– Ты где? – тихо спросил он. – Тут такая компания. Ага. Точно. Ладно, приходи. Павел тоже здесь. Да. Да. Пока.

Убрав телефон в карман брюк, он обернулся, увидел меня и тут же выкинул окурок с балкона. Я подошла ближе, взялась руками за перила и взглянула вниз.

– Бабушка не знает, что ты куришь?

– Нет, – ответил он и тоже протянул руку к металлическому ограждению. Наши пальцы оказались рядом. – Ты ей не скажешь?

– Не скажу, – пообещала я. – А почему она не разрешает тебе курить?

– Она разрешает, а дед – против.

– По-моему, я видела его с сигаретой. В Кельне. Он приезжал к нам в гости, и они с папой курили.

– А! – воскликнул он. – Точно! Ты дочь Марка! А я думаю, на кого ты похожа. Вроде ни разу не видел, а лицо знакомое. Еще этот странный акцент…

– Ты знаешь моего отца?

Теперь я удивилась.

– Мы виделись с ним в прошлом году в Марселе. Он приезжал на выставку, а мы с дедом там встречались с клиентами.

– Но ты не был в Кельне. Я тебя не видела.

– В Германии дед работал без меня. Я тогда еще учился.

Это было четыре года назад. В то время, и я, и Алик были еще студентами.

У него снова зазвонил телефон. Сквозь тонкую ткань на брюках показалось светящееся пятно.

– Прости, – схватившись за телефон, проговорил Алик. – Это очень важно. Я отвечу.

Я зашла за колонну, чтобы ему не мешать.

На улице еще светло, белые ночи. По набережной прогуливаются туристы. Теплый ветерок проник ко мне под шелковую блузку, теребит ткань, остужает кожу. Я чувствую, как от волнения горят щеки.

– Не придешь? Плохо. Я думал, ты меня вытащишь с этого глупого ужина. Нет. Ты знаешь, что бабушка меня не отпустит. Конечно. Я понял. Угу. Давай. Спокойной ночи. – Алик убрал телефон в карман, а потом тихо сказал: – Черт. Не везет.

– Это твоя сестра? – я выглянула из-за колонны.

Любопытство – страшный грех, но я им страдаю с детства.

– Дядя, – ответил он и вынул из пачки очередную сигарету. – Я думал, он придет на ужин. А его задержали на работе.

– Дядя? Какой дядя? Разве у тебя есть еще дядя, кроме Андрея?

– Есть. Вернее, он недавно появился.

– Как это появился? Его раньше не было?

– Мы недавно узнали о его существовании.

Он закурил. Сигарета – своего рода заглушка для болтливых. И Алик ей часто пользуется, когда нужно помолчать и отвлечь собеседника от неприятной темы.

Я отвлеклась на его синие глаза, а не на сигарету. Красивые. В них тысячи звезд, и все сияют одновременно. Ресницы густые, брови, словно начерчены карандашом.

– Ты хочешь уйти с ужина? – прямо спросила я.

– Хочу, – он выкинул окурок с балкона. – А что? Ты можешь, мне помочь?

– Виолетта Филипповна хотела тебя попросить, показать мне город. Вот и предлог. Если ты, конечно, согласишься?

– Прогуляться по ночному Питеру? Со мной? Это странно.

– Почему?

– А как же Павел?

– А зачем нам Павел?

– Мне он не нужен. А тебя специально пригласили, чтобы познакомить с ним. Разве не так?

– Нет! – засмеялась я. – Мне не нужен Павел, и я ему не нужна. Меня пригласили просто так, как дочку друзей.

– Серьезно?

Моя улыбка заворожила его. Всего секунда, и он смущенно отвернулся в сторону.

Было приятно. Пусть недолго, но он смотрел только на меня.

– Так, что? – спросила я. – Ты покажешь мне город?

– Хорошо. Только недолго. Завтра рано вставать на работу.

Мы незаметно ускользнули с «приятного» вечера, ни с кем не попрощавшись, никого не предупредив. Алик только махнул Софии рукой, она взглядом одобрила его решение.

Через десять минут Невский проспект встретил нас громкой музыкой и ярким светом. Кругом толпы людей, магазины завлекают красивыми плакатами на витринах, около метро поют музыканты.

Алик пошел вперед, я поплелась за ним на своих высоченных каблуках. И зачем я надела эти туфли? Хотела покрасоваться, а теперь мучаюсь. Идти неудобно, на пятках сразу появились мозоли.

Обычно я любуюсь городом, а сегодня злюсь на него. Где тишина, где романтика? Мужчина моей мечты, которого я так долго ждала, не видит меня из-за толпы туристов. Не замечает. Я иду тенью по его следам, боюсь потеряться.

Стемнело. Небо прикрылось прозрачными серыми облаками.

Свернув с шумного проспекта на соседнюю улочку, мы сбавили шаг. Тут тоже много людей, в основном гуляет молодежь. Из дверей кафе, расположенного в подвале дома, потянуло чем-то вкусным. Запах кофе и клубники. Вдалеке звучат грубые нотки надрывающегося аккордеона.

– Тебе нужна другая обувь, – через плечо сказал Алик.

И тут же направился к палатке с сувенирами. Нашел на витрине белые кеды с яркими шнурками, спросил какой размер и вынул из кармана деньги.

– Дайте пакет, – попросил он продавца.

Девушка с красными щеками вынула из-под полы пакет.

Алик протянул мне тапочки.

– Надевай, а свои туфли складывай сюда.

– Нет, – стала сопротивляться я. – Ни за что.

– Мы так далеко не уйдем.

Пришлось надеть. Теперь я выгляжу, как кукла из детского магазина. Розовая короткая юбочка, прозрачная блузка, а на ногах белые кеды с разноцветными шнурками. Ужас! Но удобно. Ноги больше не болят, он угадал с размером.

– Очень шумно, – догнав Алика, сказала я.

Он не взглянул на меня, лишь махнул рукой и пошел в сторону большой арки. Мы очутились в темном тоннеле. Толстые кирпичные стены старых домов, деревянные двери с резными узорами, под ногами скользкая брусчатка. Зябко, неуютно.

Мы вышли на соседнюю улицу.

– Это школа, – сказал Алик, указав пальцем на старое здание.

– Красивая. – Я оценила профессиональным взглядом. – Постройка семнадцатого века. Эта немецкая школа?

– Да. Я учился здесь до второго класса, а потом решил, что хочу изучать английский язык.

– Изучил?

– Я знаю три языка: немецкий, английский, французский. Немецкий – только разговорный, а на английском говорю спокойно, как на русском.

– А французский где учил?

– Во Франции. Каждое лето мы с бабушкой отдыхаем на Лазурном берегу. Там и выучил, пока общался с местными ребятами.

– Красивый язык. Я хотела его выучить, но так и не получилось. Папа заставлял меня зубрить английский.

Сказочный город, прекрасный мужчина. Ночь, а на улице светло. Мы стоим плечом к плечу у школы, в которой он учился еще ребенком. Разговариваем ни о чем, наслаждаемся редкими минутами спокойствия. Не об этом ли мечтают женщины? Не о таких ли моментах?

Я забыла о правилах приличия, вбитых родителями в мою наивную голову. Протянула руку и чуть коснулась мизинцем его руки. Алик вздрогнул.

– Пойдем к Неве?

Спрятал руку в карман брюк.

Я пошла за ним вдоль узкой улочки. По пути к реке он выкурил две сигареты. Это не нервы, а привычка, постоянно грызть кончик фильтра и наблюдать за серым дымом, растворяющимся в сумерках.

Интересно, а как он выглядит в джинсах и футболке? Наверное, совсем мальчишкой? А если растрепать челку? Заставить хоть раз улыбнуться?

– Ты замужем? – спросил он равнодушным тоном.

Только в России спрашивают двадцатипятилетнюю девушку о замужестве. В Европе никому в голову не придет, что после окончания университета, люди должны сразу бежать под венец.

– Нет, – ответила я, зябко укутавшись в шелковую блузку. Стало холодать. – Я еще только утроилась на работу.

– А кем ты работаешь?

– Я – архитектор. Работаю в вашей компании. Разве ты меня не помнишь?

– Ты работаешь у нас? – Он остановился. – Я тебя видел? Когда?

– Я сижу в одном кабинете с твоим другом, с Данилой. На прошлой неделе ты заходил за ним.

– Прям с Данилой? – переспросил он удивленно.

– Ты прошел мимо меня и даже не поздоровался. А потом мы виделись на улице. Ты курил, а я гуляла с подругой.

Мы снова двинулись вдоль набережной. Он впереди, я у него за спиной. Странная манера общаться, не видя своего собеседника.

– Может быть, – тихо проговорил он. – У меня плохое зрение, поэтому я тебя не заметил. В офисе так много людей.

Самое распространенное оправдание – сослаться на зрение. Ничего не вижу, ничего не слышу.

– Ты носишь очки?

– Когда езжу на машине или читаю книги.

– У меня тоже в детстве были очки. Розовые. Но потом зрение само восстановилось.

– Возрастное?

– Наверное.

– Или ты говоришь про восприятие мира?

– Нет! Они были в розовой оправе. А восприятие только сейчас стало розовым.

– Почему ты так думаешь? Люди после двадцати лет обычно снимают розовые очки, особенно, когда сталкиваются с трудностями.

– У меня нет проблем. Все складывается слишком хорошо. Я всегда мечтала вернуть в Россию, заняться любимым делом, купить квартирку в старой части города, гулять ночью вдоль самой красивой реки. Что еще нужно? Все сбылось, все случилось. И теперь можно надеть розовые очки.

Он взглянул на меня.

– Везет тебе. У меня очки спали еще в юном возрасте.

– И когда это случилось?

Я про себя усмехнулась. В юном возрасте? А какой у него сейчас возраст?

И потом, что за трудности могут быть у парня в его положении? Богатый, избалованный бабушкой и дедом. Все преподносят на золотом блюде.

– Когда мне было десять лет, врачи сказали, что у меня больное сердце. Жить осталось не долго, если не сделать операцию. С того момента все и началось.

– Я слышала про твою операцию. А что случилось? Это врожденное?

– Я был болен с самого детства, только мои родители этого не замечали. Или не хотели, замечать. Делали вид, что все хорошо.

– Зачем они это делали?

– Не знаю, – тихо ответил он и прибавил шаг. Так, что я еле его догнала.

Спина в белой рубашке напряжена. Я вижу прямые плечи, длинные ноги, удаляющиеся от меня слишком быстро.

У него красивые бедра и… Брюки слишком соблазнительно обтягивают его стройную фигуру.

– Как тебя зовут? – резко остановился он.

Неожиданно.

– Мария.

– Маша или Мария?

– Как угодно. Я русская.

– Тогда Маша.

– А как мне тебя называть?

– Можешь, Алик. Если хочешь, то Александр. Только это слишком длинное имя.

– А, Саша?

– Так зовут моего деда. Лучше зови Аликом. Так привычнее.

– Хорошо.

Мы снова пошли по ночному городу. Только теперь рядом, на расстоянии вытянутой руки. Он больше не бежит вперед.

– Давно ты у нас работаешь?

– Недавно.

– Нравится?

– Коллектив хороший, и работа не трудная. Пока меня приставили к Сергею.

– Тебе повезло. Он хороший специалист.

– Ты всех знаешь сотрудников компании?

– Нет. Их больше тысячи. Дед знает многих, а я не так давно приступил к работе.

– А чем ты занимаешься?

– В каком смысле?

– Какая у тебя должность?

– У меня нет должности. Я выполняю работу ту же самую, что и дед. Вернее, вникаю в работу. Учусь, смотрю, наблюдаю.

– Хорошая профессия, – отозвалась я с иронией. – То есть, ты – будущий президент компании?

– Думаю – да.

Уверенно сказано. Мне бы его смелость. А то всего стесняюсь, боюсь даже надеяться на успех в работе.

Как ни странно, но мы дошли до моего дома. Алик не знает, где я живу, а я ни разу не ходила по этой улице.

Я остановилась.

– Вот я и пришла?

– Куда?

Тоже остановился он.

– Это мой дом.

– Шутишь? – не поверил он. – Мы пришли к твоему дому? Ты здесь живешь?

– Вон мое окно.

Я показала на третий этаж.

Серое здание довоенной постройки погрузилось в сон. Сбоку прибились машины, выстроенный в один ряд. Опустели лавочки. Не слышны детские голоса.

Уже полночь, темно. С реки подул свежий ветерок. Зябко обхватив себя руками за плечи, я подняла голову вверх и взглянула на небо, усыпанное звездами. Легкие облака тонкой пеленой повисли над линией горизонта, там, где только что спряталось солнце, и где оно встанет уже через несколько минут.

– Они точно такие же, как в Каннах. Красиво, – прошептал Алик.

– И в Кельне.

– А еще там растут ромашки.

Какие ромашки?

Он так же как я, мечтает о чем-то. Смотрит в небо и думает о своем.

– У ромашек горький запах.

– Неправда, – обиженно проговорил он. – Они восхитительно пахнут. Мне нравится.

Пока я думала о ромашках и вспоминала их запах, Алик что-то тихо сказал. Я придвинулась ближе и услышала только последнее слово. Рай.

– Хочешь горячий кофе? – робко предложила я.

Сама стесняюсь, а в душе мечтаю, что он согласиться. Но, он не согласился.

– Спасибо. Уже поздно.

– Да. Поздно. Тогда…

Слова застряли в горле. Обидно. Впервые пригласила парня в гости, а он отказался.

– Маш, не обижайся. Мне завтра вставать с шесть часов утра.

Он заметил. Как стыдно!

– Я не обиделась.

– Это хорошо.

– Спасибо тебе за прекрасный вечер.

– И тебе.

– Увидимся на работе.

– Увидимся.

– Тогда – пока?

– Пока.

И он ушел.

Всю неделю я его не видела. Виолетта Филипповна позвонила на следующий день и спросила, куда мы пропали во время ужина. Я ответила, что гуляли, и она больше не стала приставать с расспросами.

В пятницу, когда стало понятно, что Алик мне не позвонит, я решила принять приглашение Веры. Она давно звала меня на дачу к своим родителям. Я отпиралась, как могла, долго тянула время, придумывала предлоги, но сейчас мне так захотелось вырваться из города, что я сама напросилась к ней в гости на все выходные.

С понедельника Игорь Петрович ушел в отпуск. Они вместе с женой уехали на дачу на целый месяц.

– Нас отвезет Миша, – сказала Вера, когда мы после работы шли к метро. – Все уже там: и мама с папой, и Лиза с детьми.

– Как вас много! – испугалась я. – Даже неудобно.

– Что неудобно? – хмуро спросила она. – Это тебе не шубу в трусы заправлять. Ты знаешь моего папу и Мишку.

– А твоя мама что скажет?

– Ничего не скажет. Она любит гостей.

– Ты сама меня пугала, какая она строгая.

– Да, брось ты! Мама – человек, а не зверь. Хотя…

– Что?!

Мой дрожащий голос и жалобный взгляд, развеселили ее.

– Маша, ты как ребенок. Успокойся. Мама давно хочет познакомиться с тобой. Вот увидишь, как у нас в деревне хорошо. Большой дом. Мы только в прошлом году его купили, совершенно новый. Недалеко находится речка. Тихо, воздух чистый.

– Я сто лет не была на дачах. Только в детстве.

– Ты говорила у вас дом в Кельне?

– Да.

– А какая разница? Дом или дача? Это мы называем дачей, а на самом деле у нас теплый дом, гараж, баня.

Мы сбавили темп возле магазина.

В час-пик город превратился в полосу препятствий. Обойди, подтолкни, пролезь, а где-то приходится перепрыгнуть или проползти на брюхе. Это Вера высокая, ей легче. Идет, как танк, не обращает внимания на тараканов под ногами. А я сшибаю лбом все, что попадается на пути.

Когда мы все же добрались до станции, Вера на прощанье сказала:

– Завтра в восемь утра мы за тобой заедем. Будь готова.

– Хорошо, – неуверенно ответила я.

– Что-то не так? Ты сама согласилась, а теперь прячешься в кусты? Ты честь блюди. Но не со всеми.

– Мне неудобно. У вас семья, а я…

– Выброси эти глупости из головы. Ты – моя подруга.

– Ладно.

И действительно, сама напросилась, а теперь ломаюсь.

Я не думала, что там будет так много людей. Особенно Лиза. Вера с ней дружит, а я буду лишней. И Мишу я видела один раз. Еще дети. У Веры двое, у Лизы трое. Целый детский сад! Но больше всего я боюсь Верину маму. Сама меня постоянно пугала ей, а теперь говорит, что не будет проблем.

Перед сном я еще раз позвонила Вере.

– Что любят ваши дети?

– Все любят, – сонным голосом ответила она. – Аня балдеет от сладостей, у Лизы мальчишки трескают фрукты в огромных количествах.

– А Карина?

– Карина?

– Да. Что любит твоя доченька?

– Она не капризная девочка. Если хочешь обрадовать ее, купи шарик.

– Какой шарик? Надувной или мячик?

– Обычный воздушный шарик. Она очень любит смотреть на разноцветные шары.

Я так и сделала. С утра зашла в магазин, расположенный в моем доме на первом этаже, и купила четыре плитки шоколада, набрала в пакет персиков, виноград, а у кассы взяла несколько шаров: один зеленый, два голубых и еще желтый.

Около восьми часов к моему подъезду подъехал черный минивен. Как раз такая машина и должна быть у отца большого семейства.

– Привет, – скромно поздоровался Михаил и забрал у меня сумку.

Вера махнула рукой.

– Садись впереди, а то я не одна.

Большую часть заднего сиденья занял огромный лабрадор Бади шоколадного цвета.

Не успела я поздороваться с подругой, а Михаил уже открыл мне дверцу. Как по волшебству! Быстро спрятал сумку в багажник и снова оказался рядом со мной. Трудно представить, как этот громила, весом под сто килограмм и ростом с Останкинскую башню, так легко передвигается.

Я села в машину. Забыла поблагодарить, но потом, когда Миша завел двигатель, тихо сказала:

– Спасибо.

Карий взгляд остановился на моих голых коленях. Сегодня жарко, я надела короткие шорты и маячку на тонких лямках.

– Не за что, – пробубнил он себе под нос. – Пристегнись, а то на перекрестке стоят гаишники.

Отвернулся. Я пристегнула ремень.

Странные они все. И Вера, и ее брат. Только Игорь Петрович ведет себя нормально.

За всю неделю Вера ни разу не спросила меня про свидание с Аликом. Ни слова, ни полслова. Будто и не знала про него. У Антонины Павловны расспросила все про нового жениха, а про меня словно забыла. Я намекала, но она не реагирует. Общается на любые темы, а про Алика не спрашивает.

До деревни мы ехали почти два часа. На улице жара, в салоне прохладно, играет приятная музыка. Целый час Вера разговаривала по телефону с бывшим мужем Юрой. Потом мы заехали в магазин, и она пропала еще на полчаса. Миша в это время протер лобовое стекло от пыли и сходил в ближайший ларек за водой. Я вывела Бади на прогулку в ближайший лесок.

Только к десяти часам мы подъехали к дому.

Большой, кирпичный, два этажа, просторная веранда. Участок необъятный, около двадцати соток. Высокий лес за забором. И поразила тишина, чего так не хватает в городе.

Навстречу нам вышел Игорь Петрович в шортах и без майки. Непривычно видеть его таким простым, домашним.

– Машенька, – открыв мне дверку, сказал он. – Рад, что ты приехала.

– Здравствуйте, – скромно поздоровалась я.

Не успели мы перекинуться парой слов, как Бади выскочил из машины и бросился в ноги хозяину. Из калитки вышла женщина. Копия Миша, только в два раза меньше. Такие же карие глаза и светлые кудрявые волосы.

– Наконец-то. Я думала, вы через Мурманск едете.

Голос грубый, но сама миниатюрная, воздушная.

– Мы в магазин заехали, – так же резко ответила Вера. – Ты сама просила.

Один ребенок от матери взял внешность, другой – характер. Миша мягкий и спокойный, как отец. А Вера не всегда бывает любезной с людьми.

Женщина не взглянула на дочь. Ее заинтересовали мои короткие шорты.

– Вот это да! – воскликнула она, обойдя меня со всех сторон. – Красотка! С такими ногами не стыдно быть нагой. Где же выращивают таких лебедей? Небось, за границей?

– Мама, – одернул ее Миша.

– А чего? – Заметив мой удивленный вид, она улыбнулась. – Не обижайся на меня, девочка. Я так шучу.