Холодный злой ветер трепал подол теплых шерстяных накидок, грозя разорвать одежду в клочья и, лишив всякой защиты, заморозить насмерть. Тяжелые свинцовые тучи укрыли собою все небо, делая темный вечер в горах еще мрачнее. Перемешавшись с туманом, они окутывали холмы непроницаемой тьмой. Черное небо, разрываемое яркими всполохами молний и громовыми раскатами, низвергало тяжелые нити дождя. Капли громко ударялись о камни, собирались в огромные ручьи и уносились стремительным потоком вниз, к подножью горы. Каждый раскат грома был похож на гневный удар огненного молота Джодок Одхана, искры от которого рассыпаются по небу, опаляя его огненным заревом. Давно боги так не гневались, опасливо говорили старики.
На самом краю высокой скалы ветер совершенно терял ощущение скованности и беспощадно резвился, норовя содрать теплые одежды, в которые кутались люди. Только их это не останавливало. Полные решимости, они преодолевали последние шаги до камня Пахлераля, где их уже ожидали.
– Ох, не спроста свирепеет буря, – пробурчала себе под нос старая женщина, – ох, не спроста… Не одобряют боги. Только беду накличем…
– Что ты там причитаешь? – раздался рядом с ней недовольный голос старика. – Боги скорее на твои стенания гневаются. Кудахчешь, словно старая курица.
– Молчи уж, старый, – женщина сердито сверкнула глазами из-под капюшона и потом устремила их на идущую впереди тоненькую фигурку, полностью укутанную в теплую накидку из собольего меха. – Была б моя воля, ни за что не допустила подобного. Что ж теперь будет-то?
– Ты думай о том, во имя чего все это делается, – сердито проворчал седой старик, тяжело опираясь на свою трость. – Так предначертано богами…
– Если б не ты, Вилен, не пришлось бы нам идти в эти заповедные земли… – Старуха вложила все свое негодование в эти слова. А через некоторое время, под гнетом молчания, добавила совершенно печальным голосом. – Ты о ней хоть подумал? Во имя чего ею жертвуют?
Старик молчал. Он задумчиво смотрел вперед, на тоненькую тень, ушедшую далеко вперед от них. Ветер трепал теплое одеяние, выбивая из-под него светлые пряди, ярко контрастирующие с темной мглой неба.
– О ней только и думаю, – наконец, произнес он. В его голосе было столько боли и тревоги, что даже вся тяжесть неба не сравнилась бы с этим. Старик закашлялся, но собрал остатки силы и продолжил путь вверх по склону.
Там, наверху, все казалось куда более зловещим и мрачным, чем пейзаж, встречавшийся ранее. Гулкие раскаты стали понемногу уходить стороной, и теперь небо снова погружалось в тревожную мглу. Лишь редкие нити молний освещали вершину горы. И в каждом их ярком свечении на самом обрыве вырисовывались очертания нескольких темных, словно высеченных из камня фигур, стоявших неколебимо даже не смотря на сбивавший с ног ветер, только длинные накидки развевались по ветру, делая их еще более зловещими. Едва только путники поднялись, одна из фигур, самая огромная и внушительная, ожила и вышла навстречу. Следом к ней присоединились еще две, державшиеся за спиной, словно прикрывая тыл, готовые в случае любой опасности к действиям.
– Мы думали, ваш повелитель уже отрекся от своих слов, – в голосе вышедшего вперед мужчины можно было уловить злую насмешку.
– Буря слишком сильно разыгралась, – вступился в разговор Вилен, продвигаясь вперед, – дорога в горах стала опасной.
– Довольно болтовни, – пресекая всякие попытки беседы, произнес его собеседник. – Пора начинать.
Из-за их спин вышел седобородый старец в черном одеянии. Его укутанную фигуру едва не сбивал с ног сильный ветер, и только богам одним известно, откуда в столь тщедушном на вид теле были силы противостоять стихии. Он подошел к ритуальному камню Пахлераля и затараторил какие-то слова на давно позабытом языке. Чем дольше говорил старец, тем ниже опускалась его голова к сложенным вместе на груди ладоням. Он не обращал внимания на вновь разыгравшуюся грозу, на яркие тонкие нити молний, прочертившие все небо, на ужасные раскаты грома, заглушавшие все в округе и от звука которых содрогалась земля под ногами. Старец исступленно произносил слова, сопутствовавшие обряду, затем он обернулся и дал знак подойти к нему. От собравшихся на скале отделились две фигуры: от одной стороны тонкая, хрупкая фигура девушки, кутавшейся в свою меховую накидку, от другой стороны мужчина, еще недавно давший указание начинать церемонию. Он составлял заметный контраст с девушкой: огромного роста, широкоплечий, крепкий, казалось, что даже сила стихии не заставит его хоть на йоту сменить выбранное положение. Его темные волосы, темнее самой темной ночи, в беспорядке развевались на ветру, скрывали лицо.
Девушка с мужчиной встали по обе стороны от камня Пахлераля, положили на него обе руки и стали ждать. Не возможно было не заметить сильную взволнованность девушки: ее страх передавался всем рядом находящимся. Спокойствие же мужчины еще больше заставляло ее нервничать. Она молилась, чтобы все это поскорее закончилось, хоть и не знала, какое будущее ее ждет.
Седобородый старик продолжал свои речи, обращенные к богам. Он положил свои морщинистые ладони поверх рук стоящих рядом с ним мужчины и девушки и после нескольких произнесенных громких слов, соединил их, опустив на центр камня.
– Боги и вы, собравшиеся здесь, свидетели таинства соединения двух судеб в одну. Отныне их судьбы неразрывны, их честь и слава – единое целое, их кров и дети – общие. Если есть причины, препятствующие этому союзу, да будут они названы сейчас или канут в небытие как домыслы и клевета.
Воцарилось долгое молчание, нарушаемое лишь раскатистыми звуками грома и завываниями ветра.
– В знак скрепления союза двух кланов, обменяйтесь приношениями.
Девушка учтиво склонила голову, не от требований традиций, а от смиренной покорности, извлекла из скрытых карманов своей накидки свиток и протянула его темному мужчине, стоявшему чуть поодаль от нее, не поднимая головы и страшась посмотреть на него. Мужчина неспешно принял из ее рук протянутую вещь, сломал защитное кольцо и бегло прочитал содержимое. На его лице не отразилось ничего, лишь только ядовитая усмешка, прозвучавшая в голосе, выдала недовольство.
– Недорого тебя отец оценил. Всего лишь один обоз с вещами, да жалкий клочок неплодородных, скалистых земель. За среднюю лошадь и то больше дадут.
– А ты, повелитель Зангры, не смотри на скудность дара, – вступился в разговор Вилен, холодно отвечая на резкие слова, – скудность оболочки несет за собой глубокий сокрытый смысл.
Мужчина смерил старика острым взглядом, но ничего не ответил, отвернувшись и более не удостоив того своим вниманием. По его едва различимому знаку подошел один из стоявших поодаль воинов, протянул своему повелителю огромный тюк и тут же вернулся на свое место. Мужчина Быстрым движением развернул ношу и бросил в ноги девушке. В тот же миг десятки огромных драгоценных камней засияли на скалистой земле, улавливая и заточая в себе свет блиставших молний.
– Зангра платит за мир и спокойствие, – заключил мужчина, обведя твердым взглядом каждого из собравшихся на скале, призывая всех быть свидетелями его слов.
Новые раскаты грома нарушили воцарившуюся тишину, небо содрогнулось и отозвалось долгим эхом.
– Пред лицами богов и всех здесь собравшихся, в знак скрепления мира между народами Моргаша и Зангры, – перекрикивая шум стихии, седовласый старец продолжил церемонию, – сегодня соединяются в союз великий и достойнейший муж земель Зангры и прекраснейшая из дев Моргаша.
Старец взял руки жениха и невесты и, быстро сделав небольшие засечки маленьким кинжалом на их запястьях, соединил рану к ране, удерживая две руки в неподвижности, читая древние молитвы и прося богов благословения этому союзу. После соблюдения обряда благословения, старец повернулся к паре и громко произнес:
– Отныне вы неразделимое целое, муж и жена не только в глазах людей, подданных, но и пред богами. Да будет благословлен ваш союз.
Наступила гнетущая тишина, и в ней нареченный муж подошел вплотную к девушке, распахнул свою накидку и одним быстрым движением снял с шеи затейливую золотую цепь с висящем на ней ярко-синим камнем в оправе. Каждый правитель Зангры в день своего восхождения на престол получал два дара от своего народа: две цепи с камнями-кулонами, символизирующие власть – одну для себя, а вторую – для будущей избранницы правителя, которая разделит с ним бремя правления. Именно этот символ законности брака и разделения своей власти правитель Зангры собирался преподнести своей нареченной жене. Он продемонстрировал всем присутствующим две цепи власти и уверенным движением опустил скрывающий девушку капюшон, чтобы повесить на ее шею символ законности их брака.
Грозный голос, похожий на рык раненого зверя, раздался по окрестным холмам, отталкиваясь эхом от скал и уносясь трусливо прочь. Это рык заглушил грохот грома. Яркие серые глаза вспыхнули сотней молний.
– Это не она. – Мужчина грозно развернулся к маленькой процессии, представляющей правителя Моргаша.
Можно ли с легкостью принять свою долю, когда совершенно не знаешь, что уготовило будущее? Можно ли сохранять остатки спокойствия, когда знаешь, что от тебя зависит не только собственная судьба, но и судьба даже не одного, а двух народов? Можно ли с легкой душой покидать отчий дом, чтобы навсегда стать одной из тех «варваров», что истребляют твой народ? Можно ли быть уверенной в собственном завтрашнем дне, если этот и другие последующие дни будут наполнены ненавистью и презрительными взглядами, осуждением и недоверием к «чужой», которая является для них таким же «варваром», как и они для нее? И можно ли сохранять спокойствие, когда о своей участи становится известно лишь только накануне?
Небольшая процессия направлялась к западу, к границам Моргаша и Зангры. Там их уже должны были ждать, чтобы проводить к заповедным землям, где должно было свершиться таинство соединения двух правящих кланов.
Чем ближе становились гряды заповедных гор, тех больше неистовствовала природа. Сильный ветер сбивал с ног, подол теплой накидки то и дело цеплялся за кусты и коряги, словно неведомые силы пытались удержать от этого шага. Но не смотря ни на что нужно было идти вперед. Хоть и было страшно.
Сопровождавшие воины отца не посмели, а быть может просто и не пожелали идти дальше и, передав встречавшему отряду воз, развернулись и покинули земли Зангры. Оставалось лишь только обреченно смотреть, как они оставляют дочь правителя Моргаша в чужих землях. Их бросили… Нет, фактически это ее бросили на произвол судьбы и на милость правителя, с которым ее народ уже многие десятилетия вел изнуряющую войну, принесли как агнца в жертву волкам ради призрачного мира.
Маленькая фигурка девушки зябко куталась в длинную меховую накидку. Ее мысли были далеки от разглядывания меняющихся окрестностей на их пути. Да и было ли что рассматривать? Вокруг царили серость и полумрак, ни единый луч солнца уже многие годы не освещал эти унылые земли. Девушку всю дорогу одолевали тревожные мысли, столь же серые и печальные, как и все вокруг. Ей даже не дали ни с кем попрощаться. Под завесой ночной тьмы маленький отряд выехал из крепости, и проводить их никто не вышел. Только старая нянюшка Сенира, да старик Вилен вопреки запрету своего господина вызвались сопровождать невесту в земли врага.
Небольшой отряд Зангры шел чуть поодаль от путников, показывая, что появление чужаков в этих землях не радует их. Да это и можно было понять: бесконечная война, развязанная еще давними предками правителей Моргаша и Зангры, вымотала людей до предела, опустошила их закрома, отняла все и по сей день уносила новые жизни ушедших на бессмысленное кровопролитие мужчин. Не было ни одной семьи по обе стороны от границы земель, кого бы не коснулось горе утраты. Брак между правителем Зангры и дочерью правителя Моргаша в таких условиях представлялся едва ли не единственным выходом обрести мир и спокойствие. И теперь следовало во что бы то ни стало пройти древний обряд перед богами, дабы установить перемирие между землями и народами и, несмотря на столь высокую цену, отступаться от условий сделки никто не собирался. В первую очередь, это дало бы передышку приграничным поселениям, больше всего страдающим от кровопролитных сражений, а также возможность укрепить границы. Ради тех людей, угнетенных ужасами войны, стоило пойти на такую жертву. Одна ее жизнь стоила спокойствия целого народа.
Позади остались родные земли. Позади остались мечты и надежды. Ей же не осталось ничего. Путники оставили у подножия горы своих лошадей вместе со встретившим их отрядом и теперь поднимались наверх. За спиной слышалась перебранка Сениры с Виленом, да и те спустя некоторое время утихли – устали.
Страх перед предстоящим все более сжимал сердце. Погруженная в собственные мысли, девушка решительно шла вперед, прячась в теплой накидке не от пронизывающего холодного ветра, а от жестокой действительности и от сочувствующих взглядов своих сопровождающих. Судьба сделала выбор за нее. Нужно было с достоинством принять выпавшую ей долю, как и полагалось будущей жене правителя. А также той, на кого теперь надеялся народ Моргаша.
Страх подстегивал идти вперед, чтобы скорее встретиться с неизвестностью и разрушить ее леденящие щупальца, что сковывали изнутри все сильнее по мере приближения к вершине. Едва только показался свет священных огней, девушка в нерешительности остановилась и оглянулась, туда, где оставалась ее прежняя жизнь. Она понимала, что ей уже не вернуться. Сердце гулко билось в груди, отсчитывая ритмы страха и печали. Поравнявшиеся с ней старик с нянюшкой успокаивающе погладили по руке, верно истолковав это замешательство.
– Нужно идти, – едва дыша, поторопил старик, – осталось немного.
Девушка печально опустила глаза, но все же нашла в себе силы для слабой улыбки. Бросив обреченный взгляд вниз, она расправила плечи, с обманчивой уверенностью подняла голову и пошла вперед.
На вершине их уже ждали. Несколько черных фигур зловеще застыли на самом краю отвесной скалы, в ярких вспышках молний они выглядели дикими, таких обычно звали в народе воинами преисподней – настолько ужасающей была у них внешность. Об их жестокости в Моргаше слагали легенды, и дети едва ли не с пеленок боялись «черных варваров».
Правитель Зангры выделялся среди своих подданных: он был на порядок выше своих воинов, его непокрытые волосы трепал ветер, а глаза сияли так, что даже свет ослепительных молний был не в силах их затмить. Его громкий голос заставил девушку вздрогнуть и очнуться, пелена оцепенения спала, но теперь на смену ему пришло, наконец, осознание, какая участь ей уготована. Этот горящий ненавистью взгляд, колкие язвительные насмешки говорили сами за себя: она здесь не желанный гость, но идти против рока обстоятельств мужчина не намерен. Ее жизнь здесь не стоит ничего. Если будущий муж, прекрасно понимавший важность этого брака, столь враждебно настроен к ней, чего же стоило ожидать от его подданных. «О боги, дайте только силы все это вынести», – мысленно воззвала девушка к небесам, понимая, сколь тщетны и глупы ее молитвы.
Таинство подходило к своему завершению. Это можно было понять по последним репликам старца и по тому, как уверенно стал приближаться ее только что нареченный муж. На мгновение у нее закончился в легких воздух, а сердце вдруг отчаянно заколотилось, грозясь вот-вот разбиться о ребра – близость этого мужчины ничего, кроме ужаса, в нее не вселяла. Сейчас он казался еще огромнее и мощнее, от него веяло презрением и ненавистью, лед в его глазах был куда холоднее, чем разгулявшийся вокруг зимний ветер, он студил кровь в ее теле, заставлял ежиться в теплой накидке. Девушка невольно шагнула назад, и, наткнувшись спиной на огромный камень Пахлераля, судорожно вздохнула. Нужно было собраться с духом и с достоинством исполнить последний обряд бракосочетания.
С едва скрываемым волнением она смотрела на золотую цепь с камнем-кулоном, но едва только капюшон, укрывавший от пронизывающего ветра, был скинут, в глазах ее мужа ярко вспыхнули искры гнева. Его взгляд, казалось, сам метали молнии, а грозный рык, перекрывший даже вой ветра и раскаты грома, уничтожил остатки ее сил и храбрости. Эта резкая перемена в нем пугала ее, но когда смысл произнесенного достиг ее разума, ей стало все понятно: вовсе не она должна была стать невестой. Ее отец обманул Зангру, обманул ее правителя. Вместо нее должна была быть принесена в жертву Бродика, ее старшая сестра. Только осознала она причину внезапного исчезновения сестры, поспешность и таинственность собственных сборов к этому браку. Отец не счел нужным оповестить об исчезновения дочери и о возможности изменения сделки – он просто заменил одну дочь на другую. Словно какой-то неодушевленный предмет на базаре.
Правитель Зангры долго всматривался в ее побледневшее от страха лицо. На скулах его от гнева играли желваки, но он по-прежнему только молча прожигал ее взглядом. О чем думал он сейчас? Признает ли он брак не состоявшимся и вернет обратно к отцу или же разорвет на части прямо здесь? В любом случае, он имел полное право на вершение любого своего решения: его жестоко обманули, унизили таким жестом, выставили посмешищем не только перед другими народами, но, в первую очередь, перед собственным.
О проекте
О подписке