ГЛАВА 3
Про розовые сопли, вампира и настоящее мальчишеское счастье

– Розалин, я, разумеется, уже в годах и да-а-вно разменяла четвертый десяток (а ума так и не нажила), но я прекрасно помню, что не говорила тебе, насколько он хорош, потому что даже не думала об этом! – Зоя с грохотом захлопнула дверцу духовки, предварительно проверив мягкость запекающегося с курицей картофеля.

Она с утра крутится на этой кухне, а подруга с глупыми вопросами пристает. Стоило жаловаться ей на странного продавца! Теперь вывернет всю историю на другую сторону, а Зое отдуваться и оправдываться.

– А в чём проблема? – симпатичная шатенка облокотилась на край стола, заставленного продуктами и посудой. – Подумай об этом сейчас. Вслух. Так насколько он хорош, а, Зоечка? – она прищурила глаза, наклонившись к подруге, и Зоя фыркнула.

– Да ни на сколько! Просто волосатый парень, огромный как скала… – хм, это, пожалуй, лишнее, она сама далеко не Дюймовочка, – дремучий… – ну, вообще-то, у него вышка, радио-физика – это не хухры-мухры, – и мне немного жаль, что он попал на самое дно, где и находится сейчас, делая вид, что счастлив в том, что имеет, – произнесла она и вздохнула. Она грешила сейчас, грешила против истины. Это она себя пытается обмануть или Розу?

Зоя застыла, теребя край прихватки, пока не вспомнила, сколько еще всего нужно сделать. Очнувшись, схватила нож и с преувеличенным энтузиазмом набросилась на колбасу. Подруга называется: вызвалась помочь, а сама только отвлекает глупыми вопросами.

– А может, он, действительно счастлив? – Роза многозначительно хрустнула морковкой и направилась к окну. Ну потому что холодильник у окна. Она никогда не смущалась, если возникала потребность заглянуть в него.

– Ты порезала крабовые палочки? – Зоя уже погрузилась в насущные заботы.

– Ага. Может, жить так, как хочется – это и есть то самое, чего тебе так не хватает? – Роза изучала полки, заставленные продуктами, купленными в честь празднования рождения Кешки.

– Помнится, в институте философия не была твоим любимым предметом, – Зоя глянула на подругу с подозрением. – А огурцы порезала?

– Свежие?

– Свежие.

– Порезала. Понимаешь, мы все, да ладно, возьмем нас с тобой, участвуем в великом забеге, в который нас отправили пинком, даже не умудрившись сообщить, каков призовой фонд. Блин, нам даже не указали, в какой стороне финиш, понимаешь? И вот мы чешем, не в силах остановиться и перевести дух.

– А где фасоль? – Зоя заглянула в холодильник через ее плечо.

– Никуда не делась твоя фасоль, вон за банкой корнишонов стоит, видишь? – сама девушка тянулась за коробкой сока. – Ты меня вообще слушаешь, или вся в мыслях о своем огромном как скала медведе? – Роза обернулась к моментально покрасневшей подруге. – Как тебе идет красный цвет, – проговорила она, довольная, что заставила ее раскрыться. Вон какие пунцовые щеки. И даже уши!

– Роза, я знаю, что человек ты, прямо скажем… – Зоя пыталась найти подходящие слова, а Роза уже вовсю хохотала.

– Знаю, знаю, я не выбираю выражений, не стесняюсь делать замечания и говорить всё, что взбредёт мне в голову, – весело помогла она недовольной хозяйке.

– Мне не понятно только одно, – не дала сбить себя с толку Зоя, – почему ты привязалась именно к этому инциденту с продавцом демонических атрибутов?

– А к чему мне еще привязываться, подруга? Прямо скажем, больше не к чему. В твоей жизни так мало событий, что и говорить-то не о чем, – она пожала плечами. – Да и вообще нет никаких событий.

Зоя со вздохом склонилась над столом. На очереди был варёный картофель. Кешка обожал оливье, предпочитая его любым новомодным гастрономическим изыскам, и на каждый маломальский праздник, по поводу которого в их семье собирался праздничный стол, оливье был обязательным участником программы.

– Знаю, – вздохнула Зойка. – Если бы мы с тобой были героинями «Секса в большом городе» и собирались по нескольку раз в неделю в кафе, мы бы просто молча пережёвывали свои салаты, и говорить нам было бы не о чем. И не о ком, – добавила, подумав.

– Неправда, вот не наговаривай на себя, – Роза взяла вторую доску и занялась корнишонами. – С тобой очень интересно, когда речь не идёт о реальной жизни. У тебя фантазия развита так… в общем, не так, как у меня, и сарказма хоть отбавляй. Но вот с событиями – это честно, капец, как грустно.

Сама Роза, в силу харизматичности натуры, вела жизнь яркую и бурную, не гнушаясь походов в модные городские клубы и знакомств на одну ночь. Зоя же, придерживаясь классических взглядов, старалась эту тему в разговорах с институтской подругой обходить стороной, чтобы не скатываться в менторский тон и не ссориться, как бывало раньше, в пору юности, когда Зоя наивно полагала, что ещё способна наставить заблудшую подругу на путь истинный.

– Ну, если бы мы были героинями «Секса в большом городе», – Роза задумалась, – то и секса бы не было, – и она снова захохотала. – Кстати, ненавижу твоего бывшего.

– Спасибо, – искренне поблагодарила Зоя.

– Нет, серьёзно, забей на развод. Ты должна быть счастлива, а не прятаться от жизни в стенах этой квартирёнки. Уютной, чистой, конечно, но тюрьмы.

– Не волнуйся, дорогая, вот залижу раны и заживу на полную катушку, обещаю, – с чувством заверила Зоя.

– Не ты зализывать-то должна, и совсем не раны, – многозначительно заметила Роза, но увидев гневный блеск в глазах подруги, примолкла. Да, эту тему с Лесниковой лучше не затрагивать. Никогда. Какой уж тут «Секс в большом городе»! Пуританка. Хотя, в молодости она была не такой уж и… ладно, Роза никогда не рискнёт затронуть эту тему. Что может быть ужасней – разбередить и без того незаживающую рану в душе подруги.

Какое-то время они молчали, каждая занималась своим делом. Из комнаты доносился шум и крики – к Кешке уже заявились первые гости. Иногда, и довольно часто, слышались громкие хлопки – это лопались воздушные шарики, которые мальчишки пытались надуть.

– Нет, ну скажи, ну он красивый? Ты можешь ответить честно и не предвзято? – решила вернуться к прежней теме Роза.

– Не предвзято? – Зоя сделала вид, что задумалась, застыв с ножом в руке. – Не могу, – отрицательно покачала головой и, смахнув тыльной стороной ладони прядь волос с лица, снова углубилась в работу.

– Значит, красивый, – сделала вывод подруга, – иначе ты бы не старалась уйти от разговора и тебе не составило бы труда описать его.

– А с чего это я должна его описывать? Ничего в нем особенного нет, он не заслуживает ни моего, ни твоего внимания, – возмутилась Зоя.

– Ну, помнится, однажды ты потратила полчаса, чтобы описать внешность парня, с которым просто ехала в автобусе.

– Тот парень был действительно красив, его внешность заслуживала внимания, пристального и восхищенного, как и кисти искусного художника! Ну или качественной камеры какого-нибудь айпада.

– Да, и главное – на самом деле тебе не было до него дела.

– А с чего это ты взяла? – возмутилась Зойка. – Может, я успела в него немного влюбиться, пока ехала от Юбилейной площади до улицы Корабулина!

– А вот и нет, нисколько, уж я-то знаю. Если бы он тебе понравился – ты молчала бы, как вот сейчас, – и хмыкнув, Роза потянулась за луковицей. – Внимание, время плача! Сейчас можешь откровенно пореветь: у меня в руках лук. Пяти минут хватит?

– Да ну тебя, вредина.

Зоя была недовольна разговором с подругой. Для того она и погружалась в мир мадам все дни напролёт, чтобы уйти от действительности. Продумывание конкретных деталей причесок, прорисовывание изысканных туалетов в мельчайших подробностях, меблирование роскошного особняка и выращивание изысканных цветов в её саду – это всё лишь для того, чтобы не смотреть правде в глаза.

Она готова поскальзываться на розовых соплях и вязнуть в сладком сиропе несуществующей жизни, только чтобы не сознавать, что лишена своей собственной. Роза права в одном – Зойка действительно бежит как оголтелая, не зная куда, сломя голову и не разбирая дороги, и самое обидное, что не может остановиться. Да и надо ли? Чтобы увидеть, что находится нигде? Грустно, страшно, и лучше всего этого не замечать, делая вид, что проблемы не существует. И вообще – она знает, от чего бежит.

Когда Зойка впервые посмотрела «Сумерки», бум вокруг первой части давно утих, Патинсон уже стал звездой и благополучно слыл первым красавчиком, а мода на вампиров давно набрала обороты. Этот фильм стал для Зойки откровением. О такой любви она всегда и мечтала. О любви, которая сильнее смерти, которая побеждает страх и ломает природу человека, ну, или мертвеца. О любви, которая перерождает.

Зоя, конечно, понимала, что нечего даже мечтать оказаться на месте Беллы. Смешно в её-то возрасте влюбиться в смазливого мальчишку, да и не в такого уж смазливого, да и не настолько она влюбилась, но что поделать, если она отчаянно тосковала по такой вот сказке. Если ей до чертиков хотелось окунуться в мир головокружительных тайн и опасностей. Сама-то она выла от серой беспросветной рутины, которая наполняла каждый её день. Но лучше эта серость, чем та боль, которую она пыталась забыть…

В транспорте, в обеденный перерыв или даже отложив на минутку документы в разгар рабочего дня, она размышляла, смогла бы, как эта девочка, отказаться от привычной жизни, где всё ясно и понятно, и ступить на зыбкую гладь воды, сделать шаг в пропасть, довериться чьим-то крыльям? Смогла бы она не дрогнув, дойти до конца, узнав страшную тайну, грозящую смертью?

Честно сказать, её мучил один только вопрос – могла бы она, Зоя Лесникова, вызвать из глубин сто лет как омертвевшей души самое живое и трепетное чувство? И ответ был один – если ты Зоя Лесникова, то сиди там, где сидишь, и не смеши народ.

Она страдала от того, что была тем балластом, который окружал Эдварда многие годы, и не могла бы ничем привлечь его внимание, даже добровольно предложив ему свою кровь.

«Я так и знала, что так будет: не я. Дурочка, как только я посмела мечтать, как позволила глупой надежде прорасти в моем сердце? Никчемная серая мышь. Как я могла подумать, что он хотя бы посмотрит в мою сторону? Но чем, чем она лучше меня? Выходит, лучше.

Если такая неординарная личность, как Эдвард, обратил на нее внимание, значит, она такая же особенная и глубокая, как он. А вот меня он не заметил, и это тоже говорит о многом. Конечно, кто будет в здравом уме и твердой памяти разглядывать пустоту, созерцать ничто? Ничтожество! И при этом я все еще надеюсь на чудо? В моем-то возрасте, после стольких лет ожиданий и разочарований, когда душа устала…