Он очнулся, лёжа на полу, видя каждую прожилку мрамора и слыша, как потрескивает трон, принимая огромный вес хозяина. Наконец буря внутри Стэнли улеглась и, слившись с ним воедино, стала его неотъемлемой частью. Тяжело поднявшись на колени, а затем встав во весь рост, он посмотрел на своё неузнаваемо изменившееся тело, отныне принадлежащее могучему Воину Добра и полностью соответствующее этому званию. Прислушавшись к внутренним чувствам, он разобрал только шум стремительно бегущей по венам крови, отдающийся толчками боли в его разгорячённой, затуманенной голове.

Демогоргон тем временем устало навалился на покрытые ажурной резьбой подлокотники: видимо, процесс инициации проводника отнял у него много сил.

Стэнли – нет, теперь уже Лоднельт – опустился на правое колено и, склонив голову, молча отдал дань уважения Владыке Ада.

– Поднимись, Меч Ярости, теперь ты бессмертный Воин Ада и полностью готов служить ему и мне, как подобает настоящему проводнику. Теперь ты можешь возвращаться в свой мир, но никогда не потеряешь связь с моим.

Гордо выпрямившись, Лоднельт посмотрел в глаза наместнику мироздания.

– Разрешит ли Владыка задать ещё один вопрос?

– Спрашивай, у меня нет секретов от преданных соратников.

– Почему в Аду нет ни животных, ни деревьев – кругом лишь красная трава и камень?

Демогоргон прикрыл глаза и погладил своими гибкими пальцами бороду из змей, которые зашипели, раскачиваясь, словно в трансе.

– Всё, что ты тут видишь, – отнюдь не плод трудов строителей или ювелиров. Весь этот мир создан из неиссякаемой энергии Вселенной сознанием его властелина. Разум это самый умелый каменщик и истинный творец всего сущего. Но есть границы, неподвластные даже ему. Сутью естества всех демонов является неукротимая ярость, а существа, живущие, чтобы убивать, даже во имя добра, не могут создать жизнь. Я способен воздвигнуть незабываемо прекрасный город, усыпать его улицы драгоценными камнями и оградить его неприступными стенами, но не в моих силах пробудить к жизни ни единого стебелька, ни даже крохотной мошки. То, что ты принял за траву, – всего лишь красный горный хрусталь. В нашей силе – также и наша слабость. Зародить жизнь может только любовь, поэтому Рай – всегда цветущий и бьющий ею через край, но Бог и его ангелы – лишь погрязшие в бездействии и прощении безвольные наблюдатели, старающиеся уберечь свою ненаглядную благодать. Мы презираем их нежелание запачкать руки и не променяем восстановление справедливости и защиту тех, кто в этом нуждается, на благодушное самолюбование и экстаз в прострации. Мы – воины, а не сидящие на игле благодати и распевающие псалмы самодовольные ослы! Ты ведь тоже не смог простить убийц своей жены, потому и стал одним из легионеров Ада, тем, о ком в твоём мире будут слагать легенды, а изверги и злодеи, услышав твоё имя, задрожат от страха.

– Я понимаю тебя, о великий Демогоргон. Прощать тех, кто сеет вокруг лишь разрушения и хаос, я не могу. Зло не должно оставаться безнаказанным; вырывая с корнем его ядовитые побеги, я буду создавать лучший мир для всех, в том числе для тех, кто способен любить и прощать и кто, избежав его смердящего дыхания, после смерти пополнит ряды ангелов господних, чего без нашего вмешательства не произошло бы.

– Я не ошибся в тебе, Стэнли Брайт, наречённый Лоднельт. Если у тебя больше нет вопросов, то настала пора возвращаться, чтобы приступить к своим обязанностям. Твой захлёбывающийся в крови и страхе мир с нетерпением ждёт своего героя.

Новоиспечённый проводник низко поклонился и, медленно повернувшись, начал спускаться по поющей лестнице. Ему слышалась воодушевляющая и торжественная мелодия, хотя, возможно, переполняющие его схожие эмоции просто заставили принять еле слышный напев за гимн Адского Легиона.

Тронный зал больше не казался Лоднельту ни враждебным, ни слишком большим. Теперь это и его мир, надёжная крепость, тихая гавань в бурю. Здесь он дома. Минотавры у дверей всё так же безмолвно и неподвижно охраняли покой своего господина, но, когда Лоднельт проходил мимо, склонили головы, показывая, что теперь он их собрат по оружию, а не заблудившийся, полный злости и обиды ребёнок, которым входил в эти двери когда-то давно, в прошлой жизни.

Ступив на дорогу из сверкающих камней, он увидел, что жители города оставили свои дела и молча стоят вдоль неё. Чувствуя на себе их пристальные взгляды, он пошёл к видневшимся в её конце непроницаемо чёрным воротам, разглядывая полные радостного ожидания лица.

Словно тянущийся к вожделенной фляге с живительной влагой путник в раскалённой пустыне, Адское Воинство предвкушало, что Лоднельт преподнесёт им освежающий глоток возмездия и утолит их жажду справедливости.

Дойдя до середины дороги, проводник остановился и взволнованно оглядел устремлённые на него и следящие за каждый его шагом глаза всевозможных форм и расцветок – змеиные, круглые, узкие, как щели амбразуры, и шестигранные зелёные, небесно-голубые, красные и антрацитовые. Он почувствовал единение с каждым из этих невообразимо странных, ужасно безобразных и оглушающе прекрасных существ, ждущих его зова, по которому они безотлагательно придут к нему на помощь, и, наполнив свою широкую грудь воздухом, прокричал:

– Приветствую вас, братья! И хотя мы братья не по крови, внутри каждого из нас горят ярость и неспособность отступать, когда где-то требуется наша помощь. Я, Меч Ярости, клянусь без устали защищать добро и безжалостно истреблять зло, где бы оно ни затаилось. Пусть враги трясутся от страха и расползаются по своим тёмным, вонючим норам, охотники со смертью на цепи, послушной их воле, придут! Легион Ада не остановить и не отвратить от его цели! Да здравствуют славные воины Демогоргона и да сгинут его недруги в вечной тьме!

Он воздел руку со сжатым кулаком вверх, и оглушительный боевой клич потряс древний прекрасный город – первобытный, неистовый и яростный, вырвался он из множества ртов, не похожих друг на друга, но единых в своём порыве. Лоднельт опустил руку и зашагал по перекатывающимся у него под ногами драгоценным камням, рассыпающим пёстрые яркие искры по обращённым к нему лицам, и громогласный, сотрясающий мироздание рёв провожающих его жителей Ада не стихал, пока он не достиг стальной закрытой решётки, за которой находился мощённый чёрным камнем двор с красным обелиском.

Услышав за спиной тишину, он оглянулся и увидел, что, все как один, демоны уставились на ворота дворца, где, заполняя собой огромную арку, стоит Владыка Владык. Тот поднял руку в прощальном жесте, и Лоднельт наклонил голову, с прокравшейся в сердце печалью расставаясь с Демогоргоном и его городом. Повернувшись, он шагнул через порог во владения Кхарсторвана, неподвижно замершего у оплетённого ветвистыми багровыми сполохами маяка. Не проронив ни слова, привратник подождал, пока Лоднельт подойдёт, и лишь тогда медленно и тихо вымолвил:

– Рад видеть, что ты исполнил своё предназначение и не разочаровал меня, проводник. Настала пора возвращаться. Удерживать врата между мирами открытыми требует огромной энергии и отнимает у меня очень много сил.

Только сейчас Лоднельт обратил внимание, что, и до этого казавшееся безжизненным, лицо Кхарсторвана стало похоже на гипсовую маску, а поблёкшие угли глаз догорают – от источаемого ими света почти ничего не осталось. Вздрогнув, он растроганно ответил:

– Благодарю тебя, мудрейший. Ты открыл для меня путь, и я пройду его до конца, приложив все силы для того, чтобы твоя жертва не пропала даром.

Извечный страж лишь кивнул и, взмахнув рукой, прошептал несколько таких же древних, как сам мир, шелестящих, словно порыв ветра, слов. Ворота ночи вздрогнули и начали бесшумно открываться. С трудом подняв руку, он показал на тянущуюся от них уже знакомую проводнику тропинку и еле слышно произнёс:

– Возвращайся к краеугольному камню. Ложись на него, закрой глаза и успокойся. Затем подумай о тех, кто тебе дорог в твоём мире. Когда настроишься на свою волну, ты окажешься дома. Поспеши, мои силы на исходе.

Лоднельт склонил голову в знак признательности и быстро зашагал между подрагивающих иголок красного хрусталя, принятых им сначала за траву. Ворота прекрасного города демонов закрылись у него за спиной, и они больше не откроются для него, пока он жив и может следовать цели, которой посвятит всего себя.

Подойдя к алтарю, он обернулся и, в последний раз взглянув на покинутый им наполненный загадочной жизнью оплот справедливости, где восседал на нефритовом троне его бессменный Владыка, улёгся на холодный гранит. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и окунулся в пучину воспоминаний об Изабель.

Несмотря на то, что теперь он стал абсолютно другим, если так можно сказать, человеком, память сохранила мельчайшие подробности всей его жизни. Любовь к погибшей жене и обжигающая ненависть к повинным в том, что им пришлось навсегда разлучиться, подонкам стали якорем, удерживающим его в своём мире. Изабель всегда была полна любви и прощения, а значит, умерев, отправилась туда, где на троне из вечноцветущих растений восседает их живое воплощение и куда Стэнли Брайту, а уж тем более Лоднельту, путь заказан. Он вызвал из тайников памяти любимое лицо, во всех его чарующих, приносящих одновременно радость и боль чертах, – глаза цвета голубого опала под тонкими, чуть приподнятыми бровями; пышная шапка непослушных каштановых волос, блестящих в солнечных лучах, как гранатовая патока; слегка курносый нос с непоседливыми веснушками, которые не поддавались её усилиям их извести и в тёплую погоду рассыпались по щекам, как одуванчики по лугу; неглубокие ямочки в уголках губ, появляющиеся, когда она смеялась; и острый точёный подбородок с маленькой родинкой, придававший ей сходство с прекрасной дикаркой или особой королевских кровей.

Его подхватил ураган эмоций – горе, радость, уют домашнего очага, созданного двумя близкими людьми, – и понёс, как Дороти из Канзаса³⁶, сквозь пустоту и тьму, пролившись на мятущуюся душу освежающим дождём слёз; хотя ярость и защищала от страха и физической боли, она оказалась совершенно бессильна против ран, заставляющих кровоточить сердце.

Открыв глаза, всё ещё плачущий, Лоднельт обнаружил себя распластавшимся перед телевизором на полу своей квартиры, к тому же абсолютно голым. Поднявшись и обведя комнату взглядом, он подумал, что, очевидно, путешествовать по волнам мироздания дозволяется лишь налегке, так как его брюки и рубашка в беспорядке валялись на кровати, упавшие с внезапно исчезнувшего тела, а балахон, в котором он скитался по безжизненной пустыне Ада, сейчас, надо полагать, одиноко лежит на затерянном среди измерений граните алтаря.

Несмотря на все перенесённые испытания, Лоднельт не чувствовал усталости, только волчий голод, что неудивительно, ведь он совершенно не представлял, когда в последний раз ел. Но сперва он отправился в ванную и принял сначала ледяной, а затем обжигающе горячий душ. Ему требовалась встряска, и, подставив лицо упругим струям, он стоял так, пока тело не начало гореть, как будто его растёрли шерстяным покрывалом.

Наконец он выключил воду и, преследуемый облаками пара, отправился на кухню, наугад достал из холодильника какой-то пакет и, разорвав его, с жадностью, как дикий зверь, набросился на оказавшиеся в нём замороженные сосиски.

Полуоттаявшие, с кусочками льда, они лишь немного утолили его голод, и он стал вытаскивать и пожирать один за другим оставшиеся продукты, остановившись, только когда почувствовал, что желудок набит до отказа. Погладив ощутимо увеличившийся живот и сыто рыгнув, он посмотрел на заваленную пакетами и вскрытыми контейнерами кухню и вернулся в спальню, где с досадой выяснил, что к вылепленному Демогоргоном телу бессмертного легионера не подходит ни один предмет из его прежнего гардероба.

Задумавшись, он сел на кровать. Можно, конечно, вызвать консьержа и, посулив небольшую компенсацию, отправить его приобрести какие-нибудь сносные шмотки. Стэнли разминулся с ним в первый вечер в новом доме, а значит, тёзка-громила, занявший квартиру прежнего субтильного жильца, не вызовет подозрений. Удивительное везение, избавляющее его от необходимости объяснять эту нелепую ситуацию полицейскому детективу, которому история с подаренным Владыкой Ада новым телом вряд ли покажется более убедительной, чем убийство и подделка документов.

Покрутив этот вариант в голове, он пришёл к выводу, что, пожалуй, лучше избежать знакомства с консьержем при таких обстоятельствах, а значит, надо попытаться найти магазин, который торгует одеждой с доставкой и где можно сделать заказ по телефону… или, завернувшись в простыню на манер тоги, притвориться римским императором и гордо прошествовать в таком виде по улице, игнорируя возможность оказаться уже в другом государственном учреждении.

Второй прожект, безусловно, никуда не годился, но и у первого имелись свои минусы. Начать хотя бы с того, что он не догадался купить телефонный справочник. Но эта проблема, по крайней мере, вполне решаема – справочник может оказаться у кого-то из соседей, если они, конечно, откроют дверь здоровенному голому парню.

Откинувшись на подушку, он решил отдохнуть. Слишком многое с ним случилось за последнее время, так что передышка является не желанием, а необходимостью, к тому же решение скорее придёт в светлую голову. Он улёгся поудобнее и, хотя спать ему вроде бы не хотелось, спустя несколько минут уже провалился в мир сновидений, благо, чтобы туда попасть, не потребовалось никаких ухищрений.