Глава 3

– Первый день у антиподов, и уже с открытыми плечами? Сме-е-лый малыш, – хмыкнул Алекс. – На, держи, – он порылся в карманах и протянул ей тюбик солнцезащитного крема.

– Да брось ты! – возмутилась Верена. – На дворе семнадцать градусов, и дождь вот-вот начнётся. И вообще это бе-е-е…

Они сидели под большим белым тентом, раскинутым над столиками университетского кафетерия, из приоткрытой двери которого слабо тянуло сладковатым запахом свежеиспечённого хлеба. Кругом галдели студенты, видимо, все поголовно совмещающие поглощение тостов с веджимайтом и крабовых палочек во фритюре с какими-то ужасно увлекательными научными дискуссиями. Влажная тропическая духота ранней весны, всего за сутки сменившая хрустальную берлинскую осень, всё ещё казалась Верене страшно непривычной, а краски вокруг – необычно яркими, как будто всему миру вокруг прибавили контрастности. В кронах деревьев над головой, каждое из которых состояло, как казалось, из нескольких плотно переплетённых стволов, раздавалось звонко-щёлкающее птичье чириканье.

– Над нами озоновая дыра. Практически открытый космос, – пояснил папа, поднося к губам кофейную чашку.

– Вот-вот. Когда мы месяц назад приехали из России, мой коллега в первый же день заработал ожоги на плечах, как от утюга, – наставительно заметил Алекс, с наслаждением откусывая от большого сэндвича с авокадо. – В такую же самую погоду. Здесь тебе не Европа. Так что лучше не ерепенься-ка ты и слушай старших.

– Не такой уж ты и старший, – из чистого упрямства проворчала Верена, показывая Алексу язык. Ей наконец-то опять было легко. В самолёте её всё ещё потряхивало от воспоминаний о предыдущей ночи, но после пересадки в Сингапуре всё вокруг разом сделалось таким чужим, необычным и занятным, что тревога почти полностью отступила, смытая волной новых впечатлений.

– Я-то? Да я тебя первый раз увидел, когда ты ещё говорить не умела. Когда это было, ты не помнишь, Пауль?

– Через две недели после того, как мы с тобой познакомились, господин Дворянов, – улыбнулся папа. – После симпозиума во Франкфурте.

Это была правда. Верена знала Алекса, сколько вообще себя помнила – папа регулярно приглашал его на семейные юбилеи и дни рождения, а один раз они все вместе встречали Рождество в Париже. Алекс постоянно устраивал Верене какие-нибудь сюрпризы, причём совершенно невозможно было заранее угадать, что ему придёт в голову в очередной раз. В семь лет он подарил ей, отчаянно мечтавшей тогда о каком-нибудь домашнем животном, енота на один день. Енота принесли из местного контактного зоопарка, и он за пару часов успел обгрызть мамины выходные туфли, содрать в гостиной обои со стены и в мелкие клочки растерзать папину энциклопедию по генетике, которая очень неудачно лежала на нижней полке шкафа. Верена и енот были в восторге, папа в ужасе, вечером довольного зверя увезли обратно в зоопарк, а мама ещё месяц отказывалась разговаривать с Алексом. Был он тогда, наверное, немногим старше, чем Верена сейчас. А кажется, что совсем не изменился…

Внезапно резким порывом налетел ветер, сбросил со стола салфетницу и опрокинул солонку. Алекс нагнулся, поднимая салфетницу с земли, потом отряхнул руки, и к его ногам тут же подошла крупная длинношеяя птица на тонких вытянутых лапах и стала тыкаться в пол кафетерия большим изогнутым клювом в поисках крошек.

– Красивый какой, – сказала Верена.

– Это ибис, – ответил Алекс. – Они здесь в Австралии вместо голубей. Хотя голуби вроде бы тоже есть.

– И как тебе тут в целом? – спросил папа, протирая салфеткой очки. – Ещё не скучаешь по снегу и свекольным салатам?

– Да мы же только на проект, – отмахнулся Алекс и убрал со лба влажную от пота каштановую прядь. – Не успеем соскучиться. А вообще здесь интересно.

Алекс говорил по-немецки удивительно свободно, совсем без акцента. Иногда Верена с завистью думала, что ей, кроме двух языков, которые она знала с рождения, так никогда и не удастся выучить ещё хоть один настолько же прилично.

Внезапно Верене показалось, что с неба послышалось низкое прерывистое жужжание. Усиливающийся ветер сорвал с головы белую, купленную накануне в кингсфордовском аэропорту кепку с вышитым на ней подмигивающим кенгуру и стремительно понёс её куда-то в сторону университетского парка.

– Ну ничего себе у вас тут погоды, – начала было Верена, поднимаясь, но следующий порыв ветра уже чуть не сбил её с ног.

Алекс бросил короткий взгляд на небо и, внезапно посерьезнев, коротко бросил папе: «Пауль, иди-ка в здание, забери дочь…» Папа что-то ответил, вставая, но Верена уже не расслышала его слов за нарастающим гулом, которым наполнился вдруг воздух. И тут она увидела, как подхватывает и уносит в небо, словно воздушный шарик, большой цветной зонтик с лужайки.

И дальше всё стало происходить очень быстро.

Одновременно послышались громкий треск справа и оглушительный звон где-то над головой, а потом крики «Осторожнее! Стёкла!» Ветер взвыл особенно сильно; Верена повернула голову и увидела, как медленно накреняется, заваливаясь вбок, высокое, с гладким серым стволом и множеством мощных, в руку толщиной, ветвей, дерево на лужайке напротив. Она успела заметить, как молодая девушка в красной бейсболке, чудом вынырнув из-под пушистой кроны, пригибаясь к земле и подволакивая левую ногу, бегом кидается к зданию кафетерия.

А потом началось что-то совсем странное.

Перед глазами у Верены всё поплыло, предметы внезапно начали двоиться. Страшный ветер с рёвом гнул деревья, вокруг слышались панические крики, но на их фоне она различала и ещё какие-то голоса. Низкие, жужжащие, они гудели меж её висков и совсем не напоминали человеческие.

«За горло его…» – «Бе-е-ей!» – «Уничтожьте их!» – «Все-ех…»

Папа куда-то пропал, Алекс тоже. Верена в панике прислонилась спиной к стене кафе, не решаясь оторваться от неё и сделать хоть пару шагов вперёд, сквозь бушующий ураган ко входу в здание, где толпились люди. И снова пронзительный хрип-вопль «Убе-е-ей!» прозвучал как будто бы прямо над её головой.

Верена посмотрела в небо – и оторопела от ужаса.

В воздухе стаей роились существа, при одном взгляде на которых начинали подкашиваться колени. Это были не животные – не бывает таких животных! – а какие-то гигантские химеры, монстры, порождение чьего-то ночного кошмара. Зубастые, с длинными лягушачьими языками рыбы, которым зачем-то приделали крылья; длинные и толстые, как водопроводные трубы, змеи с шипастыми перепончатыми хвостами; чёрные, покрытые шерстью то ли жуки, то ли ежи с фасеточными глазами и множеством многопалых изогнутых когтистых конечностей. Что-то вроде гигантских мух, но с длинными заострёнными жалами и блестящими, как у жаб, телами; голые уродливые вроде бы птицы, но с вытянутыми, закрученными внутрь скорпионьими хвостами.

Вот один, состоящий, кажется, из одних только белых костей и с тяжёлыми вывернутыми рогами, оседлал уличный фонарь и стал швырять сверху осколки, метя в бегущего по земле, прикрывающего голову человека. Другой, напоминающий огромного краба с множеством мелких паучьих глаз, прыгнул сверху на парусом натянувшийся тент над столиками и острыми клешнями начал рвать его на мелкие кусочки. Вот ещё одна тварь, похожая на богомола-переростка с толстой дубиной в коротких хитиновых лапах, соскочила с дерева и с размаху ударила дубиной по затылку молодого парня, который на карачках пытался отползти за угол здания.

И посреди всего этого Верена вдруг увидела Алекса.

Мужчина стоял на поляне перед кафетерием, поразительно спокойный на фоне окружающего их хаоса. Он стоял к ней спиной, и Верена попыталась крикнуть ему что-то или позвать на помощь – но тут совершенно отчётливо увидела, как линии его фигуры плывут и стираются, превращаются в яркое рыжее пятно, которое приобретало явственные формы то ли лисицы, то ли собаки с длинной вытянутой мордой и оскаленными клыками. И этот странный зверь стремительно прыгает в небо, одного за другим начинает рвать монстров зубами и когтями, а те кидаются от него врассыпную, и он догоняет, раздаёт удары направо и налево мощными лапами, а потом опять, и опять…

А ветер всё усиливался. И внезапно прямо перед Вереной, в каком-то шаге, словно бы из-под земли, вынырнул ещё один монстр – жуткая смесь летучей мыши и бультерьера, со светящимися жёлтыми глазами, торчащими из пасти лезвиями клыков и страшными когтями на огромных, в несколько метров шириной, перепончатых крыльях.

«…я же уже видела её! Только не при солнечном свете…» – окатило вдруг Верену внезапное озарение. Чудовище распахнуло зубастую пасть, страшно взревело и сцапало её длинными чёрными когтями за шкирку, резко потянув вверх. Верена открыла было рот для крика, но захлебнулась в бешеном ветре, а в следующий миг почувствовала, как отрывается от земли, – и тут руки её, которыми она нелепо молотила в воздухе, словно бы обретя свой собственный разум, будто вспомнив что-то, сжались в кулаки и крест-накрест легли на грудь. Тело окутало волной сухого жара, как в сауне, тварь заверещала, разжимая когти, и Верена ничком рухнула на землю вниз лицом…

Верена лежала в номере отеля с холодным полотенцем на лбу; её всё ещё била мелкая дрожь. Кондиционер в комнате уже час как был выкручен на семнадцать градусов, но Верена всё равно чувствовала, как лихорадочно горят её щёки. Над кроватью вполголоса бормотал включённый телевизор.

– Между двенадцатью и тринадцатью часами в Ньюкасле неожиданно поднялся сильнейший шквальный ветер. На стройке во дворе дома по Оксфорд-стрит ветром сорвана кровля с нескольких зданий и опрокинут строительный кран, есть пострадавшие. Сильно искрят провода в районе Бельмонта, загорелась электропроводка. Разбиты все стёкла в кафетерии университетского кампуса, девять человек находятся в госпитале с повреждениями разной степени тяжести. Возможно возникновение дальнейших чрезвычайных ситуаций, связанных с обрывом линий связи и электропередачи, падением слабо закреплённых конструкций, нарушением работы транспорта и дорожных служб, увеличением количества аварий на дорогах…

– Слава богу, что ты не пострадала, – сказал папа, убавляя звук. – Никогда ещё не видел здесь таких штормов. Да ещё так внезапно… Врач сказал, что с тобой ничего серьёзного, только пара ушибов, но давай ты всё-таки переночуешь сегодня у меня, хорошо?

– Конечно, пап, спасибо, – медленно сказала Верена и снова закрыла глаза. Девушка чувствовала, что у неё совершенно нет сил произнести ещё хотя бы слово. «Ничего серьёзного, – медленно повторяла она про себя. – Ничего серьёзного…»

Что с ней происходит?

Купленные и исчезнувшие браслеты. Свет, распространяющийся от её рук. Шторм. Шквальный ветер. Пикирующие с неба монстры. Огромная летучая мышь с крысиной мордой и жуткими перепончатыми крыльями.

Та же самая, что и тогда, в парке.

…может быть, она просто сходит с ума?

* * *

Донья Милис скрестила руки на груди, и Тим увидел, как плавно меняется её лицо, превращаясь в совсем иное – нечеловеческое, пепельно-белое, словно бы вырезанное из мрамора, почти безгубое, с неестественно узким треугольным подбородком и огромными зелёными глазами с тонким узким зрачком. Кожа женщины сделалась перламутрово-серой и очень похожей на змеиную, а её длинные, до пола, волосы стали отливать малахитовой зеленью и заплелись во множество гибких, как хлысты, кос, каждая из которых оканчивалась острым чёрным жалом.

– Делай как я, малыш Ас-спид, – произнесло это странное существо, далеко выпуская узкий длинный раздвоенный чёрный язык. Затем женщина, не оборачиваясь, спустилась с крыльца, вытянула вверх скрещенные ладони и плавно развела их в стороны, и Тим, не отрывая от неё взгляда, словно загипнотизированный, повторил за ней эти движения. По телу женщины пробежалась рябь, вновь исказившая и размывшая очертания её фигуры, словно отражения в бегущей воде, – ив следующее мгновение на её месте с шумом распахнул крылья огромный дракон, тёмно-зелёный, с переливчатым, словно ожерелье, перламутровым узором на гибкой длинной шее и со множеством тонких, увенчанных чёрными блестящими шипами хвостов.

А потом они взлетели.

Это было очень странное ощущение. Тима потянуло вверх, как воздушный шарик – сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, но при этом он совершенно не ощущал сопротивления воздуха вокруг. Как на аттракционах, стремительно ухнуло вниз крыльцо, на котором он только что стоял; Тим увидел, как россыпь серых рубероидных крыш быстро-быстро удаляется, превращается в крошечное тёмное пятнышко, которое миг спустя невозможно различить среди других чёрных, тёмно-зелёных и коричневых пятен, лоскутным покрывалом лежащих на земле.

И совсем не было страха – только учащённое дыхание и сердце, бьющееся где-то в горле. «Почему же нет страха, – подумал Тим, – я же всегда боялся высоты». «Потому что тебя держат не крылья, а весь мир», – услышал он где-то в голове голос доньи Милис.

Тим уже очень давно не летал во сне, но помнил, что раньше ему никогда не удавалось увидеть в сновидениях собственное тело. Сейчас он мог отчётливо разглядеть, что тело его уже даже близко не напоминает человеческое. Он будто бы даже не летел, а словно бежал вверх по воздуху на четырёх мощных, покрытых изумрудной чешуёй коротких лапах – а может быть, плыл, а может, просто позволял потокам тёплого ветра нести себя вслед за доньей Милис. Каким-то образом Тим понимал, что та держит его; странная, не физическая, но тем не менее хорошо ощутимая сила не давала ему ни отдалиться от зелёного дракона, ни потерять высоту.