Глава третья. Добрая фея

Довольно-таки слякотным мартовским вечером, когда с реки дул пронизывающий ветер, с неба сыпался то ли мокрый снег, то ли полузамерзший дождь, а под ногами лед чередовался с лужами, Илья вышел из здания редакции и отправился домой, мечтая поскорее добраться до теплой комнаты, горячего чая и какой-нибудь еды. А главное, ему хотелось окунуться в уютную атмосферу, царившую вокруг Анны Петровны и хоть на какое-то время забыть… Точнее, забыться.

Всю неделю он колесил по области, разматывая очередное бытовое убийство, страшное в своей нелепости, и ему казалось, что он теперь всю жизнь будет помнить остановившиеся глаза молодой женщины, мужа которой заезжие подонки убили ночью в гараже, польстившись, как выяснилось, на теплую куртку и меховую шапку. Во всяком случае, так они объяснили следователю, когда с помощью Ильи удалось обнаружить убийц, объявленных в розыск, чуть ли не в соседней деревне, где их никто и не думал искать. Поскольку никто и предполагал, что вот эти двое обыкновенных мужиков, тугодумы и не слишком поворотливые – убийцы.

Они были настолько ошеломлены внезапным визитом милиции, что и не думали отпираться. Впрочем, и признаваться, как выяснилось, им тоже было не в чем. Сидели, пили, как водится, не хватило, пошли добавили. Опять мало оказалось. Поехали в соседнюю деревню к знакомой. Той, как на грех, не оказалось дома. По соседству в гараже возился какой-то мужик. Они у него попросили прикурить, а тот оказался некурящим. Что было потом, они помнили смутно:

– Вроде, я ему в зубы дал… Или не я? Не помню. В общем, он – бряк, и лежит. Скучает…

– Экспертиза установила, что его ударили по голове металлической трубой. Она валялась рядом с трупом, – сдержанно заметил Илья.

– Трубой? Может, и трубой. Но били-то без сердца, просто обидно стало. Денег нет, сигареты кончились… Ну вот, взяли куртку и шапку, по дороге кому-то загнали за две бутылки. Утром вспоминали, вспоминали – пустота одна. А оно вон как…

– Вы человека убили! – почти сорвался Илья. – Двух детей сиротами оставили. И за что? За две бутылки водки?

– Да кто ж думал-то убивать? А оно вон как…

Последнюю фразу оба приятеля и повторяли все время, точно какое-то заклинание. Ни раскаяния, ни сожаления, ни даже страха. Типичная тупая реакция людей, которые думают только о том, чем похмелиться и где взять денег на очередную выпивку… И сколько таких развелось в последнее время – уму непостижимо! На улицу страшно выйти самому обычному человеку. Искалечат, убьют за пару рублей, за поношенные кроссовки, да просто – ни за что. За то, что подвернулся, так сказать, под горячую, а точнее пьяную руку… Что за страна, в которой могут убить «просто так»? Что за народ, который не ценит ни свою, ни чужую жизнь?…

Из раздумий Илью вывел резкий визг тормозов и несильный, но ощутимый удар в спину. Он не удержался на ногах и полетел на тротуар, приземлившись в опасной близости от чугунной тумбы, сохранившейся на неширокой улице чуть ли не с дореволюционных времен. В полуметре от себя Илья заметил черный блестящий бок машины и понял, что какой-то «крутой» опять развлекался ездой по тротуару, игнорируя мостовую – не слишком оживленную вообще-то, и что сам он очень дешево отделался, во всяком случае, если судить по ощущениям. Ни переломов, ни вывихов, ни ушиба головы, ни, следовательно, сотрясения мозга. Тем не менее, подниматься на ноги он не очень спешил, давая время пройти естественному шоку.

Из машины какое-то время никто не выходил, потом правая передняя дверца резко распахнулась и появилась женская фигура со смутно белеющим в темноте лицом. Фигура постояла несколько секунд возле машины, а затем сделала неуверенный шаг в сторону Ильи.

– Дана, вернись, не глупи! – раздался ей вслед мужской голос. – Ничего с мужиком не будет, впредь не станет спать на ходу.

– Оставь меня в покое! – резко отозвалась женщина. – И убирайся отсюда, если не хочешь, чтобы я милицию вызвала.

– Даже так? – хмыкнул невидимый водитель. – Ну, ты меня напугала до смерти, я поехал поскорее с места происшествия, пока милиционеры не прибыли.

– Давай-давай, – отозвалась женщина, не поворачивая головы в сторону машины.

– Наиграешься в сестру милосердия и добрую фею – позвони, – пустил шпильку мужчина напоследок. – Желание женщины для меня – закон, а твое – тем более.

Дверца хлопнула, мотор мягко заурчал и машина почти бесшумно растворилась в темноте. Незнакомка подошла вплотную к Илье, который уже сидел, а не лежал на тротуаре, и склонилась над ним:

– С вами все в порядке? Может быть, врача вызвать?

Голос был низкий, бархатный, какой-то обволакивающий. Такой голос должен был принадлежать зрелой женщине, обязательно брюнетке, с темными, глубокими глазами и чувственным ртом. Завораживающий голос…

– Сейчас разберемся, – откликнулся Илья, недоумевая, почему женщина предпочла его своему спутнику, почему вечером не побоялась остаться один на один с незнакомым мужчиной и вообще – почему?

Женщина протянула руку, помогла подняться. На Илью пахнуло каким-то незнакомым ароматом, сочетанием запаха цветов и свежести, словно распахнулось окно в весенний сад. Приглядевшись, он обнаружил, что держит за руку очень молодую девушку, почти девочку, и что эта девочка глядит на него с неподдельным участием, если, конечно, он не ошибался и не принимал за это выражение причудливую игру света и тени на вечерней улице. Но нарисованному в его воображении образу роковой брюнетки она никак не соответствовала. Все в ней было скорее наоборот: светлое, изящное, невинное.

– Все в порядке, – успокоил он ее, – отделался, как говорят, легким испугом. Задумался и вот…

– Вы тут не при чем! Все этот… Супермена из себя изображает, носится на своей тачке, как сумасшедший. Думает, что если у его папеньки есть деньги, то ему все позволено.

– А разве нет? В наше-то время…

Девушка передернула плечами:

– Не знаю! Мне это противно. Давайте, я вам помогу до дома дойти. Я тоже виновата, что допустила такое свинство, не остановила раньше. Вы весь испачкались, промокли… Да и ушиблись, наверное?

– Ничего, до свадьбы заживет, а идти до дома мне близко. Только… Зачем вам меня провожать? Как-то неловко даже. И потом мы даже не знакомы…

– Меня зовут Дарья… Даша. А вас?

– А меня – Илья.

– Ну вот мы и познакомились. И теперь я просто не могу вас оставить. Да и вам неловко будет бросать свою знакомую одну на улице.

Илья про себя поразился тому, как умело его новая знакомая обыграла ситуацию, как ненавязчиво взяла инициативу в свои руки и направила события по нужному ей пути. Между прочим, даже не по-женски как-то, а по-мужски. Царапнула мыслишка о том, что девушка уж очень бойкая и находчивая, несмотря на юный вид.

Но десять минут спустя он уже не думал ни о чем таком, а просто с удовольствием разговаривал на отвлеченные темы с остроумной и явно интеллигентной собеседницей. Тем более что голос Даши, так поразивший его с первой же произнесенной ею фразы, продолжал оказывать свое магическое действие: от его звука у Ильи буквально кружилась голова и произносимые слова не имели особого значения.

Анна Петровна заохала, увидев перепачканного Илью, заставила пойти переодеться, а сама кинулась на кухню – кормить и поить жильца и нечаянную гостью. Даша и с ней держалась уверенно и непринужденно, с чуть заметным оттенком почтительности. Илья про себя еще раз подивился выдержке и такту молодой особы, но уже без недоверчивости, а просто – отметил.

А когда, переодетый и умытый вышел на кухню, то застал там самую идиллическую картину: женщины в четыре руки накрывали на стол и болтали, точно сто лет были знакомы. Точнее, Даша беседовала так, как если бы разговаривала не с новой знакомой, а с пожилой дальней родственницей, такой оттенок имела дашина повадка. То есть именно то, что требовалось, ни чрезмерной фамильярности, ни излишней зажатости. И разговор шел самый незамысловатый: о студенческих буднях, об илюшиной занятости, о том, что дашины родители, слава богу, пока живы-здоровы, вполне активные люди, а вот бабушка, царствие ей небесное, несколько лет назад приказала долго жить.

– Хорошо умерла, – с легкой грустью сказала Даша. – Поужинала, как обычно, телевизор посмотрела и спать пошла. Утром смотрим – нет нашей бабушки, скончалась во сне, тихо-тихо.

– Дай бог нам так всем вместе и каждому по отдельности, – не без зависти вздохнула Анна Петровна. – Ну, да все мы там будем, с Богом судиться не станешь. Илюша, садись к столу, все готово.

Часа через два Даша собралась уходить и, конечно же, Илья отправился ее провожать. Он уже знал, что девушке двадцать лет, что она учится на третьем курсе местного института иностранных языков, что мама у нее не работает, а отец – «а-а, ерунда, бумажки перекладывает, да по телефону разговаривает, если по командировкам не мотается», что Даша – единственный ребенок в семье, причем ребенок поздний, «так что, сами понимаете, Илья, они бы меня по сей день в манеже держали, если бы могли, да слюнявчик подвязывали».

Слушать ее было интересно, говорила она обо всем с еле заметной насмешкой, но насмешкой добродушной, а если улыбалась по-настоящему, то эта улыбка удивительно красила простенькое личико без следа косметики, на котором – по странной прихоти природы – сияли огромные серые глаза, точно позаимствованные у какой-то сказочной красавицы.

– Можно мне позвонить вам как-нибудь, Даша? – спросил Илья, прощаясь с ней у подъезда довольно внушительного дома, как принято говорить, «улучшенной планировки» и – что совершенно для него нехарактерно – не обращая на этот самый дом ни малейшего внимания. – Мне бы хотелось пригласить вас куда-нибудь, по вашему выбору.

– Позвоните, – без жеманства откликнулась Даша. – Я с удовольствием с вами встречусь. А выбор – за вами, у меня фантазия бедная. Телефон запишите или запомните?

Илья никогда не жаловался на память, наоборот, гордился ею, но тут, из чувства непонятного ему самому суеверия, записал номер на отдельной чистой странице блокнота. Ни имени, ни инициалов – только шесть цифр. И потом, не торопясь, шел домой, радостно удивляясь тому, какие невероятные повороты бывают в судьбе. Не было бы счастья…

Неделю спустя Илья уже не понимал, как мог жить без Даши. В кафе они были один-единственный раз: при том, что Даша ничего не просила и всему радовалась, вечер обошелся в слишком круглую для Ильи сумму. Так что впоследствии они просто гуляли или сидели в комнате Ильи, разговаривая обо всем – и ни о чем.

Уже избалованного известностью журналиста умиляло и забавляло то, что девушка, похоже, понятия не имела о том, кто он на самом деле и приняла на веру слова об «окололитературной деятельности». Удивляясь самому себе, он рассказал Даше о «прелестях» жизни в детском доме, о том, как непрост и полон досадных помех путь к самостоятельности – не столько духовной, сколько материальной. И если бы он панически не боялся «красивых слов», то едва ли не на второй день знакомства признался бы себе, что влюбился. Первый раз в жизни.

Хотя при чем тут красивые слова? Если честно, Илья просто не понимал, что с ним происходит. В его жизни женщины всегда занимали так мало места, что мысли о них не тревожили его вообще. Разве что о недоброй памяти Виктории думалось ему чаще, чем следовало бы, но исключительно из-за того, что он боялся какого-нибудь безрассудства с ее стороны. Об остальных он забывал в ту же самую минуту, когда прощался – до следующей встречи или навсегда. Причем забывал совершенно искренне.

– Илья, – сказала ему как-то одна из его краткосрочных возлюбленных, – а ведь про тебя даже песня есть. Недавно по радио слышала.

– Это какая песня? – лениво осведомился Илья, абсолютно всем в данную минуту довольный и меньше всего желающий выяснять отношения, пусть даже и хорошие. – Это та, в которой про журналиста? «Трое суток шагать, трое суток не спать, ради нескольких строчек в газете»? Да?

– Нет, – усмехнулась девушка, – это та, в которой припев замечательный. «Не ходи к нему на встречу, не ходи, у него гранитный камушек в груди».

– У меня – камень в груди? – неподдельно изумился Илья. – Ну, ты даешь, дорогая моя! Чем обязан такому мнению?

– Только себе. Ты вот сейчас меня обнимал, а думал совершенно о другом. По глазам видно.

– Ну и что? Действительно, думал о другом. Но по-моему, на качестве процесса это не отразилось, если судить по твоей реакции… Впрочем, спасибо за подсказку, впредь глаза буду закрывать.

Чем закончилась эта увлекательная беседа, Илья и не помнил уже. Как, впрочем, не помнил и имени этой девушки, любительницы эстрадных песен. Хотя слова о гранитном камушке в груди его все-таки задели, да и кого бы обрадовало такое мнение?

Но – и в этом вся соль – герой наш искренне считал, что любовь – это литература, театр, кино, но уж никак не реальная жизнь. Что люди выдумали себе эту красивую сказку, дабы прикрыть слишком уж неприглядный смысл отношений между мужчиной и женщиной. Дружба – да, это действительно высокое и искреннее чувство, дружба и в жизни встречается ничуть не реже, чем в произведениях искусства. Но любовь… Помилуйте, и говорить-то смешно!

Так что совершенно верно: хорошо смеется тот, кто смеется последним. И по иронии судьбы, Илье пришлось испытать все прелести любовного помешательства, еще даже не отдавая себе отчета в том, что это – любовь. Он не обратил внимания на то, что девушка практически мгновенно согласилась на дальнейшие встречи и тут же дала свой телефон, не спрашивая, кстати, его номер телефона. Короче говоря, Илья вообще ни на что не обратил внимание, кроме самой девушки.

Более того, он позвонил Даше на следующий же день, едва дождавшись более или менее приличного времени – будь его воля, он бы позвонил в шесть часов утра. Это он-то, всегда городившийся своей волей и выдержкой! И с трудом взял себя в руки, когда после первого же звонка трубку сняли и неподражаемый голос, который всю ночь грезился ему в полусне-полумечтах отозвался:

– Слушаю вас.

Несколько секунд, которые ему самому показались вечностью, Илья не мог произнести ни слова, так перехватило горло. Но все же как-то с собой справился и произнес: