мэлком 1824, I: iii]. Картографической «пустоте» долгое время сопутствовала историографическая tabula rasa. К. Ю. Уиллс, чиновник Индийской гражданской службы[6], автор одного их первых исследований о Нагпурском государстве во 2-й половине XVIII в., вышедшего в 1926 г., отмечал, что для его книги вполне подошло бы название «Сорок забытых лет». «Английский читатель, если только он не пытался по крупицам собрать воедино обрывочные упоминания о нагпурских маратхах в magna opus Джеймса Гранта Даффа[7], не может даже в общих чертах представить себе их историю от падения Могольской империи до британского завоевания в 1803 г.» [Уиллс 1926: 1–2].
Между тем к середине XVIII в. до этих территорий дотянулась одна из маратхских княжеских династий – нагпурские Бхосле[8], распространив тем самым земли Маратхской конфедерации до западного побережья Бенгальского залива и до самой Бенгалии. Появление на политическом ландшафте Индии государства маратхов связано с именем завоевателя Шиваджи Бхосле, который в 1674 г. принял титул чхатрапати[9] и короновался в крепости Райгад в западной части современной Махараштры, ставшей столицей его «вотчины» и при его потомках перенесенной в город Сатару. Добиваясь различными путями у теряющего политическое влияние могольского императора, сидевшего на троне в городе Дели, санада[10] на сбор чаутха[11] и сардешмукхи[12] со все новых и новых земель, маратхские военачальники брали их под свой контроль, постепенно создавая вереницу геополитических образований, которые позднее, при британцах, получили обозначение княжеств, а сами они – условные титулы князей. Все они находились в подчинении у чхатрапати, а затем у пешв[13] – формально первых министров чхатрапати, но реально самостоятельных политических фигур, со временем заменивших главу государства и обосновавшихся с 1750 г. в городе Пуне. Несмотря на зависимость от сатарского, а потом и пунского тронов, княжества обладали высокой долей автономии, нередко вступая в конфликты друг с другом, что, видимо, и подвигло британцев уже в колониальное время определить эту политию как конфедерацию. Поэтому на британских картах, отображающих геополитическую ситуацию в Индии XVIII в., наряду с общими границами государства маратхов, можно видеть владения самых крупных и влиятельных входивших в его состав доменов, включая «хартленд» чхатрапати и пешв вокруг Сатары и Пуны, территории Холкаров, Синдия и Гайквадов. Все они, прижатые к западной части Индостана, растянулись по вертикали на огромное расстояние, упершись на севере в княжество Ауд (Аудх, Авадх) и земли сикхов, а на юге в территории Майсура и Хайдарабада, вышедшие из-под контроля могольского императора и ставшие самостоятельными. А к востоку от доменов перечисленных маратхских княжеств, занимая всю Центральную Индию, лежали те самые «пустые» земли, где властвовали князья нагпурских Бхосле, или, как их еще называли, раджи Берара.
Первые представители этой маратхской ветви еще в качестве сардаров[14] Шиваджи обосновались в Бераре, в городе Бхаме. Берар de jure входил в зону юрисдикции низама[15] Хайдарабада после объявления им о своей независимости в 1724 г. от Моголов, однако «Бхосле рассеяли своих военных по всей провинции [Берару], расставили везде войска, собирали больше половины[16] налогов, хотя всегда и признавали низама сувереном этих земель» [Лайалл 1870: 122]. Этот район официально именовался do-amli, что означало «совместное управление». Поэтому тем курьезнее выглядит тот факт, что англичане часто титуловали нагпурских Бхосле как раджей Берара. Именно так – территория раджи Берара – на карте Рэннела обозначен «пустой» кусок в восточной части Центральной Индии. На самом деле единственным официальным титулом, которым обладали будущие нагпурские властители, был сенасахеб субы[17], полученный в 1699 г. от сатарского чхатрапати Раджарама Парсоджи (I), сидевшим на «престоле» в Бхаме до 1710 г.
Обретение же собственных территорий Нагпурским княжеством связывают с именем Рагхуджи (I) Бхосле (1730–1755), который считается основателем династии. В 1730 г., встав в конфликте между своим дядей Канходжи (1710–1730)[18] и чхатрапати Шаху (1708–1749), внуком Шиваджи, на сторону последнего, он отправил родственника в сатарскую тюрьму и занял его трон в Бхаме. В дальнейшем Рагхуджи, умело участвуя в разрешении внутренних конфликтов в соседних княжествах династии Гонда – Девгад[19], Гадха-Мандла, Чанда[20], быстро обрел полный контроль над ними. И в 1737 г. он перебрался в город Нагпур на территории Девгада, сделав его своей столицей.
В 1840–1841 гг. Рагхуджи, оказывая военную помощь Шаху, успешно участвовал в походе в южные земли, в Карнатак, где после смерти могольского шаха Аурангзеба (1618–1707) шел передел территорий между местными навабами[21]. Этот рейд не принес Рагхуджи земельных приобретений, однако в награду ему была пожалована мокаса[22] Берара и Гондваны. Тогда же завязались контакты между нагпурскими Бхосле и британцами. Первые активно угрожали европейским факториям[23].
После завершения южного похода в течение десяти лет, с 1741 по 1751 г., Рагхуджи активно продвигался на восток в сторону Бурдвана, Ориссы, Бихара и Бенгалии, регулярно делая вылазки против бенгальского наваба Аливарди-хана (1671–1756). Первые попавшиеся на пути маленькие княжества Райпур, Ратанпур, Биласпур и Самбалпур, составлявшие область Чхаттисгарх, он подмял, присоединив к своим владениям. Натиск войск Рагхуджи был столь мощным, что пешва Баладжи Баджи-рав (1740–1761), опасаясь укрепления нагпурских князей, предложил бенгальскому навабу помощь взамен на уплату им в пользу Шаху чаутха и в свою – 22 лакхов[24] рупий. Столкновение с Рагхуджи у Пасета в 1743 г. вынудило пешву отойти в Пуну, князя – в Нагпур, а Шаху выступить миротворцем и заставить поссорившихся маратхов заключить договор, разграничивший между ними зоны влияния: за Нагпуром закреплялись земли к востоку от Берара, за Пуной – к западу. После разделения контролируемых территорий ничто не мешало Рагхуджи перекраивать границы на востоке Индии. По договору 1751 г. уставший от войн 80-летний Алаварди обязался уплачивать ежегодно нагпурским Бхосле 12 лакхов в качестве чаутха с Бенгалии, Бихара и Ориссы. При этом Орисса (или Каттак), т. е. огромная территория вплоть до Баласора и реки Суварнарекхи, хотя номинально оставалась под контролем Бенгалии[25], но все налоговые сборы, а не только чаутх, выплачивала в маратхскую казну. На престоле Бенгалии оставался ставленник Рагхуджи Мир Хабиб, поддержавший его в борьбе с навабом. Кроме того, за эти годы на территории Берара Рагхуджи вывел из-под контроля низама и подчинил себе три важных форпоста с прилегающими к ним землями – крепости Гавилгарх, Нарнала и Маникдруг.
Рагхуджи I Бхосле
В этот период прямых столкновений между маратхами и британцами не было. Однако последние были сильно напуганы постоянными набегами воинствующих соседей. Вещественным воплощением их страха стал ров длиной в три мили, вырытый в 1742 г. вдоль северной границы города Калькутты. Он так и остался известен
О проекте
О подписке