– Лысый – это Вовка Лысаков, мой старый знакомый. Я ему пару чириков задолжал. Видишь? – и Андрей вытащил из кармана ветровки помятые десятки. – Слыхала же – долг платежом красен! Пойдем, я тебя провожу, а потом загашу должок!

Он обнял девушку за плечи и повел к подъезду ее дома. В тамбуре между дверями они еще немного поцеловались, потом Андрей шепнул Маше в ухо: «Люблю тебя, как псих!» – и вышел из подъезда во двор.

В беседке Андрея ждал не только Лысый, но и еще один толстый парень по кличке Кашалот.

– Ну что, принес? – спросил Андрея Лысый, который в пику своей кличке имел необыкновенно буйную рыжеватую растительность на голове.

– У меня пока лишь три пятьсот, – ответил тот.

– Когда будут остальные?

– Ну… не знаю… Копить надо. Я же не зарабатываю.

– А мог бы! – встрял Кашалот. – На рынке хачикам ящики потаскал бы – и все дела!

– Заткнись! – Андрей оттеснил в сторону Кашалота и обратился к Лысому: – Может, уступишь? В «Вольном стрелке» он стоит всего три тысячи сто, а я тебе три пятьсот предлагаю. А по Интернету, между прочим, можно заказать даже за две триста!

– Ну вот и иди в «Вольного стрелка», а на сдачу своей Машке еще и какую-нибудь помаду купишь, – презрительно процедил Лысый.

– Знаешь ведь, что мне не продадут!

– Пневматический «макаров» – не боевое оружие. Кому хочешь продадут. А можешь и через сеть заказать – я возражать не буду! Там такие кидалы – будьте нате! Денежки заплатишь – и тю-тю… Так что… в общем, сам понимаешь… – и Лысый сделал вид, что уходит из беседки. Кашалот тут же подобострастно повернул за ним.

Андрей встал у Вовы на пути, опять небрежно и на удивление легко отодвинул с пути мощного Кашалота и сказал:

– Хорошо. Через два дня у тебя будут все три восемьсот. По рукам?

Лысый смерил Андрея еще одним презрительным взглядом, пару раз качнулся с носков на пятки, сплюнул себе под ноги и, будто бы нехотя, согласился:

– Ну гляди! Это последний срок! – и решительной походкой делового человека вышел из беседки.

Кашалот, естественно, отправился вслед за ним, постаравшись скроить на своем толстом лице точно такое же выражение, как у Вовы Лысого.

– Андрюха, а зачем тебе пестик? – тоненько спросил тот мальчишка, что оторвал его от Маши и вызвал к Лысому.

– А по воробьям стрелять! – улыбнулся Андрей и небольно щелкнул его по носу.

* * *

– Ну… и куда ты меня привез? – спросила женщина, выбираясь из машины и не без опаски оглядываясь.

– В лав-отель, – ответил мужчина, запирая свой автомобиль.

– Неужели в те самые «нумера»? – изумилась она и, дурачась, тихонько пропела: – «…И девочек наших ведут в кабине-е-ет!»

Мужчина не ответил, вглядываясь в сверкающую красными звездами вывеску «Погости. ru». Дорожками бегущих огоньков, тоже красных, были очерчены узкие окна, глубоко утопленные в стены. С внутренней стороны стекла были занавешены темными шторами. Отсвет мигающих красных огоньков придавал им зловеще-кровавый цвет. Здание, одноэтажное и приземистое, амебой расползлось по мощенной узорчатой плиткой площадке и было единственным на всем пространстве, которое мог охватить глаз. Оно стояло почти на самой обочине шоссе и, похоже, раньше являло собой придорожную заезжаловку, где можно было перекусить и посетить места общего пользования. За зданием тонули во тьме какие-то регулярные посадки: то ли сады, то ли просто молодые деревца, недавно высаженные на радость глазам проезжающих по шоссе.

– А не слишком ли там красно? – спросила женщина, показывая на кровавые отсветы окон.

– Красный цвет – цвет любви, – ответил мужчина, притянул ее к себе и чересчур крепко поцеловал.

Женщине показалось, что он хорохорится, стараясь соответствовать краснозвездной вывеске «Погости. ru» и кровавым окнам. Она подумала, что было бы лучше сесть обратно в машину и уехать. Если бы машина была ее, она так и сделала бы.

– Ну! Пошли! – преувеличенно бодро воскликнул мужчина, обнял свою даму за талию и повел ко входу в отель.

Женщина пропустила момент, когда еще можно было сделать шаг назад, и ей пришлось послушно идти бок о бок со своим спутником. Пройдя маленький предбанник, они почти сразу наткнулись на стойку-ресепшн со стеллажом, на котором, как в платном общественном туалете, были выставлены напоказ пачки женских прокладок, презервативов, гигиенических салфеток, упаковки мыла, зубные щетки и паста. На верхних полках, уже в отличие от туалетов, расположились баночное пиво, плитки шоколада, чипсы, сухарики, дешевое вино и пакетики разового кофе. Среди этого «великолепия» торжественно высилась единственная в своем роде бутылка армянского коньяка. Ее содержимое имело анемичный цвет спитого чая, не без остроумия именуемый петербуржцами «Белые ночи».

За стойкой никого не было. Женщина потянула мужчину за рукав, чтобы побыстрей сбежать от прокладок и чипсов, но задела локтем на стойке какой-то блестящий предмет, который издал противный лязгающий звук. Женщина вздрогнула и уставилась на предмет. Он представлял собой металлическую тарелку, над которой покачивалось на тонкой опоре что-то вроде опрокинутой чашки.

Женщина еще раз, уже с интересом, дотронулась до «опрокинутой чашки». Она тут же опустилась по опоре до тарелки и издала тот самый отвратительный лязгающий звук.

Из-за двери, расположенной за стеллажом, вышли сразу двое: девушка в потрясающе короткой темно-синей юбке и в белой блузке, с трудом сходящейся на пышной груди, и амбал в военизированной форме неопределенного образца и с редкостно бугристым лысым черепом.

– Идем уже! Нечего бренчать по сто раз! – недовольным насморочным голосом сказала девушка и уселась на высокий стул за стойку. Ее грудь, эффектно распиравшая блузку, оказалась перед самыми глазами новых клиентов. Очевидно, это тоже входило в антураж лав-отеля.

Амбал привалился к стене спиной и с непроницаемым лицом начал с аппетитным хрустом есть зеленое яблоко, брызгая во все стороны соком.

– Триста пятьдесят рублей в час – нижняя планка, – все так же недовольно и насморочно буркнула девушка, беззастенчиво изучая лицо мужчины. Ее уже весьма солидный опыт работы в этом заведении говорил, что этого чувака и за триста пятьдесят в час жаба задушит, но он все-таки возьмет себя в руки и непременно закажет что-нибудь еще, чтобы выглядеть перед своей дамой пошикарнее. А дама вроде ничего, статная. Не слишком еще потасканная и не юная шлюшка. Тут, видать, любовь… У него к ней… А она так… уступает почему-то… Хотя… кто их разберет, этих теток за тридцать… Да и кавалеров ихних… Может, у этой парочки вообще все наоборот?

– И что входит в эти триста пятьдесят? – в полном соответствии с тем, как его оценила девушка, спросил мужчина.

Женщина при этом подумала, что он должен был бы спросить, что входит в ту сумму, которая является верхней планкой данного заведения.

– Постель, душ, – заученно отрапортовала девушка с пышной грудью.

– Нам бы еще ужин в номер, а утром – завтрак, – вкрадчиво попросил мужчина и зачем-то добавил: – Самый простенький: кофе, выпечка…

Девушка отметила, что женщине очень не понравилось слово «простенький», но объявила цены самым бесстрастным голосом (какое ей дело до заморочек клиентов!):

– Ужин на двоих – пятьсот, завтрак – триста.

Мужчина кивнул. Его спутница отвернулась в сторону стеллажа и стала с большим увлечением разглядывать чипсы и баночное пиво. Девушке кивок мужчины показался жалким, и она решила «развести» этого жмота по полной программе.

– Еще могу предложить спецжурналы, спецкассеты, спецприспособления, интимную косметику и прочее. Вот прейскурант, – сказала она и разложила на стойке глянцевые листы.

– Нет-нет! – Мужчина торопливо и испуганно заслонился рукой от интимной косметики и спецприспособлений. – Нам ничего такого не надо… Мы просто опоздали на поезд… и вот… Надо же где-то переночевать!

Девушка подумала, что с таким же успехом он мог бы впаривать ей про трансатлантический лайнер или космический корабль, но все с той же тренированной бесстрастной интонацией продолжила:

– Тогда можно цветы даме и косметику фирм «Avon» и «Faberlic», а также хорошее крымское вино.

Женщина смотрела на своего спутника во все глаза и ждала, что он ответит. Мужчина поежился под ее немигающим взглядом и опять заискивающе спросил:

– Какое у вас вино?

– Самое лучшее – «Мадера» с оригинальной ореховой нотой. Восемьсот пятьдесят – 0,75 литра.

Обе женщины поняли, что мужчина судорожно подсчитывает в уме собственную наличность, и ее количество его явно не радует. Но тем не менее под их ироничными взглядами он вынужден был согласиться на восемьсот пятьдесят рублей:

– Х-хорош-шо… – не без труда выговорил он. – Давайте «Мадеру».

– Ну тогда уж и розы даме! – обворожительно улыбнулась девушка, и на ее блузке призывно расстегнулась пуговка.

– Сколько? – растерянно спросил мужчина и похлопал себя по карманам, теперь уже на ощупь проверяя, хватит ли у него денег.

– Сто пятьдесят рублей штука. – Девушка перевела глаза на женщину и спросила ее: – Вам три или пять?

– Семь, – ответила та, и девушка мысленно поаплодировала ей.

– Но это же грабеж! – не выдержал мужчина. – В городе можно купить красивые розы по восемьдесят рублей штука! А то и за пятьдесят!

– Здесь вам не город, – развела руками девушка и не смогла удержаться, чтобы не съязвить: – Я вообще никак не пойму, с какого вокзала вас к нам занесло! До Питера – аж пятнадцать километров.

– И вы этим пользуетесь! – У мужчины посреди лба вспухла крупная жила, и девушка подумала, что она переборщила.

– Мы не пользуемся, – как можно мягче сказала она. – Мы предлагаем. Вы всегда можете отказаться.

Амбалу с эксклюзивным черепом, успевшему за это время сжевать два яблока, видимо, не понравилось, что девушка дала обратный ход.

– Ночью, на шоссе, за пятнадцать километров от Питера, вы нигде не сможете купить розы дешевле, – сказал он, положил на стойку тяжелые коричневые кулаки, и мужчина тут же догадался, что розы лучше взять.

Женщине опять захотелось уйти, но она снова опоздала. Всего на минуту. Ледяным тоном ее спутник начал перечислять все, за что собирался заплатить:

– Итак: номер до утра, ужин с… этой вашей «Мадерой», завтрак в 7.00 и… розы… штуки три…

– Штуки три или три штуки? – решил уточнить амбал и угрожающе почесал шишковатый лоб. – Это разные вещи!

– Три штуки! – ответил мужчина и, поскольку денежных знаков на четыре погребальные розы у него уже не хватало, самым бесстрашным образом взглянул амбалу в глаза и мысленно даже пересчитал его лобовые шишки.

Теперь уже девушка (тоже мысленно) поаплодировала мужчине, отстучала на кассовом аппарате нужную сумму и положила перед ним чек. Мужчина достал элегантное черное портмоне, в котором просто обязаны были водиться суммы, способные оплатить сервис пятизвездочных отелей, которые не чета «Погости. ru», и выложил на стойку деньги. Тютелька в тютельку. Без всяких чаевых.

Девушка в большой задумчивости сняла со стенда пластиковую грушу с номером пятнадцать. На ней болтался ключ с жалкой, почти квадратной бородкой без всяких бороздок и выемок.

– Он, случайно, не от шкафа? – усмехнулась женщина.

– Номера, конечно, небольшие, но вы поместитесь – это точно! – не обиделась девушка и рядом с ключом поставила бутылку «Мадеры».

Женщина взяла ее в руки и рассмотрела. Вино действительно было крымским. По крайней мере по этикетке. Такую «Мадеру» она уже как-то пробовала в гостях у любителя и знатока подобных вин. Красная цена этому вину была рублей сто десять – сто тридцать.

Пока клиентка разглядывала бутылку, девушка не менее придирчиво разглядывала ее кавалера. Как же она так промахнулась? Мужик-то не бедняк! Она теперь ясно видела, что на нем дорогая куртка, а в руках – щегольской кейс из мягкой кожи. Черт бы побрал эти красные лампы! Они так искажают действительность! Сколько раз она уже говорила, что стойка должна быть хорошо освещена! Вот пожалуйста! Крымскую «Мадеру» мужику втюхали, а надо было – французский коньяк! Заплатил бы – никуда не делся! Его дама сверкнула бы глазками – он и заплатил бы!

Между тем женщина небрежно сунула бутылку под мышку, взяла со стойки ключ от «апартаментов» № 15 и, не оглядываясь, пошла по коридору, который тоже освещался гирляндами красных мерцающих лампочек-миньонов. Через минуту спутник почти догнал ее. Раздосадованная девушка у стойки провожала их взглядом.

Женщина ее взгляда не почувствовала. Она обернулась на знакомые шаги. Мужчина шел за ней, осторожно держа за стебли три темные розы и довольно улыбаясь. В отличие от «Мадеры» розы стоили своих денег. Женщина почувствовала, как и у нее слегка поднялось настроение. Она вставила ключ в скважину замка и осторожно повернула.

В комнате было темно. Сквозь плотные шторы слегка пробивался красный свет бегущих со стороны улицы огоньков. Женщина привычным жестом пошарила рукой по стене, но выключателя так и не отыскала. Мужчина шагнул к огромной и какой-то толстой кровати, занимающей почти всю комнату, и щелкнул выключателем за ее изголовьем. Женщина поняла, что он уже бывал если и не в этом, то в подобных отелях.

В комнате вспыхнули светильники, расположенные с двух сторон от кровати над крохотными тумбочками. Женщина досадливо поморщилась. Светильники имели вид двух отвратительно пузатых сердец и опять-таки были ярко-красного цвета.

– У меня такое впечатление, – сказала она мужчине, – что мы сейчас с тобой станем дедовским способом печатать фотографии. У меня в детстве был очень хороший фотоаппарат «Зенит». Я печатала фотки, закрывшись в ванной комнате как раз с красным фонарем.

– Сейчас красные фонари означают совсем другое, – буркнул мужчина и присел на кровать.

Женщина заметила на ней две декоративные подушки. Опять красные и тоже в форме сердец. Она хотела сказать своему мужчине, что «Погости. ru», куда он ее совершено напрасно привез, не имеет себе равных в вульгарности интерьеров, но в этот момент дверь номера открылась без предварительного стука, от хорошего пинка. Все тот же лысый амбал в странной военизированной форме вкатил сервировочный столик с тарелками, накрытыми металлическими крышками, и бесшумно исчез в коридоре, аккуратно и тихо прикрыв за собой дверь. Женщина подумала, что этот амбал в своем отеле и швец, и жнец, и на дуде игрец. Скорее всего, они с девушкой являются владельцами этой гостиницы, из экономии совмещающими в своих лицах функции всех возможных служащих заведения.

Она подошла к стоящему посредине номера столику на колесиках и приподняла за шишковатые ручки крышки обеих тарелок. В красном свете, источаемом пузатыми сердцами и миньонами на окнах, совершенно невозможно было определить, что на них лежало. Больше всего их содержимое напоминало мелко наструганное сырое мясо, рядом с которым лежало два бурых куска, напоминающих сгнившие сардельки.

– ЭТО я есть не буду, – очень выразительно сказала женщина и протянула мужчине бутылку. – Открой. Не бог весть что, но пить можно. Я как-то пробовала такое вино.

– Конечно же открою, – согласился мужчина, но бутылку не взял. Он подошел к сервировочному столику, схватил с тарелки прямо рукой одну из сгнивших сарделек и со смаком откусил.

Женщина брезгливо отпрянула. Ей казалось, что прямо в нее должна была ударить струя зловонного сока.

– Глупая, – рассмеялся мужчина, – это же люля-кебаб. У них хорошо готовят это блюдо.

– Ты здесь уже бывал, – констатировала женщина.

– А я никогда и не говорил тебе, что святой.

– А я никогда и не подозревала тебя в святости.

Она снова подошла к столику, наклонилась к тарелкам и втянула носом воздух. Пахло мясом, специями и кетчупом.

– А это что? – она показала пальцем на кровавый гарнир к люля.

– Думаю, это банальная жареная картошка.

– В этом «Погости. ru» все ненормальные! Разве можно кормить клиентов пищей при красном свете? Их люля выглядит гнилой колбасой, а жареная картошка – ужином графа Дракулы.

– А ты не рассуждай, а попробуй, – рассмеялся мужчина.

Они придвинули столик к постели и начали есть. Руками. Столовые приборы лежали рядом, завернутые в салфетки, разумеется, тоже красного цвета и с розовыми сердечками по всему полю. Но в предложенных обстоятельствах есть надо было именно руками, чтобы по ним тек жир и кетчуп, чтобы слизывать его языком и хохотать, а потом целоваться жгучими от пряностей губами и полностью соответствовать вульгарно-красному гостиничному интерьеру.

Мужчина и женщина выпили бутылку «Мадеры». Розы вяли рядом на постели, потому что их забыли поставить в воду. Да и где та вода? Да и зачем она нужна? Все в этом «Погости. ru» надо делать по-особенному, с вывертом, с расхристанностью и разнузданностью. Иначе зачем существуют подобные отели? И зачем они отказались от спецжурналов? Каждому ясно, что означает это невинное словцо «спец»!

Женщине стало смешно, она засмеялась и откинулась на постели прямо на одно из красных сердец, которое упруго спружинило. Женщине это показалось забавным, и она еще несколько раз привставала, снова откидывалась на подушку и смеялась. Мужчина улыбнулся тоже. Он уже забыл про то, как только что жалко подсчитывал в уме свои деньги. Ему все-таки хватило на самое главное! Они погостят в этом «Погости. ru»! Так погостят, что чертям станет жарко и… красно!

– Твой муж никогда не узнает об этом, – шепнул женщине мужчина, когда они уже лежали рядом на смятом белье, взмокшие от любви и лоснящеся-краснокожие в свете красных фонарей.

– Про него – не скажу, а твоя жена, по-моему, уже догадывается, – сказала женщина.

– Брось! Ей такое даже не может прийти в голову.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что мы с вами дружим домами уже больше восемнадцати лет.

– Она тебе надоела?

– Не знаю… Нет… Она не может надоесть…

– Почему?

– Знаешь, мне иногда кажется, что она меня не любит.

– И что?

– И… хочется ее заслужить… что ли… хочется доказать, что я – очень даже ничего себе мужчина, хочется, чтобы полюбила…

Женщина повернула к нему голову, с удивлением заглянула в глаза и спросила:

– Зачем же тогда я? Не понимаю…

– Тебе и незачем понимать. – Он чмокнул ее в нос. – Ты – это другое…

– Какое еще другое?

– Ты – допинг! Адреналин! Ты – ей в пику! Назло!

– И у тебя хватает совести мне говорить об этом! – расхохоталась женщина. – И это вместо того, чтобы клясться в безумной любви!

– Вообще-то… я уже пару раз кое в чем клялся, но ты должным образом не среагировала, и я перестал… Тем более что и ты никогда не клянешься мне в безумной любви, что, конечно, несколько снижает остроту ощущений.

– А если поклянусь?

Мужчина посмотрел в веселые глаза женщины очень серьезно и сказал:

– Ты ведь этого не сделаешь… Зачем дразнишь как мальчишку?

– Так… Сама не знаю… – Женщина взяла со столика бутылку, выпила из нее оставшиеся капли вина и спросила: – А разоблачения ты не боишься? И сколько веревочке ни виться…

– Честно говоря… боюсь, но в этом-то и весь смак! Бояться и – делать! Нервы на пределе! Чувства на надрыве! Тело прямо болит и рвется на куски!

– Слушай, а может, тебе заняться каким-нибудь экстремальным видом спорта? Альпинизмом, например? Или серфингом… хотя, если честно, я не знаю, что это такое…

– Только если с тобой вместе! Секс на Эвересте! Это кое-что! А серфинг – это катание на досках по волнам прибоя.

– Так, может, тебе на волны?

– Нет уж! Тогда лучше прямо под них! Слыхала про новое увлечение людей, замученных избытком досуга, фридайвинг называется?

– Нет. А что это?

– Это ныряние без акваланга.