Сережа Аристов не мог понять, почему, едва он ступит за порог барышниковской квартиры, в его душе возникает странное чувство нищего, просящего милостыню. Спина сама собой сгибается, а в глазах, вопреки его желанию, появляется оттенок угодливости.
Зависимости.
Хозяин квартиры, в засаленном махровом халате с вензелями, лениво посмотрел на Сережу и спросил:
– Принес?
Сережа торопливо кивнул, протягивая листок с текстом.
Барышников благосклонно принял подношение и надел на нос тяжеленные очки.
Сережа подозревал, что эти очки Барышников носит для «убедительности», а на деле там вставлены простые стекла.
Прислонившись к стене, он наблюдал за своим хозяином.
У Барышникова было полное лицо с отвислыми, как у сенбернара, щеками-брылями и круглыми небольшими глазами, мягко утопающими в складочках благодушного жирка. Глядя на его лицо, Сережа иногда думал, что все «новые русские» явно воспитывались на бессмертном «Мистере Твистере» и теперь по мере сил пытались соответствовать единственному известному им образцу «капиталиста».
Еще у Барышникова был крупный, мясистый нос с синими прожилками и мерзопакостными бугорками, отчего Сереже было его жалко. Потому что за Барышниковым уже охотилась старость, а смиряться со старостью и многочисленными «нельзя» Барышников не мог.
– Пройди, – коротко приказал хозяин. – Кофе тебе налью. С коньяком.
В очередной раз услышав такое не терпящее возражений предложение, Сережа усмехнулся про себя. Само собой подразумевалось, что чертов кофе с чертовым коньяком недоступен нищему поэтику, а ежели бы был доступен, это уже нарушало бы правило его, Барышникова, игры. Его «диктатуры существования».
Он вошел в комнату, старательно стилизованную под старину, с непременными патриотическими иконами. Эти иконы, как и постоянные перекрещивания лба, не были свидетельством барышниковской веры в бога. Им отводилась довольно скромная роль. Часть имиджа, которому Барышников был обязан соответствовать, чтобы нравиться публике.
Барышников выполнил свое обещание, и Сережа откинулся на спинку кресла, наслаждаясь вкусом кофе. Барышников углубился в чтение, коротко посмеиваясь.
– А ты гений у нас, парень, – выдал он поощрительный приз. – Теперь Маринка слабает музыку, и все будет в порядке.
– А… она должна сегодня это сделать?
Сережа старался скрыть охватившее его волнение, но слегка охрипший голос выдавал его с головой.
– Придет, – кивнул толстокожий Барышников, который пароксизма Сережиной страсти не заметил. Впрочем, как он не замечал вообще ничего, кроме свой царственной особы.
– Вот это грубовато, не находишь?
– Что? – спросил Сережа.
– Да вот… «Уж лучше трахать, чем копить, пока вам не свернут хлебало». Перегибаешь, тебе не кажется?
Сережа чуть не рассмеялся. Но вовремя наступил на горло рвущемуся из груди хохоту и совершенно серьезно спросил:
– А как лучше?
«Сейчас этот придурок начнет править Вийона, – подумал он, сквозь ресницы рассматривая Барышникова, который теперь напоминал ему Тартюфа. – Становится интересно!»
– Сам подумай, ну что это за «трахать»? Слово-то грязное. Может, лучше написать – заниматься сексом? Из ритма не очень и выпадает. Не возражаешь, если подправлю?
Сережа милостиво кивнул. В конце концов правят-то не его, а Франсуа Монкорбье, вот пускай Вийон ему иски и вчиняет.
Теперь ситуация его изрядно забавляла. Идея заставить великого француза работать «негром-текстовиком» у этого толстого борова с задушевно-хрипатым голосом показалась ему вполне симпатичной. «Думаю, и самого Вийона эта ситуация позабавила бы несказанно… Сидит этакий лох в блатном прикиде, с очками на кончике носа, и, высунув язык аж до яиц, правит Вийона, в немом восторге от собственной тупости!»
– Теперь хорошо стало, – причмокнул языком от удовольствия Барышников. – Ты не обижайся, но чувства слушателя надо уважать. Так что на будущее следи за своим сленгом.
Сережа уже с трудом сдерживал хохот. На глазах даже появились слезы, но Барышников не обратил на это внимания. Или решил, что Сережа расстроен.
Во всяком случае, он равнодушно окинул взором Сережину фигуру, встал, открыл секретер и достал оттуда пять сотенных купюр.
Протянув их Сереже жестом монарха, он выразительно подождал благодарных слов, и Сережа тут же пискнул:
– Спасибо большое.
В принципе он перестал уже чувствовать уколы совести из-за того, что этот гонорар ему заработал Вийон. Ведь они с Маринкой зарабатывают для Барышникова куда больше…
«Такова судьба поэтов, Франсуа, – подумал он. – Раз уж таков существующий порядок вещей, куда нам от этого деться? Глупо бороться с реальностью, как бы пошла она ни была!»
Везет же мне на идиотские поручения, думала я, подходя к «объекту слежки». Господи, вот уж точно, некуда людям деньги девать! Надо же додуматься – нанять частного детектива, чтобы выяснить, чем занимается твой сосед по дому!
Хотя, конечно, домишко был весьма презентабельный!
Внизу были выложены желтым и красным кирпичом какие-то узоры, под стать ковровым, наверху торчали три башенки, и сам дом так и сиял благополучием и уверенностью в завтрашнем дне, как и его хозяева.
К слову сказать, я чувствовала тут себя в своих джинсах и старой куртке тоже не очень-то к месту. Вполне могу быть расценена здешними аборигенами как подозрительная личность, между прочим. Надо было Ирине Тимофеевне позаботиться о моем внешнем облике. То есть приодеть меня подороже и «поприличнее», дабы я соответствовала общему типу здешних мест.
Усевшись на скамейку, я достала книжку и уткнулась в нее, краешком глаза наблюдая за массивной входной дверью.
Пока в это милое гнездышко никто не входил и никто не спешил его покинуть.
Полчаса я спокойно читала, потом из дверей выкатилась тетка в коже, у которой я вызвала подозрения – она скосила на меня глаза и что-то пробормотала. На всякий случай я ее щелкнула. Она прошла мимо меня, еще раз оглянулась в мою сторону неодобрительно и пошла к мини-маркету, расположенному неподалеку.
Потом мимо меня прошелестел солидный господин с объемным пузиком, который тоже окинул меня взглядом и даже причмокнул полными губищами. Он исчез в доме, а я его, естественно, злорадно запечатлела на фотопленку – нечего так похотливо причмокивать!
Некоторое время во дворе царил почти могильный покой, нарушаемый только отдаленным гулом проспекта.
Я уже была опечалена таким плохим уловом, как вдруг дверь открылась и из дома появился парень. В рваных джинсах. С длинными волосами. Как и описывали. Совершенно не подходящий своим «хипповским» имиджем и умными глазами здешнему благопристойному ландшафту.
Естественно, я щелкнула фотоаппаратом и только после этого заметила, что парень остановился, застыл на месте и с непонятной радостью пялится на меня, как на старую и добрую знакомую.
Присмотревшись, я издала радостный вопль.
– Сашка, это все-таки ты? – спросил мой давний знакомец и однокурсник Сережка Аристов. – Черт побери, а я не могу понять, ты это или мираж, потому что совершенно недоступно моему пониманию, как ты могла оказаться в здешних зловонных джунглях!
– Точно такой же вопрос я могу задать тебе, – усмехнулась я. – Какого черта ты тут делаешь? Неужели разбогател настолько, что купил квартиру в этом доме?
– Я что, похож на владельца местных апартаментов? – улыбнулся он. – Нет, я тут… работаю.
От меня не укрылась пауза-заминка, и я мгновенно напряглась.
– И кем? Убираешь квартиры? – невинно поинтересовалась я.
– Нет, – покачал он головой. – У меня несколько иная работа. Но я не могу о ней распространяться. Ты-то тут как оказалась?
– Работаю, – ответила я, мстительно улыбаясь тому, что и на его лице появилось замешательство. – И тоже не могу распространяться о работе, представь себе.
В это время в дом вошел еще один подозрительный, на мой взгляд, тип, и я щелкнула фотоаппаратом. Мое движение Сережка заметил и насупился.
– Зачем ты Воронова сфотографировала? – поинтересовался он. – Ты что, переквалифицировалась в фотографы?
– Нет, в управдомы, – огрызнулась я. – Я частный сыщик, ласточка ты моя. И мне бесконечно интересно, на какой скользкий путь ты встал. Ты, случайно, не к Барышникову приходил?
Он вытаращился на меня и пробормотал:
– Откуда…
– От верблюда, наверное, – пожала я плечами. – Расскажи мне лучше, что за тип этот ваш Барышников, я все это запишу и честно отчитаюсь перед здешними тетками, что вы не замышляете вооруженные ограбления их бесценных квартир!
– Что?!
Он потер ладонью лоб.
– Нет, Сашка, все это надо бы переварить. Ты – частный детектив… Это уже выходит за пределы моего понимания! Ты же классная переводчица!
– Ага, классная, – хмыкнула я. – Может быть, ты мне подскажешь, где у нас хорошо зарабатывают переводчики? Вот я и сменила профессию. Так что у вас за странные «междусобойчики» с господином Барышниковым? Я никак не могу представить вас вместе.
– Долгая история, честное слово, Саша! Но мы никого не собираемся грабить. Просто тайна эта не моя.
– Не надо меня интриговать, а? – попросила я. – В конце концов, я же не собираюсь сдавать тебя властям. Просто скромно сообщу Ирине Тимофеевне, что ты не вор. Не террорист. Ходишь к Барышникову попеть романсы и арии из «Князя Игоря».
– Что-то в этом роде, – рассмеялся он. – Пойдем в кафе, выпьем по чашке кофе. И я тебе расскажу, чем я занимаюсь, только под большим секретом, ладно?
В это время мимо нас снова прошествовала «кожаная леди», возвращающаяся из мини-маркета. К моему удивлению, пакетик в ее руке был полупустым – впрочем, может быть, она просто следит за весом?
Я вздохнула. Как бы мне все-таки собраться с силами и сесть на диету?
У меня с этим как-то не получалось. Все мои благие порывы уже вымостили мне прямую дорогу в ад. А вот эта леди обладает неплохой фигурой и старается держаться в форме, что весьма похвально. Не то что Александра Сергеевна, которая потребляет огромное количество калорий в виде кофе.
Хотя почему это я решила, что «кожаная красавица» не несет в своем пакетике именно кофе?
«Или ручную гранату», – подумала я, хихикнув про себя, продолжая наблюдать за этой особой.
Она вошла в подъезд.
Я снова спрятала фотоаппарат и с сомнением посмотрела на дом.
Торчать тут мне уже надоело, к тому же я немного замерзла. Предложение Аристова показалось мне весьма заманчивым.
– Ладно, в конце концов, ты мне все расскажешь, и я составлю «докладную записку» с твоих слов, – смирилась я с отсутствием душевной твердости.
Дурацкое задание, а «каков вопрос – таков ответ», успокоила я свою не очень-то проснувшуюся совесть.
– Пошли?
Я посмотрела на Сережку.
Он вдруг застыл, глядя в глубь улицы с таким восхищенно-умиленным выражением, что я невольно обернулась.
Девушка, идущая по переулку, была само очарование. Огромные сияющие бирюзовые глаза были густо окаймлены черными длинными ресницами, а короткая стрижка делала ее похожей на юную Одри Хепберн.
– Маринка, привет, – почти сдавленно, но храня в обертонах голоса нежность, проговорил Аристов.
Она остановилась на одно мгновение, и черты ее лица, до этого напряженные, расслабились в легкой улыбке.
– Привет, Сереженька, – пропела она.
Голосок у нее был удивительный – мне показалось, что в воздухе рассыпались и погасли звезды-колокольчики.
– Ты к нему?
– Ага, – кивнула она и, скорчив очаровательную гримаску, призналась: – Так не хочется! Ты принес текст?
– Да, – немного неуверенно сказал он. – Ты долго у него собираешься быть?
– Не знаю, – пожала она плечиком.
– Если успеешь, мы будем в кафе.
– Ты нас, может быть, познакомишь? – встряла я в разговор.
– Ах да. Это Саша. Моя однокурсница. А это… Марина. Она из консерватории.
– Очень приятно, – улыбнулась девушка, и я позавидовала белизне и ровности ее зубов. – Я постараюсь побыстрее избавиться от Барышника. На всякий случай подождите меня там полчасика, ага?
Мы согласились.
Она исчезла за дверью, а Сережка все стоял на месте. Его глаза были мечтательными, будто перед ним уже возникли картины их безоблачного будущего с Мариной.
– Пойдем, – дернула я его за рукав. – А то ты мне ничего не успеешь рассказать!
– В общем, я пишу всю эту смурь, а Маринка музыку, – рассказывал он мне уже в кафе. – Если честно, меня и самого тошнит. Но он платит хорошо, и мы могли бы тихо радоваться…
– Кстати, что он за тип, этот Барышников?
– Не знаю. Ничего определенного. Он неприятная личность, даже внешне… Как будто провел всю жизнь на зоне. Но это не так. На самом деле он закончил отделение народных инструментов в музыкальном училище и играл на аккордеоне в оркестре. Кажется, аккомпанировал какому-то хору – в общем, у него вполне респектабельное прошлое. Потом понял, что в моду вошел «блатняк», и решил попробовать себя в роли звезды шоу-бизнеса. Как ни странно, у него это получается! Вот только с песнями плоховато. Петь «народные-хороводные» уже не актуально, их почти все распевают – даже эстрадные звезды. Вот он и начал сам тужиться, да ничего пристойного не получилось. Я сидел без работы, и когда мне предложили этакую «халяву», я не отказался. Сначала я просто чумился от души, потом мне начало все надоедать, но поезд уже ушел. Маринке проще, она лепит свои три «задушевных» аккорда, а моя голова уже устала от тюремной специфики. Так что последний опус я отнес не свой. Вийона.
– Что?!
– Да из «Баллад на цветном жаргоне». Эти, знаешь? «Уж коль моргнут «Атас! Менты!», не жди, чтоб повторили «Шуба!»…»
– О черт! – вскричала я. – Где ты их раздобыл? Я не могу выпросить их у Карцева!
– Я тебе дам, – пообещал он.
– Слушай, – дошло до меня, – ты же рискуешь! А если это обнаружат?
– Те, кто слушает эти песнюшки, не читают Вийона, – отпарировал он. – И наоборот!
– Все равно, – покачала я головой. – «Красавцы, розы с ваших шляп вам снимут вместе с головою, коль в краже уличат…»
– Не страшно, – рассмеялся он. – Никто этого не заметит. Тем более что в данный момент Барышников правит «мой» текст в собственном вкусе. Не думаю, что после его правки кто-то узнает Вийона!
– Ладно, в конце концов, твое дело, – сказала я. – Спасибо, что просветил меня насчет опасений барышниковских соседок. Так им и объясню, что ты помогаешь «великоблатному маэстро» с текстами…
– Лучше скажи, что я их ретуширую, – взмолился он. – Не отнимай у бедняка кусок хлеба с маслицем!
– Да успокойся ты, – отмахнулась я. – Я найду, что сказать старушенциям!
Мне было уже пора.
– Ты остаешься? – спросила я у него.
Он посмотрел на часы и кивнул:
– Да, я дождусь Маринку. Хотя, конечно, ждать придется долго…
– Нет, – я показала на дверь. – Она уже тут. Так что пока, звони, если будут проблемы…
Я сунула ему в карман визитную карточку.
Марина стояла в дверях, напряженно всматриваясь в полумрак кафе. Наконец она нас увидела и быстрыми шагами пошла к нашему столику.
В неприятно-зеленоватом освещении ее лицо показалось мне неестественно-бледным, а глаза расширившимися от неведомого мне страха.
Впрочем, на ее губах тут же появилась дежурная улыбка, вернувшая ее облику человечность, и она с сожалением спросила:
– Уже уходите?
– Да, мне пора, – развела я руками. – Надеюсь, мы еще как-нибудь встретимся…
– Надеюсь, – согласилась Марина.
– Пока, и удачи вам на творческом поприще!
Я пошла к выходу. Но успела услышать тихий вопрос Аристова:
– Маринка, что случилось? На тебе лица нет!
Я остановилась, думая, не вернуться ли мне, но потом решила, что это их личные дела, а они к моему делу никоим образом не относятся.
Правда, на пороге я оглянулась.
Они сидели, склонившись друг к другу. Сережка держал Марину за руку, а она что-то ему говорила быстро и горячо, и, судя по его глазам, слышать это ему было не очень-то приятно. Он покусывал губы, но сдерживался, продолжая успокаивать свою встревоженную возлюбленную мягкими поглаживаниями руки.
В принципе, они красивая парочка, отметила я. Наверное, этот Барышников, который, судя по Сережиному рассказу, очень неприятный тип, имеет наглость приставать к очаровательной Марине с грязными намерениями.
Мне стало грустно. Я вспомнила свою клиентку и мрачно усмехнулась.
Надо же быть такой напыщенной индюшкой, чтобы подозревать в дурных умыслах людей, одетых беднее, чем ей хочется!
На мой взгляд, Марина и Сергей способны были вызвать куда меньше подозрений в преступных умыслах, чем «респектабельный» сосед Ирины Тимофеевны.
Впрочем, равно как и сама моя клиентка.
О проекте
О подписке