Глава 2
Питер, 1993 г.

Шесть лет тянулись неимоверно долго. Сначала от инфаркта умер отец. Он сильно сдал, когда рухнули его идеалы. А сын в тюрьме за наркоторговлю – этого он не смог пережить.

Мама приезжала к нему только вначале. Выражение лица у неё было обречённое, она смирилась с тем, что сын в тюрьме. Её Олег, умный, воспитанный мальчик, свет в окошке! Такова жизнь. Такое время. Её тоже не стало раньше, чем он вышел из тюрьмы.

По ночам он лежал на жёсткой постели и придумывал свою жизнь. Собственно, придумал её раньше, срисовал с дяди Сома. Самое главное, что не подлежало обсуждению, он будет очень богат. Как граф Монтекристо. Деньги должны быть не просто большие – огромные.

Он сможет позволить себе всё. Это всё, однако, включало очень ограниченный круг. Ни яхт, ни особняков, ни самолётов.

Квартиры только съёмные, в высотках, где соседи по лестничной клетке не знают друг друга. Их надо будет часто менять.

Будет путешествовать. Самые красивые женщины. Их тоже менять часто, не привязываться. И чтобы к тебе не привязывались ни в коем случае! Не звонили, не караулили у дверей. А денег будет много, на любые прихоти.

Про женщин думал часто. Отвлечённо, женщина и всё. На пляже, в дорогой машине. Про женщину в постели думать себе запрещал, кровь ударяла в голову. Это просто нужно отложить. Будут у него женщины, наверстает.

О Люсе тоже думал, но иначе. Как она там, в огромном чужом городе, где всякий может обидеть и некому защитить. И сердце сжималось тоскливо. Его придуманная жизнь была не для неё. Что ты сделал для любимой девушки? Я её оставил…

Институт Люся разыскала в первые же дни в Питере. Но не заходила, смотрела издали на парней и девушек, входящих в ворота и выходящих. Неужели и она когда-нибудь переступит этот порог?

В середине учебного года зашла, всё же. Стояла посреди двора и смотрела на прекрасное здание. Двери непрерывно открывались, входили и выходили люди, молодые и не очень. И старые, по её представлениям.

Молодых было больше, наверное, студенты. Вдруг случится чудо, и она так же уверенно будет открывать заветную дверь? Это было почти недосягаемым счастьем.

Она стояла долго, и охранник вышел из будочки у ворот:

– Ты ждёшь кого?

– Нет, я только посмотреть. Хочу поступать в ваш институт.

– Ты же маленькая ещё. В каком классе?

– В девятом. Но директор нашей школы, в городе, где мы раньше жили, сказал, что хорошо бы поработать в больнице, чтобы наверняка. Я поработаю, только бы взяли! Мне очень нужно к вам поступить.

Охранник смотрел на девочку. Ребёнок, а такая целеустремлённость!

– В больнице тяжело. Успеешь ещё наработаться, когда окончишь институт. Пойдём в отдел кадров, поговорим.

Её взяли лаборанткой! Возвращалась домой поздно, шла мимо лавочки с подростками, которые жили своей, незнакомой ей жизнью.

И этот красивый мальчик, что смотрит на неё так пристально и не решается заговорить…

Его арест был для неё страшным ударом. Она, конечно, слышала про наркотики, они хлынули к нам вместе со сникерсами, Макдонольсом. Было и раньше, наверное, но не так широко и доступно.

Наркокурьер – звучало, как разведчик, лётчик, а может, космонавт. Никакой отрицательной составляющей, напротив, он поднялся в её глазах на недосягаемую высоту.

Почему, ну почему он так и не заговорил с ней до ареста! Ничего, она поедет к нему в колонию. Будет ездить часто, как только позволят. И он поймёт, что никто не будет так его любить!

Подстерегла его маму, тётю Надю, когда та возвращалась из магазина.

– Здравствуйте! Вы не знаете меня, я Люся. Вы ездили к Олегу, как он там?

– Держится, не жалуется. Учится, там школа есть. Считает дни, когда выйдет. А дней – тысячи.

– Я могу к нему поехать? Поддержала бы его.

– Нет, пускают только родственников. Разве что, представишься невестой. Но не тянешь на невесту, малявка ещё.

– Я могу надеть туфли на каблуках.

– Нужно, чтобы он заявил, что ты его невеста. Я поговорю с ним в следующий раз. Если согласится, поедем вместе.

До следующей её поездки было долгих три месяца. Люся училась, работала, и всё время представляла, как он обрадуется, когда узнает, что она не отвернулась от него, будет верно ждать возвращения!

Ей нисколько не стыдно, что он в колонии. Он же не бандит какой-нибудь, наркокурьер – звучало даже романтично.

В следующий приезд мама сказала:

– К тебе хочет приехать дочка дворничихи. Люсей зовут, знаешь её?

– Знаю, – ответил коротко, а сердце готово было выскочить из груди.

– Но ты для этого должен хотя бы написать, что она твоя невеста, иначе не разрешат.

– Какая невеста, десятый класс! И потом, я не собираюсь жениться в ближайшие десять-пятнадцать лет. И если соберусь – то уж не на Люсе.

– Почему? Хорошая девочка, беспокоится. Никто ведь не спрашивает про тебя, только она. Это важно, в наше время особенно. Сейчас каждый думает только о себе.

– Так и есть, люди не живут, а выживают. А для выживания и надо – только о себе. И я думаю, что будет дальше, как выжить здесь и на воле! А ты – невеста. Не хочу, чтобы она приезжала. Зачем дразнить, мне ещё почти пять лет здесь загорать.

Как было бы здорово, если бы она приехала! Они бы говорили, говорили…

Но он не имеет права. У Люси должна быть счастливая семья, а это не для него. Никаких привязанностей.

Отнять у него будет нечего. И дома не будет, всегда можно снять квартиру, были бы деньги. А деньги будут в разной валюте и в разных странах, в разных банках. Как говорится, не держи все яйца в одной корзине. И нужен какой-нибудь небольшой бизнес для прикрытия.

Он уходил в эту свою воображаемую жизнь в самые тяжёлые минуты, и это помогало переносить реальность.

Люся продолжала ждать Надежду с редких свиданий:

– Как он там?

– Стал совсем взрослым и самостоятельным.

– Тётя Надя, передайте ему мой адрес. Если захочет, я ему буду писать.

Со временем Надя стала относиться к Люсе, как самому близкому человеку. Мало ли что говорит Олег, тюрьма есть тюрьма. А вот выйдет, может и сладится у них.

В последний раз приехала к нему, вся в слезах – папа умер. Внезапно, утром встал, умылся, побрился и схватился за сердце. Умер в «скорой», по дороге в больницу.

У Олега что-то оборвалось в душе. Знал ведь, что много лет отцу. Но каждый ребёнок считает, что его родители бессмертны.

– Если бы не Максим Петрович, я бы не справилась.

– Какой Максим Петрович? – спросил Олег удивлённо.

– Да сосед сверху, Сомов, ты же его знаешь.

– А разве его не посадили?

– Посадили? За что, он же прекрасный человек!

Сомова не посадили. Его теория прекрасно оправдывалась на практике. Он и вправду был невидимкой, никогда не прикасался ни к деньгам, ни к наркотикам. Те немногие люди, которые имели доступ к нему, не выдали бы его даже под пытками, которых, конечно, не практиковали в цивилизованном Питере.

Сеть была, как айсберг, и взяли только надводную часть. Бухгалтер, бесконечно преданная ему, продолжала жить в пригороде. Естественно, счета и его, и ближайшего окружения, остались неприкосновенными в надёжных банках в валюте за границей.

Не пострадали и связи на таможне, в полиции, поставщики – всё осталось, как было, и все нити в его руках.

Склад накрыли. Убыток был серьёзный, но не смертельный. Сом не брал большие партии в погоне за скидками, товара было на пару недель. И напрасно следователи допытывались:

– Как получали деньги за работу?

– У старшего.

– Где брал старший?

– Приносил курьер.

– Опознать можете?

– Нет, каждый раз был другой. Отдавал конверт и уходил.

Сом держал паузу. Внезапный отъезд мог вызвать подозрение, хотя уезжать, как он понимал, придётся. Куда – в Москву, конечно. Чем больше город, тем легче затеряться в толпе человеку-невидимке.

И была ещё причина, по которой он тянул с отъездом. Ему нравилась мама Олега. Он давно обратил на неё внимание. Собственно, Олега он и в свою сеть взял, и вообще привечал из-за неё, подсознательно, не задумываясь. Мальчик походил на неё не только внешне. Этот неуловимый внутренний аристократизм…

Надя была красива той неброской красотой, в которую нужно вглядеться. Приветливая, естественная, она не кокетничала, не строила глазки при старом муже. И была в ней забытая в это сумасшедшее время женственность.

А Сом был эстетом, вульгарности не терпел. Он любовался издали. И мужем её любовался – выправка, несмотря на годы, как у старых офицеров, благородные черты лица, и седина шла ему.

Олег сидел третий год, когда это случилось.

Сом видел в окно, как подъехала «скорая». А потом – шум на лестнице, носилки не входили в пассажирский лифт. Бросился помогать. Надя села в машину, он остался у подъезда.

Вернулась неожиданно быстро, шла, согнувшись под тяжестью горя. Он ждал у её дверей.

– Что, Надя?

– Умер, он умер, Максим Петрович.

Она не плакала, но такое бесконечное, беспомощное отчаянье было в глазах, на лице, во всей её худенькой фигуре!

– Надя, это надо пережить. Ему же было много лет, правда? И он прожил свою жизнь счастливо, с такой-то женой! Не беспокойтесь, я всё возьму на себя. В какую больницу его повезли?

Открытый гроб выставили во дворе, чтобы соседи могли попрощаться. Но почти никто не подошёл, два-три человека, что шли мимо.

Не любили Сергея Николаевича. Он стал просто старым брюзгой, обозлённым на весь этот чужой для него мир.

Не здоровался, проходил мимо бабушек на лавочке днём, и ребят – вечером, гордо подняв свою белоснежную голову. С Верой не здоровался, единственный во дворе.

Она не держала зла, умер человек, что ж теперь. Когда Люся бросилась к гробу этого чужого человека, пошла следом.

Так и стояли втроём, пока не приехала ритуальная машина – Надя, Вера и Люся.

Всем распоряжался Сомов. И на кладбище командовал, и повёз их троих в кафе. Там они помянули Надину первую и последнюю любовь, самого дорогого, бесконечно уважаемого человека.

Бабушки на лавочке шептались – что так убивается, молодая, красивая, по неприятному старику.

Надя так и не смогла пережить свою потерю. Опустилась, перестала следить за собой. Денег в доме не стало совершенно, жили ведь на пенсию мужа. Сомов приходил каждый день.

– Надя, ты в зеркало смотришь хоть иногда? На кого ты похожа! Почему у тебя пусто в холодильнике, я же оставлял тебе деньги?

– Я их потратила.

– На что?!

– Не помню.

Как-то увидел бутылку из-под портвейна в мусорном ведре. Перестал оставлять деньги, приносил продукты. Но холодильник был забит, а Надя – сильно под градусом.

Сомов недоумевал, где она берёт деньги на выпивку? Потом увидел пустеющие книжные полки.

К сыну поехала ещё только один раз – сообщила, что больше у него нет отца.

Когда подошёл следующий срок, Сомов спросил:

– Ты собираешься к Олегу, может, проводить тебя?

– Я не поеду.

– Как это, не поедешь? Он ведь ждёт!

– Не хочу, чтобы видел меня – такую…

Иногда он стучал к ней, звонил, но она не отвечала. Однажды спросила:

– Что ты ходишь, Максим, травишь душу себе и мне?

– Не спрашивай, Надя, поздно. Раньше надо было.

– Я могу попросить тебя об одной вещи? Это очень важно для меня. Единственное, что важно.

– Ты знаешь, что можешь попросить у меня, что угодно.

– Умру скоро, я чувствую. Выйдет Олег, не оставь его один на один с этим сумасшедшим миром. Присмотри за ним, чтобы не сломался, вышел в люди. Мы с отцом очень хотели, чтобы он окончил институт, женился. Люся любит его.

– Женить не обещаю, а человеком сделаю. И тебе умереть не дам, завтра же отвезу в клинику.

Назавтра не достучался. Хорошо, что успел заказать дубликат ключа.

Надя сидела за столом, положив голову на руки. На столе – только бутылка из-под портвейна, никакой закуски. Он подумал, спит, зло потряс за плечо. И ещё, и ещё раз. Она спала, но сон этот был вечным…

Позвал Веру – помыть, причесать, привести в божеский вид. Гроб во дворе выставлять не стал. Они втроём, с Верой и Люсей, похоронили её рядом с мужем, помянули и заперли квартиру. Ключи Вера спрятала до возвращения Олега. Больше в Питере Сомова не держало ничего.

И будто выстроенный Олегом план жизни начинал воплощаться. Он и вправду остался один на белом свете.

Люся ничего не знала об Олеге, он так и не написал ей ни разу. До конца школы ждала его из тюрьмы. Весь десятый класс проплакала над своей несчастной любовью, а на первом курсе жизнь взяла своё.

Однажды пожилая женщина в лаборатории, где она продолжала работать, подошла к ней. Ей нравилась эта скромная старательная девочка.

– Люсенька, нам выделили бесплатную путёвку на выходные по Золотому кольцу. Поезжай, ты же ничего не видишь в жизни, кроме учёбы и этих пробирок.

И Люся поехала!

Это было счастье. Вырваться из каждодневного беличьего колеса – институт, после занятий лаборатория, вечером учебники. И эта скорость, и такая красота вокруг!

Экскурсовод был молоденький, но столько всего знал – стили архитектуры, историю и каждого города, и каждой церкви, и монастыря. Она поражалась его эрудиции.

А поскольку сидела во втором ряду, не могла остаться незамеченной. Но этим же автобусом экскурсовод уезжал в Москву, а она оставалась в Питере.

Он был студентом архитектурного института. Сначала они писали друг другу письма. Потом он предложил показать ей Москву. И она поехала «Красной стрелой» туда и обратно, и один потрясающий день в столице.

Питер тоже он ей показывал, а не она ему. Это было позже.

Он был зациклен на своей профессии, как и она на своей.

– Я с детства мечтал построить город. Не скопление высоток, которые торчат, как зубы у акулы. А гармония, сочетания уровней, нестандартные решения и жилых домов, и административных зданий. И магазины, кинотеатры, школы, детские садики. И скверы, парки, широкие проспекты, удобные транспортные развязки. Ощущение простора, воздуха! Я диплом напишу, город будущего! Но я понимаю, город построить мне никто не даст, хотя бы район. Там захочет жить каждый нормальный человек.

– И я хотела бы жить в таком районе. У нас, как в колодце.

– Вот-вот. Ты будешь жить в этом районе. Я его обязательно спроектирую и построю. Прослежу, чтобы строители не натыкали ничего лишнего. И мы с тобой будем там жить. Ты же выйдешь за меня?