Глава 8

Настал знаменательный в жизни любого светского человека день – костюмированный бал, который устраивала в своём огромном Царскосельском поместье Наталья Львовна Орлова, светская королева Петербурга, женщина смелая, остроумная и кокетливая. В ней, что редко для таких людей, не было ничего пошлого и надменного, поэтому молодёжь, только что вырвавшаяся из гимназии, преклонялась перед её талантами. Юноши влюблялись, девушки подражали. Она действительно обожала ту жизнь, которую вела, но прекрасно знала, что есть и другая, стараясь не шиковать и не злить и так уже утрачивающих последние капли терпения бедняков. Елена до дня, когда Наталья Львовна стояла у входа в свой дышащий шармом дом и тихим голосом приветствовала собирающихся гостей, не была коротко знакома с этой законодательницей мод, богатой вдовой и интересной женщиной, матерью Ады. Елена видела их вместе много раз, но мельком, и не имела счастья свести с ней что-то большее, чем поверхностное знакомство.

– Ах, Helen, приятно видеть вас, моя красавица! Клянусь, во всём Петербурге не найти двух девушек прекраснее, чем вы и Ада. Ну, идите, радуйтесь. Для чего ещё нужны балы?! – пропела Наталья Львовна и ласково похлопала Елену по плечу, задёрнутому шёлковой материей.

Войдя в бальный зал, Елена в восхищении озиралась кругом и не могла насмотреться. Воображение человека, привыкшего к незатейливой, хоть и восхитительной, красоте родных деревенских просторов, не могло не затронуться. Сусальное золото на огромных люстрах, лакированный паркет с различными узорами из разного цвета древесины, золочёные стены, словно во дворце. Всюду ослепляющий торжественный свет, смех, буйство красок и огней, красивые и безобразные лица, платья различных эпох, умудрённые жизнью матроны и наивные девушки, охотники за наслаждениями, старые сплетники, передовая молодёжь и консерваторы. Невообразимо было представить, что у всего этого разношерстного общества есть что-то общее, но оно было – все принадлежали к высшему сословию, поэтому пользовались расположением Натальи Орловой. А если не пользовались сами, то были любовниками, детьми или друзьями тех, кто пользовался.

Наталья Орлова, не сказав mademoiselle Грушевской ничего, что не говорила бы десяткам других протеже своей дочери, проявила гораздо больший интерес к отцу Елены. И сегодня, когда со дня на день должна была быть объявлена помолвка Ады и Аркадия Петровича, хозяйка дома открыла бал именно с ним. Елена, стоящая в общей разряженной толпе, с восхищением смотрела на эту грациозную пару, плывущую по гладкому блестящему паркету и оставляя за собой только удары каблуков об пол. Тёмные мысли из-за грядущего брака рассеялись в свете событий, напрямую касавшихся её самой, и Елена не сомневалась, что голубое весеннее небо будет вечно светить над её причёсанной головкой, подсушивая вставленные туда цветы.

Наталья Львовна позволила гостям проявить фантазию и не стала задавать тему для костюмов. Елена выбрала образ гречанки, а точнее – Сафо. Одеваясь к выходу, трясясь по выбоинам дороги в новеньком автомобиле, она думала только об Алексее, всё остальное сильно потускнело на его фоне. Зайдя в зал, Елена впервые отвлеклась от радужных мыслей – её наряд мог показаться кому-то чересчур смелым на фоне национальных русских костюмов, платьев времён Петра и Екатерины, карнавального безумия или одежд из популярных романов. Но Елена вспомнила слова Алексея: «Знаете, Елена, тот, кто мыслит, хоть раз вызывает недовольство общества». Елене хотелось мыслить, поэтому она выдохнула и направилась вперёд, всё время ища одно лицо. Протискиваться к спасительной стене, где можно было отдышаться перед штурмом паркета, было нелегко и рискованно. Существовала невыдуманная опасность помять платье, встретившись с массивными плечами дородных дам и пухлыми брюшками военных чинов. Тогда бал не принесёт никакой радости. Как прикажете очаровывать Нестерова, если юбка изомнётся? Позор, да и только. А ещё девушка из высшего общества!

Так что горемычная обольстительница осталась стоять у самого края сбившихся к стенам гуляк. Жалов, углядевший Елену раньше остальных её призрачных ухажеров, с улыбкой опытного ловеласа направился к ней, выкрикивая какой-то модный анекдот и параллельно отдавая должное её образу. Он был одет в гусара войны с французами, что, как и любая форма, шло ему безоговорочно.

– Вы сегодня хороши как никогда, Елена Аркадьевна!

– А что, обычно я никогда не хороша? – парировала Елена, пресытившись его галантностью. «Неужели нельзя просто поцеловать руку? Он ведь отпускает по сто таких комплементов на день», – нервно подумала она, чувствуя жжения в глазах от излишне надушенных плеч соседок.

Жалов слегка опешил, но быстро переменил тактику, угадав её настроение.

– Как приятно снова оказаться на балу, хоть и не во дворце. Матушка рассказывала мне, что последний стоящий костюмированный бал она видела в третьем году. Потом – японская война, – он поперхнулся. Его патриотические чувства не могли примириться с позорным фактом поражения, – вы понимаете, и они сами собой сошли на нет. Так что спасибо Наталье Львовне, она умеет делать такие вещи качественно.

– Да, вы правы, – рассеяно отвечала Елена. Отец стоял рядом с обеими Орловыми и, видимо, не думал подходить к дочери. Фридрих сразу же поспешил к карточным столам, а Елизавета, не бросая мужа, вынуждена была последовать за ним, хоть ей не терпелось развлечься иными способами. Елена осталась без опеки, что не было грубым нарушением приличий на импровизированном балу.

– Вы подарите мне танец? – нараспев спросил Жалов.

– Полонез ваш.

– Полонез? – разочарованно воскликнул Александр. Нежная кожа на его гладко выбритых щеках сошлась в гримасу. – Скука смертная. Что же, вальсы уже отданы?

– Да. А где же ваша Ирина? – спросила Елена без тени ревности, просто потому, что что-то нужно было спросить. Ирина была очередным увлечением Александра, не слишком, впрочем, серьёзным.

Её собеседник озарился белозубой улыбкой, поняв холодность и вопрос Елены по-своему. Второй танец по старинке оказался полонезом, и Елена с Александром несколько минут принадлежали только миру тела и друг другу.

– О, её родители поставили меня в неловкое положение, спросив о моих намерениях относительно прекрасной Ирины. А что я мог ответить им? Что засыпаю от её увлекательных историй? – он усмехнулся. – Да и потом, я не намерен жениться.

– Ох, я слышала это тысячу раз от мужчин, подобных вам: «Я никогда не женюсь!», – мастерски передразнила она воображаемого повесу. – А потом – хлоп, и вы женаты на бедной девушке с поразительными глазами!

Последнюю фразу Елена произнесла выразительнее, чем было нужно, потому что заметила в богато маскированной кучке Алексея. Он был одет в обычной манере, словно перепутал маскарад с простым собранием. Свободные рукава белой рубашки выгодно подчёркивали ширину его плеч, а узкий жилет облегал талию. Непринуждённая элегантность всегда сквозила в его жизни и касалась всего – одежды, поведения, связей. Даже ссорился он как-то особенно обаятельно. Орлова с неудовольствием осмотрела его «костюм», но он отделался заверением, что одет по моде второй половины прошлого века, и был великодушно прощён.

Алексей не танцевал. «Презирает сборища», – подумала Елена не без гордости. Алексей увидел её и широко улыбнулся обезоруживающей, но – увы! – нечастой улыбкой. Рядом с ним топтались неизменные друзья – Пётр и Ольга. Последняя слегка поправилась со дня свадьбы и выглядела премило. Её испуганное выражение на лице немного стёрлось, правда, нижняя челюсть по-прежнему предательски выпирала вперёд, слегка портя её миловидное, но почти всегда озабоченное лицо. Ольга по привычке висела на руке мужа. «Как она умудряется ходить с таким выражением?» – удивлялась Елена всякий раз при встрече и загоралась прилежной улыбкой.

– Я полагаю, вальс за Нестеровым? – в голосе Александра Жалова Елена уловила что-то, похожее на ревнивую насмешку.

– Вы поразительно догадливы, – ответила она, нахмурившись.

– О ваших отношениях уже судачат словоохотливые кумушки.

– Они судачат всегда и обо всех, я бы посоветовала вам поменьше их слушать.

– Вам безразлично, что он незаконнорожденный?

Елена чуть не впилась ногтями в его руку. Было отвратительно слышать, как кто-то, походя, оскорбляет Алексея. «Да он и без семьи куда лучше тебя!» – чуть было не крикнула она, но воспитанность взяла верх над чувствами.

– Я думаю, это не так важно, как кажется. Главное – человеческие качества, – сказала она, не глядя на Жалова. «Хоть бы этот танец поскорее кончился!» – вспылила она, нехотя передвигая ноги.

– Думаю, ваш отец вряд ли придерживается такого же мнения.

Музыка умолкла прежде, чем Елена успела всё-таки нагрубить человеку, которого до этой минуты считала другом, а теперь, ревностно охраняя свою любовь, готова была бросить его под ноги танцующим парам. Разумеется, отец не станет чинить препятствия её счастью! Стараясь уверить себя, что Александр сказал это не со зла, а по безответственной привычке ранить людей, Елена подошла к Алексею, Ольге и Петру. Они собрались на домашнем балу, так что необязательно было соблюдать все условности и неотрывно дежурить подле родных. Друзья приветливо встретили её, осыпая градом восхищенных слов.

– Елена, вы похожи на богиню! – вскрикнула Ольга, неизящно махнув маленьким букетиком, покоящимся в её руках и едва не задев им новоиспеченного мужа.

– Благодарю, – приветливая улыбка Елены, хоть и смущённо, но снова красовалась на выразительном, но бледном лице (пудра и румяна только слегка окрашивали его). – Ольга, вы так похорошели! Не зря говорят, что замужество красит женщину.

Она не лукавила, и Алексей понимал это. Он смотрел на эту девушку с всё возрастающим восхищением. Он оценил ее шаг против предрассудков. Да к тому же, хоть он и старался, не в пример своим собратьям, не ходить на поводу у красоты, Елена день ото дня становилась всё милее, и оставаться равнодушным к её напору было выше его сил.

Ольга зарделась, скромно опустив глаза, которые красноречиво выдавали: «Да, вы правы!»

– Вы планируете уехать из Петербурга? – обратилась Елена к молодожёнам, косясь при этом на Алексея и слегка приподняв уголок рта. Кокетству она научилась совсем недавно, да и то до конца не понимая, что оно светится в ней, завлекая и обезоруживая Алексея, обычно не терпевшего женские игры. Тех, кто шёл на поводу флирта, он презирал.

– Мы ещё не нашли подходящее имение, так что пока снимаем несколько комнат в Петербурге.

– Мой отец, кажется, планировал продать небольшую деревеньку возле нашего Степаново. – Она тактично замолчала, вспомнив, что деньги понадобились ему для дорогого подарка одной актрисе, которой Аркадий Петрович был очарован. То, что он был почти помолвлен, его, казалось, не мучило.

Пётр оживился.

– Это было бы прекрасно!

– Тогда я поговорю с отцом. Вам он уступит, я не сомневаюсь…

– Елена Аркадьевна, – разомкнул уста Алексей после некоторого молчания, слегка насмешливо и даже покровительственно поглядывая на, как ему уже начинало казаться в свете последних происшествий с признаниями и прочими приятными вещами, даму своего сердца, – к нам приближается какой-то почтенный родоначальник, наверняка близкий друг вашей семьи, и явно с намерением. Так что достаньте карне, он непременно ангажирует вас. Только вот где ваш батюшка?

«Ну что за человек?» – беззлобно подумала Елена, едва не ответив на его безмолвный призыв презреть все правила, а вслух изрекла:

– Представьте, я не пользуюсь этими ухищрениями. Это старомодно.

Алексей улыбнулся с видом человека, чьи замыслы оправдались, но который был слишком сдержан, чтобы торжествовать открыто.

Время летело, растворяясь в музыке, смехе и приятном аромате зала. Елена танцевала нечасто, иногда оглядываясь на Алексея и злясь, что он видит её безоружность. Уговор был только о последнем вальсе, так что остальное время она была свободна, хотя и не стремилась к этому. Алексею, по-видимому, нравилось дразнить её, с лукавством заставляя ждать, и это и раздражало её, и нервно смешило. Елена догадывалась, что, несмотря на свой разочарованный вид, он с удовольствием пришёл на это «пресыщенное сборище». Спустя несколько часов некоторые гости вечера разъехались по домам, оркестр играл всё ленивее и чаще сбивался на фальшивые ноты. Столы с закусками пустели. Елена, путешествующая между комнатами, не хотела смотреть на Алексея, чтобы не давать ему повода возомнить, что его ждут, съедала очередной, лишний уже, кусочек воздушного пирожного и говорила что-то и так известное какому – нибудь заезжему аристократу. Отец её, не понимая, почему дочь отказывается ехать домой, злился и, напуская на себя вид оскорблённого праведника, брал Аду за руку, пока остальные были заняты мыслью, что неплохо уже выйти на свежий воздух. У Елены мелькала порой мысль, что её кавалер не должен так испытывать её привязанность и терпение, но быстро улетала, стоило ей начать говорить с ним. Во время этих бесед она перехватывала взгляд отца, но не хотела читать в нём безразличие к её времяпрепровождению и знакомствам, которые, как ему казалось, не приведут ни к чему серьезному. Поэтому пусть девочка развлечется. Аркадий Петрович, несмотря на своё давнишнее желание увидеть дочь хозяйкой чужого имения, весь бал провёл в обществе Ады и безразлично – нетерпеливо кивал, если какой – нибудь франт просил позволения пригласить Елену Аркадьевну на тур вальса. Елена невольно подумала вдруг, что Алексей собственным принципиальным характером, как и любой убеждённый в своих идеях человек, может наделать много глупостей.

Наконец, Алексей подошёл к оркестру и, заинтригованно улыбаясь, указал на что-то. Дирижёр кивнул, посмотрел на разморенных праздником гостей и поднял палочку. Заиграло долгожданное вступление к красивейшему танцу, и Елена почувствовала, как где-то в глубине её стана разливается тёплая волна счастья, мелкими набегами парализуя тело. Алексей подошёл к ней вплотную и торжественно произнёс:

– Будете ли вы любезны вернуть мне обещанное?

Елена чуть не расхохоталась, но вовремя поднесла руку ко рту, оставив красноречие глазам.

– Конечно, господин Нестеров, долг есть долг! – ответила она со всей важностью, на какую была способна.

Они вошли в толпу танцующих пар, отдались власти музыки. Почувствовав руку Алексея на своей твёрдой талии, Елена как-то незаметно для себя засветилась, доверчиво открывая опытному собеседнику чувства. Смотря на него своими любящими сине-зелёными глазами, Елена не представляла, какое впечатление производит. Именно в этот миг Нестеров впервые ощутил всю мощь того, что сладко мучило его со дня, когда он увидел её по-настоящему – странную силу основного человеческого чувства, вечного и щиплющего душу, впервые понял, насколько ей удалось проникнуть в него. Её образ выплыл из неопределённости, захватил его, выдернул из печальных мыслей, приковал к себе, заставил глубоко вдохнуть ненавязчивый запах её блестящих волос. Алексею нравилось чувствовать её застенчивость, решимость и радость, смешанные воедино, нравилось касаться пленительной прохлады её перчатки, со вкусом сочетавшейся с древнегреческим платьем.

В этот миг она меньше всего походила на затянутую в правила приличия русскую дворяночку, которых он ненавидел, а была настоящей античной богиней, решительной и прекрасной в понимании своей власти. Она толи интуитивно, толи наивно – расчётливо знала, как одеться в великий день утверждения её любви. Пьяная от ощущения нереальности происходящего, прекрасная в расцвете юности и надежд, Елена твёрдо верила, что этот страстный вальс они растянут до конца жизни, упиваясь прелестью восхитительной мелодии. Звенел, кажется, Штраус, но они почти не слышали музыки, явственно ощущая только собственный пульс, и упоённо кружились в танце молодости и не растоптанных надежд. Вальс жил, пел, смеялся в них, поднимал из бездны души новые, или забытые, чувства. Между ними не было преград, и, не будь здесь десятков посторонних людей, они сказали бы друг другу то, что не могли выразить глаза, пусть взгляды и не отрывались друг от друга весь бал.