Цитаты из книги «Цинковые мальчики»

Вез для меня халат, мне в тот год исполнилось сорок лет, халат у него забрали. Вез бабушке платок — тоже забрали. Он приехал только с цветами. С гладиолусами. Но радости у него на лице не было.

«Живой! Мой сын живой вернулся из Афганистана! Эта ужасная война для меня кончилась!» — И потеряла сознание. В аэропорт мы, конечно, опоздали, наш рейс давно прибыл, сына нашли в сквере. Он лежал на земле и за траву держался, удивлялся, что она такая зеленая. Не верил, что вернулся… Но радости у него на лице не было…

Я готова ходить к могильному холмику своего сына… Готова рядом там с ним лежать… Но я не знаю… Я не знаю, как с этим мне жить… Мне иногда на кухню страшно заходить, видеть тот шкафчик, где топорик лежал… Вы не слышите? Ничего не слышите… Нет?!

Сын был дома, лежал на диване, книжку читал. Я еще ничего не знала, ни о чем не догадывалась, но почему-то после этих слов посмотрела на него… Материнское сердце…

Солдаты… Мальчишки… Они сломленные отсюда выходят, им по восемнадцать-девятнадцать лет. Дети. Многое тут увидели. Многое… Как женщина продается за ящик, да где там ящик, за две банки тушенки. Потом этими глазами он будет смотреть на жену. На всех… Им тут испортили зрение

все-таки нравился тот первый человек… Я о нем тоскую… Я его вспоминаю… «Падре, — спросил Овод у Монтанелли, — теперь ваш Бог удовлетворен?» Рядовой, артиллерист

Того человека уже нет, он не существует. Этот другой, который теперь я, носит только ту же фамилию. Я встречался до армии с девушкой, был влюблен. Приехал и не позвонил ей. Она случайно узнала, что я уже в городе, нашла меня. Зря искала… Не надо было встречаться… «Того человека, которого ты любила, и он тебя любил — нет, — сказал я ей. — Я — другой. Ну, другой я!». Она плакала. Приходила много раз. Звонила. Зачем? Я — другой! Другой! Мне

— Сколько лет идет война… — Не знаю, зачем это вам?— Сколько лет…— Кажется, два года…— Сколько лет… — А что, там война? На самом деле?

В восемьдесят третьем приехал в Москву. Тут жили так, вели себя так, как будто нас там не было. И войны никакой не было. В метро, как всегда, смеялись, целовались. Читали. Я шел по Арбату и останавливал людей: — Сколько лет идет война в Афганистане? — Не знаю…

Дальше не могу… Не могу дальше… Два года я умираю. Я ничем не больна, но я умираю. Я не сожгла себя на площади, муж не отнес и не бросил им в лицо партбилет. Мы, наверное, уже умерли. Только никто об этом не знает… -