– А в чем дело? Что они прятали тут, если тянули, как ты говоришь, время? И что хотели сохранить, если капитулировали, чтобы избежать массированных бомбовых ударов? – Руслан посветил фонарем на Санька и тот отгородился ладонью.

– Ты слышал про «Хейнкель 177»? – вместо ответа поинтересовался.

– Это еще что такое? Мифическая лаборатория наподобие сказок про «Кенигсберг-13»? – хмыкнул Руслан.

– Нет. Это самолет «He-177». Тяжелый бомбардировщик.

– Я думал, что у них только «мессеры» да «юнкеры», – послышался голос Хруста.

– Егор, ты не думай. У тебя это не получается.

– А пошел ты…

– Да ладно, – перебил их Руслан. – А при чем тут самолет?

– При том. Сделана была модификация «He-177V-38». Вроде как в единственном экземпляре. Самолет особого назначения. Экспериментальный. И, кажется, в конце сорок третьего года он был переброшен в состав первой бомбардировочной эскадры «Гинденбург». А где базировалась эта эскадра?

– Ты и это знаешь?

– Разумеется. Эскадра базировалась в Восточной Пруссии. На аэродромах Провеген и Зеерапен. Недалеко от Кенига. То есть – у нас.

– Ну так при чем тут самолет?

– Не в самолете дело, а в его предназначении…

Договорить Санька не успел. Их прервал вскрик Егора и вторивший ему резкий и пронзительный вздох Ленки. Руслан и Гарри дернули фонарями в том направлении. Прямо перед Хрустом полукругом вздыбился пол. И таким же полукругом пол ушел у него из-под ног. Егор, выронив фонарь и вскинув руки, упал на большой железобетонный диск, который был пронизан поперек коридора осью, и пытался ухватиться за края. Но поворот диска вокруг этой оси был неумолим. Диск вздыбился практически вертикально, и Хруст, прокричав что-то невнятное, сорвался в разверзшуюся пропасть неизвестной шахты вслед за своим фонарем. А круглая крышка ловушки завершила свой оборот и снова слилась с полом.

– Черт! – заорал Руслан и кинулся к тому месту, где только что был их друг. Он с силой надавил руками на пол.

– Русик! Не надо! Осторожно! – истерично завопила Ленка, переминаясь с ноги на ногу и тряся руками.

Санька подскочил к Каланче и помог ему привести чертов диск в полу в движение. С большим трудом им это удалось. Скрытая под вращающимся люком шахта открылась щелью в форме полумесяца. И доносился оттуда далекий и быстро удаляющийся крик, эхом бьющий в стены шахты. Затем крик стих, и осталась лишь резонация звука в глубоком колодце. Пугающая и бьющая по нервам. Оставшаяся тройка вдруг явственно ощутила вибрацию коридора. Позади послышался пронзительный скрежет, затем последовал глухой удар с металлическим отзвуком и порыв ветра.

– Это еще что?! – воскликнул Руслан.

– Русик, мне страшно! Что с Хрустом?! – вопила Ленка.

– Заткнись! – Каланча вскочил и бросился обратно. Санька следом.

– Не бросайте меня! – девчонка кинулась за ними.

Но они и не думали бросать. Сейчас их интересовало только одно: что за звук был позади. И только теперь, обнаружив, что там, где они прошли пару минут назад, была глухая стена, Санька вспомнил про те самые пазы в полу и стенах. И стало ясно, что та стальная пластина под потолком была нижней кромкой массивной задвижки, опустившейся по этим пазам и перекрывшей обратную дорогу.

– Мамочки! – Ленка буквально запрыгала на месте, взвизгивая и кусая пальцы. – Что же это?!

Санька и Руслан уставились друг на друга, ища этими взглядами хоть какое-то понимание того, что делать дальше. Впереди вращающийся пол шириной несколько метров. Обратный путь отрезан внезапно возникшей массивной стеной. А в ушах еще стот долгий и далекий крик сорвавшегося в бездну Егора, красноречиво говоривший о чудовищной глубине скрытого вращающимся полом колодца.

* * *

На опушке леса стояли эмчеэсовская «Газель» в характерной окраске, журналистский «фольксваген», несколько легковых автомобилей и «КАМаЗ» службы спасения. Чуть в стороне – военный «УАЗ». Возле него офицер в новеньком камуфляже от Юдашкина, с надвинутой на брови кепкой. Он отошел от основной массы людей и, закрыв одно ухо ладонью, а к другому прижав сотовый телефон, о чем-то тихо говорил. Рядом с «Газелью» двое в штатском через переводчика обращались на немецком языке к трем людям в форме МЧС, которые держали в руках большую и явно очень старую карту…

Изможденный голодом и обезвоживанием юноша прополз уже метров сорок от той узкой, обложенной кирпичом и, видимо, очень старинной щели в холме, которая надежно скрывалась от посторонних глаз густыми зарослями кустарника и травы. Полуденное солнце больно било по глазам, отвыкшим за несколько суток в подземелье от дневного света. Дрожащей рукой он стер с круглых стекол своих очков паутину и стал ползти на человеческие голоса…

Журналистка еще раз провела свободной от микрофона ладонью по лицу, убирая поддавшиеся слабым порывам ветра волосы.

– Как я выгляжу? – спросила она у оператора.

– Готов на тебе жениться, – буркнул тот, поправляя на плече тяжелую камеру. – Давай уже снимать?

– Ну ладно. Поехали!

Оператор прищурил один глаз, дав понять, что камера заработала.

– Пятые сутки продолжаются поиски четверых школьников, учащихся школы номер два города Калининграда. Напомню, что это Руслан Махеев, Егор Хрусталев, Лена Бергер и Саша Загорский. Известно, что в минувшую субботу они отправились исследовать казематы форта номер пять, давно облюбованные молодыми искателями приключений. Особо привлекательными этот форт делают различные истории о тайнах немецких подземелий и истории о том, что там бесследно исчезают люди. Но если до недавнего времени все эти истории были ничем иным, как урбанистическими мифами, неотъемлемой частью современного Калининградского городского фольклора, то случай с четырьмя школьниками, возможно, станет подтверждением дурной славы пятого форта. Сегодня к поискам подключились представители германского консульства, получившие из Берлина архивные схемы форта и примыкающих к нему оборонительных коммуникаций. Возможно, это поможет расширить область поиска и найти заблудившихся в подземельях детей. И сейчас мы находимся в районе бывшей зенитной батареи номер…

«Руслан Махеев, Лена Бергер, Егор Хрусталев». Юноша почувствовал острую боль в сердце, услышав за кустарником женский голос, размеренно повторяющий эти имена. Из глаз потекли слезы. Он чувствовал, что не в силах кричать или ползти. Он не верил, что выбрался. И вот здесь, совсем рядом, люди, что его ищут. Их ищут…

Майор хмурился все больше, вслушиваясь в то, что лилось из динамика сотового телефона.

– Есть! Да. Да я все понял, товарищ полковник. Да, бойцов я уже отправил в ППД. Да, как Сухомлин сказал. Он звонил до вас… А это точно? Да просто в голове как-то не… Да. Так точно! Все понял. – Он убрал телефон от уха и стал судорожно искать в меню другой номер. – Борщов, твою мать! Ты где?! Заводи уазик, живо! – заорал офицер.

Немцы, эмчеэсники, представители администрации и прессы недовольно посмотрели в его сторону. Особенно журналистка, явно удрученная тем, что в ее репортаж попала громкая басистая ругань. Придется переснимать.

Из дальних кустов появился напуганный окриком солдат. На ходу поправляя штаны и ремень, он кинулся к машине.

Майор, наконец, нашел нужный номер и нажал вызов, буквально вдавив телефон на покрасневшее от предыдущего разговора ухо.

– Алло! Лида! Да погоди ты, не перебивай! Ты где? Дети с тобой? Короче, бегом собирайтесь, за любые деньги берите такси и немедленно убирайтесь из Балтийска. Но только по Светлогорской трассе. В сторону Светлогорска. В Отрадное или в Пионерский. Там я вас найду. Да ты вообще слушаешь меня?! Какой, на хрен, пляж?! Ты что, дура?! Я сказал, убирайся из Балтийска немедленно! На такси! За любые… Твою… кольцо обручальное отдай и сережки! Ну что за тупая, а?! Я сказал… Да потому что там военная база и сейчас не будет никакого Балтийска, идиотка!!!

Свидетели разговора притихли и в недоумении смотрели на майора. На их лицах застыло одинаковое выражение – удивление и безмолвный вопрос: что значит последняя фраза, выкрикнутая очень громко?

Майор чертыхнулся, поняв свою оплошность, и, набирая очередной номер, быстро направился за ближайшее дерево. Зайдя за него, он замер. Прямо перед ним на примятой траве лежал подросток. Темноволосый. В очках. В грязной и местами окровавленной одежде. С опустевшим рюкзаком за спиной. Мальчишка смотрел на него потухшим, опустошенным взглядом.

– Ты откуда? – выдавил офицер.

– Из… из-под земли… – еле слышно прохрипел юноша.

– Самое время туда вернуться, – нахмурил брови военный и вдруг зажмурился. Со стороны аэродрома Чкаловский внезапно вспыхнул нестерпимо яркий белый свет. От площадки с машинами раздались напуганные возгласы и крик журналистки.

– Началось! – выдохнул майор. – Борщов! Ко мне! Бегом!!!

Он резко наклонился, схватил подростка и кинулся по следам, оставленным ползущим парнем на траве.

– Где это подземелье?! – крикнул он сквозь нарастающий гул.

– Т-там… – ковыляющий юноша безвольно махнул рукой.

По небу стрелами пронеслись редкие облака, растворяемые гонимой их неведомой силой. Гул нарастал, и внезапно в лес ворвался ураган. Огромный пылевой поток, срывающий с земли молодые деревья и ломающий старые. Летящий кустарник превратился в нескончаемый ливень. Стена пыли, камня, грунта и растительности подхватила машины на опушке леса и людей. Последним со своего места сорвался «КАМАЗ». Сначала поднялась более легкая, задняя часть. Вырванный кузов кувыркнулся над кабиной и исчез во мраке ударной волны…

Сегодня… Сейчас…

Ветра не было совсем. Большая редкость. Именно это обстоятельство дало повод к очередной вылазке. Могучий корпус ПТС-2^[4], перемалывая стальными траками прибрежный песок, неумолимо двигался в сторону бывшего полигона. Далее на юго-запад побережье Земландского полуострова было затянуто густым туманом грязно-желтого цвета. Тягучие, бурые волны Балтийского моря были отравлены не только минувшим много лет назад глобальным Катаклизмом, но и вскрывшимися корпусами тысяч немецких боеприпасов, начиненных боевыми отравляющими веществами. Когда-то, давным-давно, Гитлер так и не решился применить их. Страшное наследие досталось странам-победительницам, которые решили затопить смертоносный арсенал в водах этого моря. Прошли годы. Мир погрузился во мрак самоистребления. Исчезли города. Страны. Люди. Цивилизация. А боеприпасы спокойно покоились в глубинах Балтики, подтачиваемые временем и солеными водами. И, подобно погубившему себя человечеству, море совершило самоубийственную, но неизбежную ошибку. Оно разрушило корпуса снарядов и бомб, выпустив наружу тысячи джинов в виде иприта, табуна, зарина, циклона и прочей мерзости, способной быть синтезированной только человеческим разумом.

Вода была ядовита, как ядовит был и стелящийся от моря туман. Но сейчас, когда совершенно отсутствовал ветер, небольшой горстке выживших людей представился один из тех редких шансов, когда можно отправиться в сторону бывшей военно-морской базы России, города Балтийска. Людям были нужны узлы и агрегаты используемых ими машин, а также топливо. Все это можно добыть, в том числе и там – на инженерном складе и в топливных хранилищах базы.

Огромный плавающий транспортер, способный вместить в своем кузове даже БТР, продолжал свое размеренное и упрямое движение по песку, оставляя за собой четкий отпечаток траков. След, так не вписывающийся в окружающий пейзаж, начисто лишенный за долгие годы после катастрофы каких-либо признаков человеческой жизнедеятельности. Во всяком случае, этих признаков не было на поверхности.

В кабине сидели четыре человека. Еще четверо находились в кузове, среди пустых бочек для горючего, лениво перекатывающихся по днищу «лодки». Люди были облачены в ОЗК. Общевойсковые защитные костюмы делали их всех жуткими близнецами с безжизненными резиновыми лицами и стеклянными взглядами масок противогазов, порожденными мировой катастрофой. Люди молча взирали своими пугающими масками по сторонам. Нечасто выпадала возможность отправиться на поверхность в поисках артефактов канувшего во мрак мира, необходимых для продления своего существования. Нечасто и не всякий удостаивался чести видеть внешний мир.

Изуродованные химией деревья подступающего к морю леса, нависающего порослью жутких представителей адаптированной новой флоры над бежевым песком мертвого пляжа. Ленивые бурые волны, накатывающие из желтого тумана и оставляющие в полосе прибоя ржавую пену. Сам туман, словно не было его, а просто воздух потускнел, потерял прозрачность и обрел грязный желтый цвет. Проступающие в туманной дымке силуэты одиноких мертвых деревьев в тех местах, где растительность не смогла перенести агонию мира, оставив на обозрение редким свидетелям лишь свои сухие ветвистые скелеты.

Борис Колесников – статный русоволосый мужчина с голубыми глазами и шрамом от ожога на правой щеке – повернул голову, глядя на пройденный путь. Параллельные линии оставленной гусеничным ходом колеи уходили вдаль, повторяя изгибающуюся прибрежную линию, тянущуюся к мысу, где взор уже мог различить руины города Янтарный. Внезапно монотонно ревущий двигатель машины сменил свою тональность, и двадцатичетырехтонный ПТС резко остановился, клюнув бронированным носом и задрав кормовую аппарель. Бочки с грохотом опрокинулись и покатились в сторону сидящих в кузове людей.

Борис остановил катящуюся на него бочку ногой, и та загромыхала назад, повинуясь инерции опустившейся после остановки машины кормы транспортера. Колесников постучал облаченной в трехпалую резиновую рукавицу ладонью по заднему стеклу кабины. Двое из четырех людей, находившихся внутри, обернулись. Борис кивнул им, вопрошая этим жестом о причинах столь резкой остановки. Те задергали своими головами-масками и стали показывать резиновыми «клешнями» вперед, на лобовое бронестекло кабины. Колесников снова кивнул и развел руками, давая понять, что ни черта не понял. Сидящие в кабине снова принялись торопливо жестикулировать, указывая вперед. Тогда он и находившиеся в кузове товарищи поднялись на крышу машины и осмотрели пространство впереди транспортера.

То, что предстало перед их взорами, заставило людей даже протереть перчатками глазницы противогазов. Нет. Не померещилось. Метрах в тридцати впереди, насколько позволял видеть медленно ползущий туман, пляжный песок пересекала вереница диссонировавших с окружающим пейзажем следов человека. Следы шли прямо от воды, где уже были зализаны грязными и ленивыми волнами моря. Двигаясь поперек пляжа, некто поднялся на песчаную дюну и, похоже, удалился в заросли сухого кустарника, разграничивающего приморский лес и широкую полосу песка…