– Судя по всему, СХП, – заметив недоумение на лицах, она добавила: – Суперхардпласт. Очень дорогой материал, зато невероятно легкий и прочный. Знаю, потому что лет пять назад обсуждался вопрос об использовании его для создания смотровых кабинок, – взглянув на собеседников и, очевидно, догадавшись, что ее не понимают, миз Роул продолжила: – Как известно, Китиара является единственной планетой генетического туризма. Мы – лидеры в области генного моделинга и инжениринга, поэтому многие летят к нам, чтобы родить того, кого хочется, а не того, кого получится. Но медицинские процедуры занимают много времени. Чтобы клиенты-инопланетники не заскучали, создается индустрия развлечений, чтобы показать товар лицом. Продемонстрировать наши возможности. Например, были созданы парки, в которых живут восстановленные по ДНК древние животные, совместимые с современной экосистемой. Некоторые из них – крупные, опасные, агрессивные хищники. Чтобы понаблюдать за ними в естественных условиях, было предложено использовать смотровые туннели из СХП. Но так как материал стоит бешеных денег, вопрос был вынесен на всеобщее голосование. Население решило, что безопасность дороже.

– Кони-пони из той же оперы? – уточнил Алекс, дабы убедиться, что правильно понял посыл.

– Да. Китиара всячески демонстрирует экологичность и традиционализм своего продукта. Поэтому у нас приветствуется практика разведения домашних животных, строительство и отделка домов из натуральных материалов и так далее. У моих родителей хобби – «пони-кони».

– Я сделал запрос в таможню, кем закупался этот материал, – доложился Генри.

– У меня есть одна версия, – припомнились ему слова о нецелевом расходовании средств.

Что-то Алекс расслабился. Хорошо, хоть напарник не забывает про работу. Детектив на всякий случай запустил общий поиск по суперхардпласту.

– Я тоже об этом подумал, – кивнул Олдмен. – Но нужно иметь на руках веские доказательства. Кстати, пришел ответ от коммунальщиков.

Коллингейм зашел в виртуальный репорт-бокс и открыл документ.

– Что там? – полюбопытствовала Тайни.

– Написано, что фонарь отключился в 7:42, уже после завершения рабочего дня. Направлять дежурную команду не стали, поскольку проблема не представляла опасности для населения. На тот момент, – поправился он. – Фонарь сняли и передали на обследование криминалистам. Те тоже уже отписались. Судя по сохранившейся части колбы, лампа разбита в результате механического воздействия. Однако следов повреждения самого фонаря нет.

Фонари-прожекторы стандартно размещались на высоте двадцати пяти метров. Добросить до них камушек или повредить из бессмертного оружия уличных подростков – рогатки, было невозможно.

– Время известно, можно грузануть поиск по камерам слежения и опросить свидетелей, если таковые найдутся, – предложил Генри. – Кстати, ответ из таможни уже пришел. Закуплено мэрией, – подтвердил он догадку Алекса.

У Коллингейма тоже появился зеленый маячок в нижнем правом углу рамки монитора, сообщавший о результативном поиске.

– А у меня есть адрес, где СХП используется. В Управление поступило заявление о краже панели из него.

Коллингейм вытянул кулак. Генри тоже. У напарника выпал «камень», у Алекса – «бумага». Выбор места был за победителем.

– В редакцию едешь ты, – сообщил довольный Коллингейм, у которого всё еще зубы ломило от вчерашних бесед. – Я направляюсь на место кражи. И в офис сенатора заеду. – Он ввел запрос адреса и удивленно присвистнул: – Это одно и тоже здание, – сообщил детектив. – А вы куда? – спросил Алекс у китиарки, догадываясь об ответе.

– Разумеется, с вами, – кивнула девушка.

Детектив как человек, имеющий некоторое представление о хороших манерах, помог миз Роул подняться в транспортное средство, захлопнул за нею дверцу и только после этого сел на свое место. Алекс выбрал оптимальный автотрек к месту назначения и включил приятную музыку. Если вечерок выдастся свободным, можно будет проверить, настолько ли китиарка лишена комплексов, как заявляет. Космолет к взлету готовь с момента приземления, гласит народная мудрость, поэтому Коллингейм охмурительно улыбнулся и повернулся к спутнице для взлетно-подготовительных бесед. Однако миз Роул его опередила буквально на пару секунд.

– Хищения и коррупция, как это ожидаемо, – скривила она губы и разрушила атмосферу романтики в салоне.

– Вот только не надо говорить, что у вас на Китиаре по-другому, – фыркнул Алекс, подавившись заготовленным комплиментом.

– У нас на Китиаре по-другому, – упрямо произнесла Тайни.

– Люди слеплены из другой глины? Лишены человеческих слабостей и пороков?

– Нет, – спокойно улыбнулась собеседница. – Но, во-первых, у нас должности руководителей в сфере государственного и муниципального управления – невыборные.

– И что же здесь хорошего?

– У вас легко устроиться на работу в полицию? – спросила китиарка. Явно с дальним прицелом. Настолько дальним, что Алекс не смог разглядеть цель.

– Нужно обладать безупречным по части закона прошлым, иметь хорошие рекомендации с прежних мест, желательно – опыт военной службы. После проверки службы безопасности нужно пройти психологические тесты, экзамен на физическую подготовку и профессиональные навыки, – ответил детектив. В конце концов, это же всё про него, замечательного.

– А как получить повышение?

– Нужно пройти еще более сложное психологическое и профессиональное тестирование.

– Тогда почему людей, которые распоряжаются финансами планеты и вашим будущим, вы выбираете на основе личной симпатии? – спросила миз Роул.

Ответа на этот вопрос у Алекса не было. Он всегда считал, что выборы президента, мэра или сената – это атрибуты свободы. Понимал, что тут замешаны политические игры, и про политтехнологи знал, но всё равно гордился своим правом. Но если вдуматься, любой полицейский окажется порядочным человеком с большей гарантией, чем, скажем, мэр.

– Во-вторых, – невозмутимо продолжила китиарка, демонстрируя всем своим видом, что вопрос был риторический, – у нас высокие посты на госслужбе закрыты для мужчин.

– Но это же дискриминация! – возмутился Алекс.

– Я против дискриминации по полу, если этот пол мужской, – практически всхлипнула от смешка Тайни. – Оставьте, детектив. В вашем мире равенство полов существует только на бумаге. Де-факто у женщины гораздо меньше возможностей, чем у мужчины.

– Потому что мужчины умнее, менее эмоциональны и сильнее как лидеры, – объяснил Алекс.

– Но при этом склонны к рискованным решениям. Стремятся выделиться всеми способами и доказать собственное превосходство. Отсюда бесконечные реформы, новые законы, перестановки в правительствах, изменения в бюджетах и стремление урвать больше других.

– А женщины истеричны и недальновидны, – между прочим обронил детектив.

– Считается, что женщины более эмоциональны, чем мужчины, – признала миз Роул. – Но по правде всё дело в воспитании. В патриархальном обществе мальчиков с детства приучают сдерживать проявления эмоций. У нас управлять эмоциями с определенного возраста учат всех.

– Но с тем, что мужчины умнее, вы спорить не будете?

– Более высокий интеллект у мужчин встречается чаще. Это антропологический факт, – согласилась Тайни. Не всё безнадежно у феминисток, отметил Коллингейм. – Но когда у нас впервые появилась программа генного моделирования, повышение уровня интеллекта стало в ней первым приоритетом после здоровья ребенка. В результате, да, наши мужчины по-прежнему умнее наших женщин. Но наши женщины умнее ваших мужчин. Поэтому вряд ли в вашем понимании их можно назвать недальновидными.

Ладно, пусть женщина тешит себя иллюзиями, решил Алекс. У этих ботаников-генетиков, небось, уровень интеллекта количеством ученых степеней измеряется. В этом смысле, понятное дело, она сейчас самая умная на всём Атоване. И самая скромная, поскольку женщинам не пристало выделяться.

– Если ваши мужчины такие умные, почему тогда их не пускают в руководители? – спросил детектив, вместо того чтобы поделиться своими размышлениями.

– Да они и сами не особо рвутся, – неожиданно призналась китиарка и улыбнулась. – Это же сплошной регламент и инструкции: что, как, куда, в каком порядке, в какие сроки. Китиара жутко консервативна вообще, а система управления – квинтэссенция рутинерства. Никакого творчества или инициативы. Нет, мужчины предпочитаются реализовываться в науке и бизнесе, а государством пусть бабы управляют, – без малейшего смущения или обиды в голосе закончила она и подмигнула.

– И не воруют? – саркастически полюбопытствовал Коллингейм.

– Госслужащие дают согласие на тотальный автоматизированный контроль. Отслеживаются доходы и расходы, перемещения, контакты. Если машина выдает нестыковки, подключается служба финансовой безопасности.

– А как же свобода?

– У нас полная свобода: хочешь – иди на госслужбу, хочешь – не иди.

– Я не верю, что коррупцию можно победить. Она в природе человека, – твердо сказал Алекс.

– А не нужно в это верить, – с обычной невозмутимостью ответила Роул. – Технически это не так сложно, как кажется. Просто ваши власти на такое никогда не согласятся. Не для того они пробивались на свои посты, чтобы их потом контролировали. Воровать – их традиционное право победителя. Традиции правят миром. Наши бы, может, тоже бы не решились на крайние меры. Но к моменту становления матриархата ресурсы планеты были до того разворованы, что исключить саму возможность воровства стало необходимо для выживания. А дальше сложилась традиция. Кажется, мы подлетаем? – девушка указала в сторону мигающего зеленого огонька на управляющей панели.