Глава 13. Пиппа

Я проснулась среди ночи от неясного гула. Странного стука. Не звука, а будто стучало в голове. Или не стучало. Но так «бу-бу-бу-бу». Словно кто-то стучал очень далеко. Но в голове. Вот до чего доводят переживания. Или какие-нибудь травки-специи.

Я перевернулась на другой бок в твердом намерении заснуть, перетащив сонного Шорьку. Когда успел пробраться под одеяло? Попыталась погрузиться в дрёму. Сон не шёл. Стук в голове немного стих, отполз куда-то подальше. Но вместо него появилось гадкое ощущение чужого взгляда. Не могу сказать, что для меня это было обычным делом. Но вот прямо сейчас мне казалось, что кто-то смотрит на меня с недобрыми намерениями. Пёс, что ли?

Я повернулась, чтобы проверить своё предположение. Нет, Пёс лежал, повернувшись ко мне спиной и накрывшись с головой. Разве что гадости про меня во сне видел? Однако ощущение навязчивого взгляда не проходило. Спали все, кроме Дикого. Он сидел у костра и крутил в руках веточку. Мало ли какие мысли могут быть у человека, даже если он на первый взгляд дружелюбен? Но командир тоже не смотрел на меня, он уставился на веточку. Или мимо нее, куда-то в себя.

Причудилось.

Я снова отвернулась, надеясь, что неприятное ощущение пройдет, как недавний стук. Но оно не проходило. Оно зудело, как ночной комар над ухом. Я повернулась снова. Не может же там кто-то быть?

А если есть?

Воображение стало рисовать в темном лесу дюжину разбойников. Или гадкого Беннета, который пришел отобрать ворованные богатства и забрать меня. Понятно, что от таких мыслей остатки сна окончательно развеялись.

– Ну что ты там крутишься как волчок? – раздался приглушенный недовольный голос Дикого.

Кручусь себе и кручусь!

– Извините, дяденька Дикий, – как можно виноватее произнесла я. – Я нечаянно.

Почему-то в бодрствующем состоянии спать на сундуках было совсем неудобно. Сразу обнаруживались всякие углы, кованые ребра, стыки… В следующий раз нужно будет лапника набросать сверху. Я покрутилась в попытке устроиться удобнее.

– Если хочешь отлить, можешь не уходить далеко, просто немного отойди от повозки, – влез со своим очень своевременным советом Дикий. Я в принципе в туалет не хотела (главное поменьше об этом думать, не то захочу), а уж тем более – «отливать» поблизости.

И тут мне в голову пришла замечательная идея, на чью здоровую, но сонную голову свалить свои беды:

– Это не я.

– Что значит: «не ты»? – поинтересовался командир чуть громче, чем следовало бы среди ночи.

– Это Шорька.

– Шорька так скрипеть не может, ему веса не хватит! – возмутился Дикий почти в полный голос.

И, разумеется, всех перебудил. Вопреки здравому смыслу ощущение враждебного взгляда только усилилось. Вместе с ним накатила паника. Я решилась. А вдруг там действительно кто-то есть?

– Шорька беспокоится, – хрипло произнесла я. Пока остальные обсуждали ночное пробуждение, я пыталась совладать со стуком зубов. Ноги и руки заледенели. Я зажала ладони между бедер, пытаясь согреться. – Дяденька Дикий, вы меня простите, но мне кажется, что в лесу кто-то есть, – наконец удалось мне выдавить из себя.

– Сначала страшилки рассказываешь, потом уснуть не можешь, – возмутился Ровняла.

– Но там правда… – пролепетала я, закрыв глаза, и меня накрыла новая волна паники. Я огляделась.

Пончик продолжал спать как ни в чем не бывало. Клык сел и сжал в пальцах клыки, которые висели на кожаном шнурке у него на груди. Пёс молчал, видимо, еще недостаточно проснулся и набрался желчи. Ровняла пытался улечься, что-то бормоча под нос.

– Нешьесс! – выругался Гроза, вставая в полный рост.

– Вот и я говорю, сколько можно! – поддакнул Ровняла.

– Нет, там, в лесу, нешьесс, – сказал маг тоном для непонятливых.

Пёс и Дикий подскочили сразу. Клык что-то бормотал под нос с закрытыми глазами. Ровняла поднялся, кряхтя и опираясь на свой меч, и пнул Пончика в плечо.

– А? Что? Уже утро? – всполошился великан.

– Утро, ага, – пробурчал Ровняла, затягивая ремни доспеха. – Доброе.

– А чего затемно-то? – возмутился Пончик, потирая глаза.

– У нас гость, – просветил Дикий и обратился к Грозе: – Будешь призывать?

– Не ждать же, пока он сам нападёт? Я еще поспать надеюсь, – заявил маг и начал речитатив незнакомого мне заклинания. Его руки двигались, выписывая фигуры, и мне казалось, что от пальцев остается золотой след, тающий в воздухе.

– Пончик, вставай, – поторопил великана Дикий. – У нас не так много времени. Филька идет к костру, разводит сильнее. Нечисть огня боится. Ровняла с Клыком держат перед и право. Я и Пёс – лево и зад. Пончик, ты прикрываешь Грозу. Понял?

Пончик молча поднялся, поднял свой топор и потопал к магу. Я сунула Шорьку в подмышку, сползла с телеги и вместе с одеялом на полусогнутных двинулась к костру. Костер – это хорошо. Это тепло. Я подкинула в огонь дров, укладывая их шалашиком, укуталась в одеяло с головой и чуть было не пропустила появление нешьесса. Скажу честно: вот ничего бы я не потеряла, если бы пропустила. Но шансов не заметить его у меня не было. Он так заревел, что я чуть в штаны не оконфузилась.

Он выскочил на поляну прямо на мага с Пончиком. Огромный, похожий на человека в плаще, только без рук и головы. И без ног. Такой очень злой, разъяренный даже, сияющий алым летающий плащ с капюшоном, из-под которого пылают пять угольков. Глаза: простые и магические. Понятно, когда пятью глазами на тебя смотрят – это совсем не то же самое, что двумя. Я оставила небольшую щель между полами одеяла, чтобы видеть, что происходит. Холод меня внезапно оставил, наоборот, стало жарко. Но под одеялом было не так страшно.

Великан вышел вперед Грозы, и принял летящее тело на топор. Раздалось шипение. Сначала я подумала, что это нешьесс шипит. Но в том месте, где «плаща» коснулся топор Пончика, дымилась черная прореха. Правильно, нечисть боится каленого железа. Я думала, она её абстрактно боится. А оказалось, что вполне конкретно.

Гроза запел новое заклинание, а нечисть с двух сторон стали зажимать остальные воины. «Плащ» рванул к Ровняле с такой скоростью, что я едва успела уловить движение. Воин вскрикнул, и почти одновременно раздалось шипение. Сбоку на нечисти появилась черная прореха от двуручника Пса.

Нешьесс, рыча, заметался между воинами, бросаясь на всех без разбора, черных дыр становилось всё больше, и тут Гроза внезапно умолк на высоком звуке, нечисть оглушающе заревела, вспыхнула огнем и осела кучкой пепла.

– Всё что ли? – полуспросил, полувыдохнул Ровняла, опуская руку с мечом.

– Больше нет? – с рваным дыханием спросил Дикий.

– Были бы – налетели уже, – тоже шумно вдыхая воздух после каждого слова, сказал Пёс.

– Нет, – коротко сказал Гроза. Вообще непонятно, то ли не напали бы, то ли больше нет, но судя по тому, что он, пошатываясь, пошел к своему дереву, всё же второе.

Следом за ним пошел Пончик. Проводив мага до дерева, он завалился спать. Вот у кого сила воли железная!

– Сильно задел? – спросил у Ровнялы Дикий.

– Нет, руку зацепил, перчатку надеть поленился.

– Он и сквозь перчатку может, – поделился опытом Пёс.

– Я дам маз, – сказал Клык, отлипая от меча, на который он опирался.

– У меня тоже есть, – уведомил Дикий.

– Мой шаман делал, – важно заявил варвар.

– Ну если шаман, – чуть насмешливо ответил Ровняла и пошел к костру, где светлее.

Набросанные мною дрова пылали в полную силу, но еще не выгорели, поэтому у костра было довольно светло. Ровняла левой рукой закатал опаленный рукав рубахи, открывая на предплечье черный ожог с налитыми пузырем краями. А он еще и дрался с такой раной. И даже не застонал ни разу, пока дрался. Его лицо было перекошено, но он молчал. Я бы орала как резаная на его месте.

Клык подошел к воину со склянкой и толстым слоем наложил на рану темную жижу. Ровняла сжал челюсти, пока Клык бинтовал руку, но очень скоро его лицо стало расслабляться.

– Твой шаман знает толк в мазях, – признал Ровняла. – Благодарю. Храни тебя Защитница.

– Завтра поменат надо, – словно не заметил благодарность варвар.

– Дикий, давай я сейчас встану на вахту. Всё равно не усну, пока мазь в полной мере не подействует, – попросил раненый.

– Хорошо. Остальной порядок без изменения. Тебя сменяет Клык. Всем спать! – распорядился командир. – Филька, – он потянул за одеяло, открывая моё лицо, – страшно было?

Я кивнула.

– Ты молодец!

Я кивнула.

– И зверек твой молодец, не зря кашей его кормили.

Я кивнула.

– Уснешь?

Я снова кивнула. Не сразу, конечно. Но усну. Как спать буду, тоже вопрос.

– Хочешь – ложись рядом, чтобы не так страшно было, – неожиданно предложил Дикий. – Тут у костра тепло.

Я кивнула. Сейчас мне меньше всего хотелось на сундуки, в темноту. Вообще не уверена, что смогу теперь там спать.

Он завалился на место Ровнялы, поднимая край одеяла и приглашая меня присоединиться. Я помотала головой и сходила за своим покрывалом, которое забрала еще с сенника на конюшне у мэтра, и сумку, которую сунула под голову. Знакомый запах трав, тепло, Дикий, от которого шла волна спокойствия, – и я уснула почти сразу. И проспала до утра без кошмаров.

Глава 14. Пиппа

Я проснулась с ощущением чего-то неправильного, непоправимого. Когда способность соображать вернулась, я поняла, что не так. Со мною не было Шорьки. Я настолько привыкла к тому, что он спит со мной, что, не обнаружив зверька на месте, испугалась. Сев рывком, я огляделась. Рыжий разбойник устроился на плече у Пончика и ел крошки с огромной ладони.

– Если вы его так кормить будете, дяденька Пончик, он себе пузо разожрет и уже прыгать не сможет.

– Хорошего зверя должно быть много, – заявил счастливый великан и погладил Шорьку пальцем.

Тот возмущенно заверещал, оторвавшись от еды. Шорёк не любил, когда его трогали. Но подлый предатель продался за булку.

– Нельзя потише? – пробурчал, накрываясь с головой, Дикий.

– Меня тут вообще уже нет, – заверила я и встала, потягиваясь затекшими конечностями. – Ты как знаешь, – обратилась я к шорьку, – а я на речку.

Я посмотрела на котомку и решила, что под присмотром Пончика и под носом у Дикого её можно оставить. Первые десять шагов мне дались с трудом. Шорька – мой. Он всегда был только мой, и я впервые в жизни испытала ревность. Думаю, это была она. Судя по тому, что о ней рассказывали другие. Но на одиннадцатом зверек отчаянно засвистел и скоро уже карабкался своими острыми коготками по моей спине. Он продолжал негодовать: хозяйка или булка – это очень сложный выбор. Но я радостно провела рукой по его шелковистой шерстке, чем вызвала еще больше свиста.

Ближе к приречным зарослям Шорька успокоился и сиганул в кроны. Никогда не знаешь, когда повезет в следующий раз попрыгать по веткам с такой хозяйкой. Убедившись, что за мной никто не идёт, я заглянула в кустики. В такой компании «кустики» могут стать проблемой, поэтому с питьем с утра нужно быть осторожнее.

Я умыла лицо ледяной водой и прошлась по берегу, приглядываясь к плавнику. Набрала охапку всякого и несколько небольших, крепких коряжин сунула в карманы. Когда вернулась, в лагере уже было оживленно. Котлы с водой, набранной с ночи, побулькивали ухой. Рядом с ними суетился Клык, и я пристроилась к нему в помощь. Котел вызывал уважение объемами. Всё же наготовить еды на шестерых здоровых мужиков – та еще задача. Лицемер Дикий с таким видом сетовал на необходимость кормить нас с шорьком… Да если просто соскрести остатки со стенок этого котлища, хватит и на меня, и на Шорьку, и на десяток его приятелей.

Утренние сборы шли неспешно и без лишних эмоций. Никаких разговоров про вчерашнего гостя. Если бы не рана Ровнялы, можно было бы подумать, что мне всё приснилось. Впрочем, теперь, в свете утра, стало видно, что и на других нечисть оставила следы. У Пса был подпален рукав, у Дикого – отчего-то штанина на коленке. По копоти на оружии можно было судить, кто нанес врагу больше всего ран. Меч Пса и топор Пончика особенно выделялись. Меньше всего повезло Ровняле, но это понятно. Рана, кстати, у него заживала буквально на глазах. Я было подумывала колдануть незаметно, но судя по тому, как затягивался ожог, необходимости в этом не было. Шаман оказался силён.

После завтрака мы тронулись в путь. Шорька вольготно устроился на плече Пончика. Это понятно: там и места больше, и обзор лучше, и точно никто не засунет подмышку. Я достала из кармана коряжину, ножик из котомки и привычно принялась стругать деревяшку, придавая ей форму. Заготовки под простейшие заклинания никогда не лишние. Особенно в дороге.

– Ого, какой нож! – громко заметил Ровняла. – Откуда он у тебя?

– Так, дяденька, я же сирота, – пояснила я.

– И что? – спросил он.

– Сироту всяк обидеть норовит.

– А ты?

– Я не обидчивый, дяденька Ровняла. Отомщу по-быстрому, – я старательно затачивала кончик изогнутой палки. – И забуду.

Воин хохотнул:

– Слышал, Пёс, что Пипка говорит?

– Пипка – плохо, – неожиданно заявил Пончик.

Я от неожиданности чуть не порезалась. Ножик-то заговоренный, полпальца отхватишь и не заметишь.

– Что тебе плохого Пипка сделал? – тоже удивился Дикий.

– Пипка хороший, имя плохое, – охотно пояснил великан, и у меня отлегло от сердца.

– Он не Пипка, он у нас настоящий Пипец! – съязвил Пёс.

– Имя не очень, да, – проигнорировал его Дикий и задумался: – Пусть будет Скалозуб.

– Длинно, – возразил Ровняла.

– Скала, – предложил прямой, как лом, Клык.

– Какой из него «Скала»? Так, Скалёныш, – фыркнул Пёс.

– «Скалёныш» – это в точку, – согласился Ровняла.

– Будышь Скалоныш, – шлёпнул мне плечу Клык со всей своей варварской дури.

– Хвала Защитнице, – буркнула я, пытаясь восстановить работоспособность конечности.

– Это за что? – спросил Дикий и злобно зыркнул на варвара. Тот сделал вид, что ничего не было и, цокнув, ускорил шаг коня.

– Что не Пончик, – пояснила я.

Скалёныш так Скалёныш. Я что? Могу и позубоскалить, могу и оскалиться, могу и упереться, как скала.

Мужчины заржали, а я вернулась к вырезанию фигурки. Всё лучше так, чем бездельничать.

Какое-то время мы ехали молча. Потом Пончик затянул песню таким низким голосом, что, казалось, даже повозка вибрировала. В песне говорилось о воине, который остался один против стаи цхерков, и они разевают свои огромные огненные пасти, а он вспоминает девушку, что его не дождется и выйдет замуж за другого, отчий дом, дерево у крыльца… Следом за Пончиком тоскливую песню подтянули Дикий и Пёс. И даже Клык, который не очень дружил со слухом и слова не особо знал. Душевно так. И чего они над книгой гадкой мамаши Беннет смеялись? Хотя, конечно, мужские страдания – это совсем не то же самое, что женские. Женщины же про всякие глупости страдают: про любовь, верность, смерть. Другое дело мужчины! Они про смерть, верность, любовь!