1.

– Мам, что это такое? – удивлялась десятилетняя Аля, вертя в тонких полупрозрачных розовых пальчиках небольшую металлическую трубочку, внутри которой что-то, как камешки, перекатывалось и шуршало.

С одной стороны в трубочке было стеклянное круглое окошечко. Луч света, пробиваясь сквозь белые газовые занавески на окне, падал на это отверстие, и оно блестело, переливалось и манило подсмотреть, что за невероятная жизнь кипела там – внутри.

В доме сладко пахло сдобой. Раскрасневшаяся от домашних забот мама вошла в комнату, за ней тянулся густой шлейф ароматов печёного хлеба, булок на меду и вишнёвого компота. Так бывало не часто, – сдобу мама пекла только в субботу раз в три – четыре месяца. В остальные дни довольствовались лепёшками. Невысокая, стройная и розовощёкая, с неизменной узорчатой косынкой поверх волос мама воплощала для дочки сказочную фею Весну с её щедротами и красотой. Она тщательно вытерла влажные руки о фартук и пригляделась к тому, что нашла «любопытная Варвара», подносящая находку к удивлённо распахнутым глазкам.

– Это же калейдоскоп, – ответила мама с улыбкой и протянула руку, чтобы взять вещицу. – Самый обыкновенный, но… Настоящий раритет… Давненько таких игрушек не видала. Наверное, Зои с Никиткой забыли. Надо с ними связаться, предупредить. Смотри, в этой круглой колбочке вставлены несколько боковых зеркалец, вдоль. Обычно их три. Они закреплены под наклоном. На другом конце колбочки тоже зеркальце с внутренней стороны, чтобы боковые зеркала отражались в нём.

– А что там так шуршит? – недоумевала дочка.

– Если направить трубочку в сторону света и поворачивать из стороны в сторону, то можно увидеть, как узоры расцветают внутри, – продолжала объяснять мама, поправляя выпавшую из-под косынки пышную прядь русых волос. – Это перекатываются меленькие разноцветные стекляшки. Двигаются они, как им вздумается. Пересыпаются с одного зеркальца на другое, а их положение мы видим, отражённым сразу с трёх сторон, да ещё плюсуем отражения в отражениях на том зеркале в конце пути. И вот перед нами пёстрый ковёр. Красота!

– Ой, я хочу поскорее всё это увидеть! – принимая из маминых рук калейдоскоп, Аля стала внимательно вглядываться в цветастые узоры. Пухленькие коралловые губки приоткрылись от удивления и удовольствия. – Как это… странно… Я хочу поймать эти звёздочки и цветы, а они опять рассыпаются, как только я поворачиваю… этот… эммм…

– …Калейдоскоп, – помогла мама. – Да, эти звёзды и цветы долго никому не удавалось поймать. Одно движение – и стекляшки сложились в новый узор! Так было до тех пор, пока кому-то не пришла в голову идея его сфотографировать. Эта маленькая старинная игрушка, дочка, очень хорошо показывает, как многообразна Божья благодать в мире. Ладно, ты тут играй, только осторожно, бармалейкам нашим калейдоскоп не давай, не-то сломают. Что тёте Зои скажу? Да и Никитка расстроится, что мы такую игрушку не уберегли. Вечером я им в храме отдам после службы. А сейчас мне пора суп варить.

– Я не сломаю. Честно-честно! – воскликнула Аля, прижимая заветную диковинку к груди.

Она уселась на пол возле дивана, убрала тугие длинные светло-русые косички за спину, чтобы не мешали, расправила подол на платьице её любимого нежно-голубого цвета и продолжила разглядывать невиданные картинки калейдоскопа, поднимая голову выше, ловя радостные лучики солнца из полуприкрытого занавесками окна.

Накануне был дождь, и умытое небо временами накрывала тень клубящихся, похожих на взбухшую манную кашу облаков. Ветер весело взбивал облака в густую пену и, отрывая от неё большие молочно-золотистые хлопья, размазывал их по лазоревой небесной тарелке. Точно так же временами делала сама Аля за завтраком, когда не было особого аппетита, а сделать вид, что ты всё-таки что-то поела, было совершенно необходимо. Иначе не отпустят гулять.

Теперь же мама не пускала её на улицу играть вместе со всеми, боясь, что её растяжение ещё даст о себе знать. Беспокойство это было напрасной предусмотрительностью. Ножка давным-давно зажила, но маленькая искательница приключений послушно оставалась там, где ей было велено, и с удовольствием находила себе интересные занятия под руками. Так и была обнаружена старинная игрушка, не похожая ни на что.

Игрушки, Аля хорошо это усвоила, ценились в каждом доме. Их берегли и передавали друг другу как нечто заветное, рассказывая истории о том, как удалось несмотря ни на что сохранить куклу, или плюшевого мишку, или робота, или строительный кран на колёсиках. Ценнее всего были конструкторы и настольные игры. Рейнджеры часто возвращались с богатой добычей игрушек из полуразрушенных старых городов в разных уголках мира.

Первые производства новых игрушек промышленным способом были восстановлены на Свободных Землях лишь пару месяцев назад, хотя уже много лет прошло после того «страшного», что бабушка с ужасом называла то Апокалипсисом, то Апофисом, и о чём не могла толком рассказать. Всякий раз вспоминая, она впадала в непостижимую панику, а затем в ступор и часами не выходила из своей комнаты, перебирая в морщинистых руках чётки и глядя куда-то в пустоту перед собой.

Дети догадывались, что «это» было чем-то шокирующе трагическим, потому что все взрослые при одном только упоминании Последней Катастрофы становились мрачными, на их лица, словно ложилась тень горестных воспоминаний.

Всё немного прояснилось совсем недавно, когда вместе с днём рождения Али вся семья отмечала тридцатилетие Спасения, а вместе с ними и весь мир с замиранием сердца оглядывался назад – в свои невосполнимые утраты, боль, скорбь и ужас. Голосом президента Евразийского Альянса Мило Гнедичева со всех устройств в эфир летели слова памяти и надежды: «Мы выстояли, мы выжили, значит, жизнь продолжается!..»

Подарив внучке маленькие шахматы, – всё-таки двадцать первое июня был и её день – день рождения, – со вздохом бабушка рассказала, что их вырезал дедушка в годы Первой Федерации. Тогда игрушки, книги и детские вещи за пределами городов-убежищ, на Свободных Землях, фактически были одними из самых первых товаров, которые люди выменивали друг у друга за еду, лекарства или ценные сведения о новой для всех среде обитания. Умельцы, такие как её дед, делали детские «поиграйки» сами. Уже много позже, после восстановления Глобального Нейронета, с появлением Спектрума, главное место в воспитании и образовании заняли развивающие и обучающие игры на мониторах стареньких планшетов и первых новых тексонов (технических средств общения нового поколения).

В борьбе за единственный пока в их доме тексон Аля отдавала первенство сестрёнкам и братьям, предаваясь волнующим грёзам за чтением книг из домашней библиотеки, которую отец время от времени пополнял с восторгом коллекционера-любителя.

Совершенно позабыв обо всём на свете, увлечённая игрой с калейдоскопом девочка опомнилась, только когда в конце коридора с треском распахнулась входная дверь, и в дом с криками кубарем вломились её старший брат-погодок и две младших сестрёнки. Пока они, топоча и громко шлёпая босыми ногами по полу, наскакивая друг на друга и что-то из мебели снося на своём пути, бегали по комнатам, Аля ловко спрятала калейдоскоп в диван, приподняв сидение. Там, внутри, она увидела ещё кое-что интересное, за чем вернулась, когда ватага бармалейчиков была снова выдворена строгой хозяйкой дома во двор.

Среди старых запылённых от времени вещей, которые по ненадобности лежали в диване, перевязанные бечёвкой, Аля, переполняемая любопытством, обнаружила одну занимательную книженцию. Это было объёмное сочинение. Папа такие издания называл «фолиантами». Вообще-то, она видела только два таких экземпляра, отец их выменял у кого-то, тщательно изучил и с грустью передал на хранение в Соборный архив – дома не было условий для их содержания и реставрации рассыпающихся в труху страниц.

Любые книги были совершеннейшей редкостью, типографий и издательств было до крайности мало, ещё меньше было бумаги, новые книги делали из эластичного прочного пластитекса. Они ничем не пахли, страницы перелистывались автоматически лёгким касанием пальца, картинки были редкими, но зато объёмными, почти живыми. Такие книжки были дешёвыми, но большинство предпочитали электронные тексты на мониторе «читалки» – ещё дешевле и проще в обращении. Потому-то ветхие старые печатные издания, которые так нравились Але своими шуршащими страничками и всевозможными запахами, и, тем более, рукописные давным-давно вышли из употребления и пылились в архивах старинных библиотек (многие из них всё ещё не были расконсервированы), как и в редких домах. Утилизировать книги было строжайше запрещено.

Любознательная девочка догадывалась, что эти самые фолианты отличаются от печатных не только тем, что они рукописные и не пахнут «типографской краской», от них, вдобавок ко всему, исходит запах сена, взбитых яичных желтков, воска и чего-то ещё, чему в её голове пока не было названия.

Книга из дивана была хоть и ветхой, но основательно изготовленной. Чёрная кожаная обложка, металлические кантики на уголках. А какие чудные яркие картинки красовались чуть не на каждом листе! И карты! На шероховатых потемневших, но довольно гибких страницах причудливым письмом были записаны повествования о великих путешествиях и древние легенды. Среди прочего было несколько поистине фантастических историй. Одна из них привлекла Алино внимание, и она сразу же запоем её прочла.

Речь шла о том, как во времена фараона Эхнатона, задумавшего подарить своему народу новую веру, в Египте появились странные «гости». Его звали Тот, а её – Та. Эхнатон вознамерился, было, оставить законную жену и жениться на незнакомке. Она родила сына, которого фараон хотел видеть новым правителем в будущем. Тот и Та были очень мудры и научили египтян многим полезным вещам. Передвигались они на «летающей колеснице», и египтяне считали их богами. Через какое-то время они засобирались покинуть Египет, к этому моменту Эхнатон уже отправился в Царство Мёртвых, а на трон должен был взойти юный Тутанхамон. Но его убили…

Драматичная история захватила детское воображение. Маленькая Аля тщательно протёрла книгу тряпочкой, хотя на ней совсем не было пыли, и решила, что будет и дальше читать. Мама не удивилась находке дочери, она была убеждена, что это красочная рукописная сказка. Наверное, поэтому-то такой экземпляр не заинтересовал отца, для которого важней всего была духовная литература, и потому фолиант остался лежать со всяким старьём.

А по поводу прочитанного смышлёная читательница решила вот что. Ей живо представилось, что много-премного лет назад на Земле побывали люди из других миров, либо из будущего, либо с другой планеты, которая находится так далеко, что учёные пока не обнаружили её. И в ней зародилось упрямое чувство, будто она уже знает, что история человечества может оказаться не совсем такой, как представляют её родители и учителя.

Хотя некоторые повествования ей, десятилетней, были вовсе непонятны, тот шуршащий необычайно толстыми страницами фолиант Аля прочла от корки до корки и никому из братьев и сестёр не показывала. Эти удивительные истории не были бы им интересны.

Самый старший – тринадцатилетний Андрей читал только исторические и церковные тексты, подражая отцу. Псалтирь знал чуть не наизусть и уже начитывал в храме нараспев, слегка гнусавя. Ещё он помогал с большим рвением вести церковную страничку в Спектруме. Одиннадцатилетний Ник читать не любил вовсе, он с удовольствием слушал разве что аудио-стихи, которые легко заучивал и мог при случае рассказать с выражением. Младшим – девятилетней Оле и семилетней Нике интересны были только сказки о волшебных феях и принцессах, желательно, с голографией, а в старой книге таких сказок не было. Поэтому Аля бережно и тщательно припрятывала свою находку, чтобы никто её случайно не испортил. А ещё она не хотела, чтобы отец унёс её куда-нибудь на хранение, как и предыдущие.

Через какое-то время хозяйственная, но слегка рассеянная из-за большого числа обязанностей матушка машинально убрала дряхлую книгу вместе с остальными отслужившими свой век вещами в большой жёлтый чемодан, не менее ветхий и потрёпанный, и унесла в чулан. Но на этом история старого фолианта не закончилась, и через много лет он неожиданным образом возвестил о себе из мрака и забвения.