Только долгое время спустя я поняла, что именно в этот момент и щелкнула пружина мышеловки, в которую я ринулась, как говорится, «добровольно и с песней». Но тогда события стали разворачиваться стремительно и прекрасно. Мамино здоровье заметно улучшилось, отца каким-то волшебным образом определили на лечение от алкоголизма, дома было тихо и спокойно, а я с головой ушла в институтские занятия и работу.

Кстати, первый обед с Александром Борисовичем прошел великолепно. Маленький, почти пустой зал какого-то ресторанчика, вкусная еда, интересная беседа. Мой покровитель (так я его про себя определила) не делал никаких сомнительных предложений, не рассыпался в пошлых комплиментах и вообще как бы не замечал, что я – особа противоположного пола. Проводил меня до подъезда и раскланялся, отбыв по своим делам. После этого примерно раз в неделю звонил, но опять же как добрый и заботливый дядюшка. При самом горячем желании я не могла ни к чему придраться.

Месяц спустя Александр Борисович снова пригласил меня пообедать. Маму уже выписали из больницы, настроение у меня было прекрасное и я не видела причин для отказа. Этот обед начался так же, как и первый (причем в том же самом ресторанчике), но закончился несколько неожиданно. Для меня.

– Вика, – сказал Александр Борисович проникновенным голосом, – я хотел бы попросить вас об одном одолжении. Вы мне не откажете?

– Разумеется, нет, – не задумываясь, отозвалась я. – А что я должна сделать?

– Не должны, Вика, а можете… если захотите. Меня пригласили на одно очень важное мероприятие, но туда нужно идти со спутницей, такие правила игры. Я не женат, постоянной подруги у меня нет, некогда, знаете ли, ухаживать и все такое… Если бы вы согласились сопровождать меня…

Честно говоря, я растерялась. Мероприятие? Какое? Почему на него нужно идти обязательно с дамой? И в чем я пойду на это самое мероприятие? Тем более, что я их вообще ненавижу.

– Вы не волнуйтесь, – словно бы прочитал мои мысли Александр Борисович, – парадную форму одежды и все такое вам обеспечат. От вас потребуется только мило улыбаться и поддерживать светскую беседу… если понадобится, конечно.

– Я не умею… светскую…

– Значит, будете просто мило улыбаться. Это даже лучше. Вы согласны?

Как я могла отказать ему в такой ерунде?

Через неделю Александр Борисович сам заехал за мной вечером. То есть за рулем машины, конечно же, был шофер, но мой покровитель впервые переступил порог моего, мягко сказать, непрезентабельного жилища. И надо отдать ему должное: никаких эмоций не выразил, хотя наверняка был шокирован увиденным. Я имею в виду квартиру, потому что меня к этому вечеру подготовили по полной программе: косметические процедуры, прическа, макияж и элегантный вечерний туалет. Точь-в-точь как в фильме «Красотка».

– Вы неотразимы, дорогая, – только и сказал Александр Борисович.

Руку он поцеловал, только не мне, а моей маме, задал ей несколько учтивых вопросов о ее здоровье и отмахнулся от выражений благодарности. Пообещал доставить меня домой не слишком поздно в целости и сохранности, и мы с ним отправились на «мероприятие».

Сколько подобных приемов мне потом пришлось посетить! Но если в первый раз все было ново и интересно, да и трусила я порядком, хотя действительно пришлось только улыбаться и в порядке исключения произнести несколько ни к чему не обязывающих слов, то потом для меня все это стало настоящей пыткой. Просто потому, что нагоняло смертельную скуку, и еще… и еще по некоторым более важным причинам.

Спустя два месяца я получила о Александра Борисовича… предложение руки и сердца. Точнее, получила не я, а моя мама, которая на своего «спасителя-благодетеля» только что не молилась. Естественно, она чуть ли не на коленях умоляла меня это предложение принять: в случае отказа могло произойти все, что угодно, включая прекращение материальной и прочей поддержки, к которой она (да и я тоже, если честно) уже успели привыкнуть. Что мне оставалось?

– Но вы же меня совсем не знаете, – попробовала я поговорить на очередном обеде вдвоем. – Зачем я вам понадобилась?

– Во-первых, знаю я о вас, Вика, почти все. Виноват: после вашего визита ко мне за вами месяц следили, и очень пристально. Все подтвердилось. Вы редкая девушка: не лжете, не кокетничаете, равнодушны к «красивой жизни», хотя сами невероятно красивы. О такой жене можно только мечтать.

– Но я… я не люблю вас.

– А вы никого не любите, – усмехнулся Александр Борисович. – И меня это вполне устраивает. Привыкнете. Быть моей женой значительно интереснее, чем просто сопровождать меня на всякие тусовки. Любое ваше желание будет исполняться мгновенно. И ваши родители… словом, вам о них не придется беспокоиться.

– Но я хотела бы закончить институт…

– Ради бога, Вика, заканчивайте хоть три! Я же сказал: любое ваше желание будет исполнено. Просто будете ездить на занятия на машине с шофером, и возвращаться – так же. И не придется подрабатывать, будете жить в свое удовольствие.

– Похоже, у меня нет выбора, – улыбнулась я, наивная идиотка.

– Похоже на то, – подтвердил Александр Борисович.

Через месяц я стала его женой. Свадьба – по моей просьбе – была сверхскромной, медового месяца, как такового, не было: Александр Борисович на три дня отвез меня в Вену, которую я почему-то с детства мечтала увидеть. И еще я переехала в его загородный дом, где у меня было все, о чем только можно мечтать. Все, кроме… свободы.

На машине с шофером-телохранителем – в институт. Таким же образом – домой. Никаких факультативов, никакой подработки. Конечно, я могла сколько угодно ездить по магазинам, всяким салонам красоты и прочим местам, о которых большинство женщин может только мечтать. Но… это мне было решительно неинтересно. Точнее, скучно.

Так же скучно было почти каждый вечер сопровождать своего теперь уже супруга на всевозможные светские мероприятия. Тоскливо и занудно выслушивать однообразные комплименты и улыбаться механической улыбкой. От шампанского у меня болела голова, но никто упорно не желал понять, что я предпочитаю минеральную воду с лимоном или сок. Слава Богу, Александр Борисович терпеть не мог фотографов, так что эта чаша меня миновала. Равно как и необходимость отклонять постоянные предложения об интервью всевозможных глянцевых журналов: это кто-то делал за меня.

Через год внезапно скончался мой отец. Официальная версия – сорвался и снова запил, вот сердце и не выдержало. Но мое собственное сердце подсказывало мне, что все не так просто, хотя никаких доказательств у меня, естественно, не было. Впрочем, я бы покривила душой, если бы сказала, что смерть отца нанесла мне глубокую травму. К сожалению, подобную травму она нанесла маме. Понять ее страдания по поводу ухода из жизни человека, который не принес ей ничего, кроме горя, я не могла. Но мама страдала и, в свою очередь, не могла понять моего равнодушия.

В результате наши с ней отношения стали заметно прохладнее – с ее стороны, во всяком случае. Соответственно и встречаться мы стали реже. В моей помощи она не нуждалась: сотрудники Александра Борисовича обеспечивали ее всем необходимым и сверх того. Но все-таки это был единственный человек, которого я любила. И которого горько оплакивала после внезапной, необъяснимой смерти во сне. «Остановка сердца», – сказали мне. Возможно, так оно и было, только мне казалось, что сердце остановилось у меня.

Квартиру Александр Борисович распорядился продать, деньги перевел на мой личный счет, который, правда, всецело находился под его контролем. И какое-то время спустя я осознала, что меня очень умело заперли в клетку: роскошную, необыкновенную, но клетку. В которую, к тому же, в любой момент мог вторгнуться муж и потребовать чего угодно: от исполнения пресловутого «супружеского долга» до поездки с ним за границу, где у него были какие-то дела, а у меня – возможность сидеть в очередном роскошном номере очередного пятизвездочного отеля. Правда, я могла осматривать местные достопримечательности, но опять же только с сопровождающим.

Единственной остававшейся отдушиной был мой персональный компьютер, с которым я, собственно, и проводила практически все свободное время. И довольно быстро сообразила, что все мои занятия, а главное – путешествия по сети Интернета контролируются не менее жестко, чем мое собственное поведение. Ну, тут я могла оказать достойное сопротивление: установила защиту такого уровня, что моим надсмотрщикам была доступна лишь крохотная вершинка огромного айсберга. Считалось, что я играю во всякие игры и периодически захожу на типично женские сайты. На самом деле…

На самом деле я научилась всему, что может дать современная электроника. Для меня не существовало никаких кодов, паролей и сложнейших систем защиты, я их даже не взламывала, просто открывала одним движением руки. Не могу сказать, что мое поведение было безупречным: я потихонечку таскала деньги из самых разных банков и складывала на специальный счет, доступ к которому имела только я. Зачем мне это было нужно? Затем, что через два года счастливой семейной жизни я начала всерьез задумываться о бегстве и уходе в «нелегалы».

К этому времени я уже знала достаточно много о деятельности своего супруга. Пожалуй, даже слишком много. В том числе, удостоверилась в том, что меценатство и благотворительность вовсе не являлись его любимыми занятиями. Случай со мной был, пожалуй, уникальным, но объяснялся очень просто: меня купили. Купили как любую продажную женщину, только обставили это очень изысканно и я бы даже сказала – затейливо. И легально уйти мне было некуда, да и практически невозможно: никто бы меня не отпустил. Александр Борисович патологически не любил выпускать из своих рук то, что в них попало, даже если ему это было не слишком нужно.

А я, увы, была ему нужна. Возможно, он даже по-своему любил меня, хотя интимная сторона нашего брака была, мягко говоря, странной. Моя абсолютная инертность в постели его нисколько не смущали и не отталкивали, он делал со мной все, что хотел и когда хотел, и не ждал никакой ответной реакции. К тому же он хотел, чтобы я родила ему ребенка, конечно, сына, продолжателя бизнеса. Но с этим как-то ничего не получалось, хотя я имела только теоретическое представление о средствах предохранения и ими не пользовалась. По-видимому, мой организм не был создан для материнства, вот и все. Но Александр Борисович был одновременно терпелив и неумолим.

Мое же терпение кончилось в тот день, когда я получила диплом об окончании института. «Красный диплом», разумеется. И, разумеется, тем же вечером завела разговор о своем трудоустройстве, но натолкнулась на самую настоящую каменную стену.

– Моя жена работать никогда и нигде не будет, – отрезал супруг.

– Но что же мне делать?

– Господи, да что хочешь!

– Я хочу работать.

– Зачем это тебе, скажи на милость?

– Затем, что интересно.

– Заинтересуйся чем-нибудь другим.

– Например?

– Ну… чем угодно. Другие женщины ведь находят себе занятие по душе. Хочешь, куплю пару хороших коней, будешь кататься верхом? Очень полезно для здоровья.

– Я, кажется, на здоровье не жаловалась. В общем, я бы хотела работать. Пусть даже в твоей фирме.

– Забудь. На фирме тебе вообще делать нечего.

– Мне и так нечего делать.

– А мне некогда придумывать тебе развлечения. Все, разговор закончен. Надеюсь, мои пожелания будут учтены.

Я промолчала. А про себя решила, что нужно освобождаться от этого брака, который все больше и больше напоминал рабство. Мне не нужны были ни модные наряды, ни меха, ни драгоценности, меня абсолютно не интересовала светская жизнь. Мне хотелось двух вещей: работы и свободы. Как очень скоро выяснилось, и то, и другое было почти одинаково нереально.

Тем не менее, я посмела ослушаться. Составила резюме и разослала по нескольким адресам, где вакансии представляли для меня какой-то интерес. И, получив первый ответ, отправилась на собеседование, совершенно открыто, не делая из этого никакой тайны. За что и была наказана мгновенно и достаточно жестоко.

За ужином (дома, что бывало крайне редко) Александр Борисович подозрительно кротким голосом осведомился у меня о том, как я провела день. Я отчиталась – коротко, без излишних деталей. Но и этого оказалось больше, чем достаточно.

– Я же сказал – забудь, – все тем же кротким голосом сказал мне муж. – Но мои слова для тебя, по-видимому, пустой звук. Что ж, поступим иначе. Возможно тогда ты что-нибудь поймешь.

Я глазом моргнуть не успела, как один из личных помощников Александра Борисовича крепко прижал меня к стулу, удерживая за плечи, а второй сделал какой-то укол в вену. Подействовало мгновенно: предметы сначала расплылись, потом все вокруг потемнело, я перестала слышать, а потом – перестала быть вообще…

Когда я очнулась, то обнаружила, что нахожусь в помещении, больше всего похожем на больничную палату. Это и оказалось палатой, только в психиатрическом отделении. Запястья обеих рук были перебинтованы, а появившийся врач объяснил мне, что я пыталась перерезать себе вены, и меня спасли только чудом. А попытка суицида – это проявление душевного расстройства, которое нужно лечить.

Вот так из одной тюрьмы я попала в другую – куда менее комфортабельную. Конечно, меня можно было запихнуть и в более «элитную» психушку, но, по-видимому, мой супруг счел это недостаточно суровым наказанием. А обычную психбольницу исключил из планов, во-первых, из-за возможной утечки информации, а во-вторых, полагаю, из остатков человеколюбия. Экспериментальное образцово-показательное заведение устраивало его по всем параметрам.

Сказать, что я испытала потрясение, значит, ничего не сказать. Остатков моей сообразительности хватило только на то, чтобы хранить молчание. Я не разговаривала ни с врачами, ни с сестрами, ни с санитарками. Почти не притрагивалась к роскошным передачам, исправно доставлявшимся в палату. И только несколько дней спустя, осознав, что обе мои соседки, точнее, сестры по несчастью, оказались точно так же «подставлены», как и я, начала думать, как из этой ситуации выбираться. Задача была почти невыполнимой, но трудности меня никогда не останавливали, только подстегивали. Нужно было создать программу, только не для компьютера, как обычно, а для нас троих. Такую, чтобы мы вышли на свободу с минимальными потерями, а наши обидчики расплатились по полной программе.

Трудно, конечно. Но – возможно, если все тщательно обдумать, выверить все ходы и начать действовать методически и целеустремленно. Причем не одной, а с двумя помощницами, которые, к счастью, психически были вполне полноценны. Нужно было только объединить имевшиеся у каждой из нас возможности.