Винт решил обождать и демонстративно не приходил в палатку, ожидая, что Симонов первым прибежит мириться. Только зря. Чем больше проходило времени с того разговора, тем сильнее парень успокаивался и понимал, какую тяжесть скинул с души. Вовсе не ощущал он себя виноватым или потерянным, а наконец-то вздохнул полной грудью, наслаждаясь обретенной самостоятельностью. К тому же он постоянно был занят то в дозоре, то помогая техникам – на правах подай-принеси, но все равно же при деле. Некогда ему было предаваться сомнениям касательно правильности своих поступков. За него наконец-то взялись всерьез. В одном из пустых ответвлений – видимо, хозяйственных помещениях для метростроевцев – Валерий устроил самый настоящий тир и обещал научить Симонова достойно стрелять, а не просто лупить очередями, руководствуясь принципом: авось хоть одна пуля да попадет в цель. Тыртыш объяснял, как правильно туннели слушать, и пусть получалось пока не очень, отличил бы юг и север Влад теперь и с закрытыми глазами, заранее не зная, куда именно попал.

– Еще метров десять – и поворачиваем обратно, – сообщил начальник патруля, тот самый бородатый и лысый боевик – Александр Молчанов, – дежуривший вместе с Владом в южном туннеле. В тот раз парень так и не удосужился с ним познакомиться нормально, теперь знал не только по имени, но и по прозвищу: счастливчик. Поговаривали, он появился на Добрынинской не просто с запада, а именно с нехорошей Филевской линии, лично видел мутантов, даже сражался с ними и чудом избежал гибели. На Нагатинскую его приглашал лично глава. Сам Молчанов ни о чем не рассказывал, а если кто-нибудь интересовался, то либо отшучивался, либо деликатно посылал подальше.

Шаг. Второй… Пятый… Идущий перед Владом патрульный оступился. Все нормально – бывает, мало ли, на что мог наткнуться в темноте, но с ним в унисон, полностью повторяя это движение, споткнулись и остальные. Все, кроме Симонова.

Забавно? Наверное, будет – Михе и Глебу, когда Влад за чаем расскажет им об этой странности. Миха наверняка пошутит о неумении друга шагать в ногу со всеми, но это потом, сейчас же стало жутко до озноба, тонкая холодная струйка пота пробежала по спине.

Молчанов на развилке свернул в боковое ответвление туннеля, едва заметное, вроде бы не важное (мало ли таких по всему метро?) и ускорил шаг. Симонову стало совсем не по себе.

«Восьмой метр… Десятый… Пятнадцатый… Двадцатый!» – считал он про себя, давя подступающую панику. Сердце частило, будто все это время он бежал, и ощущалось где-то в горле, воздуха не хватало. Чтобы хоть как-то успокоиться, парень вцепился в автомат, сжав его так, что побелели костяшки пальцев.

И ведь никто не удивлялся, не пытался спросить у Молчанова, куда тот рванул. Они шли слаженно и быстро. Все так же высвечивал дорогу свет электрических фонарей, и эхо разносило дробный перестук шагов.

«Что происходит?..» – подумал Влад и, сам того не ожидая, задал вопрос вслух.

Идущий рядом Женька Володин, с которым Влад иногда пересекался в дозорах, но приятельства так и не свел, повернулся к нему и растянул губы в улыбке, процедив:

– Глю…ю…юки? Домой направляемся.

Улыбка отчего-то показалась Владу зловещей, как и лицо – перекошенное какое-то и застывшее, а взгляд – мертвый. Володин, вроде бы, в упор смотрел, прямо в глаза, но мимо Влада, и зрачки у него уменьшились до точек.

Сразу вспомнилось, почему приятельство меж ними не заладилось, несмотря на небольшую разницу в возрасте: Симонов был младше всего на три года – почти ничего, если не учитывать того, что сам Женька точно так же на три года отстал от Алексея. Вот он и стремился войти в ближний круг казначейского сына. Даже идти возрождать Нагатинскую вызвался добровольно, хотя на Добрынинской ему жилось неплохо, и дурь, к которой Володин пристрастился уже давно, доставать удавалось гораздо проще. Хоть Ганза и не одобряла использования поганок, а на радиальных станциях чего только не продавали, и, само собой, при должном желании и знании поставщиков заполучить запрещенный продукт проблем не составляло – имелись бы пули, а товар отыщется.

Миха про поганки говорил с усмешкой: «Все видят сны, причем бесплатно, так какой смысл глядеть их наяву, еще и за пульки?»

Глеб вслед за многими, выступавшими против использования таких средств, подхватил сказочку про разжижение и отмирание мозгов у заядлых наркоманов и всем ее рассказывал. В червей, появлявшихся у тех под черепной коробкой, он не верил, хотя образ был очень яркий, ходил по всему метро, и Влад лично знал тех, кого такая перспектива остановила от приема поганок. Сам он попросту не задумывался о дури вообще. Извращенцев и без этого хватало. Некоторые даже от собственной боли кайфовали. Типа, молотком по руке саданут – и испытывают самый настоящий оргазм. Симонов такого чудака даже сам видел – на Добрынинской, но не местного, а одного из путешествующих транзитом челноков. Отношение он к себе вызывал брезгливое. Находиться рядом с ним лишний раз не хотелось, и общаться, разумеется, тоже. Нарик Женька вызывал похожие чувства, даже, пожалуй, похуже – отвращение. Ведь извращенец, по сути, виноват не был. В мозгах у него переклинило, раз боль наслаждением воспринимать стал. Может, он даже понимал собственную ущербность, только поделать ничего не мог. Не имелось у человечества больше ни психиатров, ни препаратов, способных помочь с подобной проблемой (если они вообще существовали когда-либо). А вот Володин употреблял поганки сознательно, и слезать с них не собирался, мотаясь на Тульскую и дальше чуть ли не каждый месяц, как по расписанию.

«Может, он и сейчас под кайфом? – подумал Влад. – Нет, вряд ли. В патруль, закинувшись предварительно поганками, не пошел бы даже Женька. Его же за такое к стенке поставить – и то мало будет. Не настолько у него поплыли мозги пока».

Идущий впереди патрульный снова запнулся, и именно в этот миг парень услышал либо писк, либо свист – сразу и не понять – тихий, тонкий и заунывный настолько, что внутри все перевернулось несколько раз, а сердце, истошно колотящееся в горле, рухнуло в пятки.

Тут уж стало не до сомнений в собственной адекватности. Влад резко остановился – словно ногами внезапно врос в пол. Наверное, даже если б захотел, ни на сантиметр вперед не сдвинулся бы. Иди позади кто-нибудь, непременно в него врезался бы, однако то ли на свое счастье, то ли, наоборот, на беду, шли они с Володиным замыкающими.

– Погодите! – крикнул Симонов. – Да стойте же!!! Куда мы идем?..

Женька неблагозвучно заржал, оглашая весь туннель сиплым карканьем – на смех оно походило мало и воспринималось так же жутко, как и улыбка, и мертвенный взгляд. Но как же перетрусил Влад, когда шедший впереди патрульный обернулся и выдал с очень похожей усмешкой:

– Домой. Разве ты не видишь? Марево багровое уже вовсю мерцает впереди.

И зрачки у него оказались точками, а взгляд – такой же мертвый, как у Володина, словно обращенный внутрь себя. А впереди по-прежнему разливалась чернота – чужая, страшная, скрывающая в себе нечто, о чем Симонов не мог и помыслить без содрогания.

«Как быть?.. – билось в голове. – Не могли ведь столько людей одновременно свихнуться, а я один – остаться с трезвой головой и в твердой памяти?»

– Тебе, парень, видать, совсем плохо, раз не помнишь, как мы все дозоры обошли, – продолжал тем временем патрульный. – Ничего, сейчас дойдем – оклемаешься.

– Кириллыч на сотом еще нам выговор сделал за то, что задержались, – сказал Молчанов вроде бы и нормальным, бодрым голосом, но у Влада мороз так и пошел по коже.

Парень ведь прекрасно помнил: не ходил Кириллыч в северный туннель. Он в южном обретался, знал его, как свои пять пальцев, и не хотел распылять внимание на чужое направление. Никогда он не сидел на ближних постах – только возле столба с отметкой «150». Значит, непорядок с мозгами был именно у Молчанова. Тот, должно быть, думал, что он на юге.

«Может, исчезнувшие группы вовсе не подвергались нападению, иначе хоть что-нибудь да нашли бы, следы борьбы скрыть сложно, – подумал Влад. – Возможно, они попросту вот так сворачивали в ответвление и в полной уверенности, будто идут на Нагатинскую, доходили до…»

– Черт… – прошептал он. Эхо подхватило слово, усилило и разнесло по туннелю, обратив в крик. Или только показалось?.. С его головой творилось нехорошее – Симонов отдавал себе в том отчет. Самочувствие неуклонно ухудшалось, ощущал он себя так, словно выпил на голодный желудок несколько стаканов ядреного самогона. Но вместе с тем он очень ясно осознавал, что прав относительно этого туннеля. Стоило немедленно повернуть назад, поскольку впереди…

«Что там, впереди?.. Беда? Она самая. Даже и сомневаться не стоит. А еще? Поселение мутантов или вообще кого-то, еще ни разу в метро не виданного? Логово разумной твари, заманивающей к себе людей для… Еды! Чего ж еще-то?» – предположил Влад, но силой воли отогнал эту мысль. Должно быть, исчезнувшие люди еще живы, томятся в загонах, похожих на те, в которых держат свиней, – те так и встали перед глазами, а еще послышались слова Винта, разглагольствовавшего о свиньях, крысах и людях: очень близкие виды, даже эмбрионы мало отличимы друг от друга на стадиях формирования. Необходимо пересилить себя, пройти по туннелю, и тогда удастся всех освободить и вывести обратно. Все-таки у них есть оружие! Если не отобрали…

Парень помотал головой, но прийти в себя это не помогло. Перед глазами так и встал загон с людьми. Они все одновременно подняли головы и посмотрели на Влада мертвыми глазами, и, конечно же, улыбнулись! Его охватила паника, все же прорвалась наружу.

Нет! Не быть ему героем, да и не надо. К черту все! Он и окружающих его патрульных не в силах привести в чувство. О спасении остальных и думать нечего.

– Влад?.. – Молчанов обернулся, посмотрел на него в упор и нахмурился.

«Хоть какая-то мимика!» – Симонов уж было понадеялся, что командир пришел в себя.

Рано радовался. Молчанов вздохнул и с неподдельным участием в голосе сказал:

– Нехорошо с тобой чего-то. Жень, Даня, возьмите его под руки.

Влад опешил. От осознания, что его сейчас потащат волоком на эту несуществующую станцию, якобы мерцающую багровым, в глазах потемнело. К тварям! Его хотят отдать тварям, будь они все прокляты!

– Не дергайся, – попросил-приказал командир. Говорил он все с тем же участием, и ослушаться его казалось почти невозможным. Да только Влад хотел пожить хотя бы еще немного, а героем становиться точно не желал. – Доставим на Нагатинскую в лучшем виде, потом отпустим. Отдохнешь, отоспишься, и все хорошо будет. Временное помутнение у всех случается. Ты же не железный.

Прав был Семен: именно эгоизм делает человека человеком. Окажись Влад муравьем бессмысленным, он подчинился бы старшему. Даже сомнений у него не возникло бы.

Краем глаза парень заметил движение Володина и отпрыгнул от него подальше. То ли воздействие неизвестных тварей сделало того неповоротливым, то ли выброс адреналина подействовал на самого Влада. Медлить он не стал, уговаривать явно одурманенных товарищей – тоже.

– Если все плохо именно у меня, совсем поплыл мозгами и свихнулся, – произнес он, – то и пропадать лишь мне одному. А если нет, то держитесь, я постараюсь добраться до наших и привести помощь.

– Тихо… иди ко мне, я проведу. Ты ведь мне доверяешь? – вновь позвал Молчанов, но Влад на интонации больше не реагировал, он развернулся и как можно быстрее кинулся в туннель: в такую замечательную, теплую и добрую тьму, которая уже однажды скрыла его от преследователей и, наверняка, спасет и на этот раз.