Глава 7. Аргументы Вэнса
(Вторник, 9 ноября, 17.00)

Когда мы добрались до здания уголовного суда, было без малого пять часов. Свэкер зажег в кабинете Маркхэма старинную бронзовую люстру с керамическими плафонами; в ее неярком свете комната выглядела унылой и мрачной.

– Ну и семейка, дружище, – вздохнул Вэнс, откидываясь на спинку глубокого кожаного кресла. – Определенно нехорошая. Как переросшее растение. И куда подевалась былая сила? Если бы предки современных Гринов взглянули из своих усыпальниц на нынешнее поколение, клянусь, с ними случилась бы истерика!.. Удивительно, как эти старые семейства деградируют в атмосфере лени и праздности. Виттельсбахи, Романовы, все эти Юлии-Клавдии, Аббасиды – сплошь тупиковые эволюционные ветви… И с целыми народами то же самое. Роскошь и неограниченные удовольствия развращают. Рим во времена «тридцати тиранов», Ассирия при Сарданапале, Египет в эпоху поздних Рамессидов, Вандальское королевство в Африке при Гелимере… Удручающе.

– Вашу эрудицию лучше бы демонстрировать перед историками и социологами, – проворчал Маркхэм, не скрывая раздражения. – Чем эти факты помогут нам, и какое вообще отношение они имеют к делу, я, извините, не понимаю.

– Ну зачем же так категорично? Я выношу на ваше глубокомысленное рассмотрение характеры и взаимоотношения членов этого клана. Они послужат нам вехами на темной следственной дороге… Вообще вы знаете, – продолжал Вэнс не без юмора, – какая жалость, что вы с сержантом одержимы идеей социальной справедливости и прочей чепухой. Общество только выиграет, если Грины и им подобные исчезнут с лица земли. Хотя дело занимательное, крайне занимательное.

– К сожалению, не разделяю ваш энтузиазм, – резко ответил Маркхэм. – Это банальное и грязное преступление. Сегодня утром я сказал бы несколько подходящих случаю фраз и отправил Честера восвояси. Но тут вы – с вашим заступничеством, таинственными недомолвками и покачиванием головы. И я по глупости позволил себя в это втянуть. Надеюсь, день у вас выдался приятный. А вот у меня впереди еще три часа накопившейся работы.

Последнее предложение недвусмысленно намекало, что нам пора откланяться, однако Вэнс и ухом не повел.

– Побуду с вами еще немного, – заявил он с добродушной улыбкой. – Мой друг прискорбно ошибается. Как же я его брошу? Вам необходимо руководство, Маркхэм, и я решительно настроен вывернуть наизнанку перед вами с сержантом свою трепещущую душу.

Окружной прокурор нахмурился. Он достаточно знал Вэнса и понимал, что тот говорит очень серьезно и веселость – лишь маска. Годы близкой дружбы научили его, что поступки Вэнса, какими бы иррациональными они ни казались, никогда не продиктованы досужей прихотью.

– Хорошо, – неохотно уступил он. – Но буду признателен за краткость.

Вэнс печально вздохнул.

– Вот оно, наше суматошное время. Все куда-то спешим… – Он вопросительно посмотрел на сержанта. – Скажите, вы видели тело Джулии Грин?

– Само собой.

– Ее поза на кровати была естественной?

– А мне откуда знать, что для нее естественно? – Хис был не в духе. – Она полулежала на подушках, под одеялом.

– Вы не заметили ничего необычного?

– Вроде нет. Следов борьбы не было, если вы об этом.

– А руки? Они были спрятаны?

Хис удивленно поднял голову.

– Нет, сверху. И, раз уж вы об этом заговорили, она сжимала одеяло.

– То есть вцепилась в него?

– Ну да.

Вэнс стремительно наклонился вперед.

– А лицо, сержант? Ее убили во сне?

– Вряд ли. Глаза были широко раскрыты, она смотрела перед собой.

– Глаза раскрыты, смотрела перед собой, – повторил Вэнс с нарастающим волнением в голосе. – Что, по-вашему, выражало ее лицо? Страх? Ужас? Удивление?

Хис внимательно посмотрел на Вэнса.

– Да все, что вы перечислили. Рот был приоткрыт, как будто она чему-то удивлялась.

– И обеими руками вцепилась в одеяло. – Вэнс посмотрел куда-то вдаль, потом медленно встал и, опустив голову, прошелся взад-вперед. Перед столом окружного прокурора он остановился и оперся руками о спинку кресла. – Послушайте, Маркхэм. В этом доме происходит что-то ужасное. Немыслимое. Никакой случайный грабитель не вламывался туда вчера через парадную дверь. Преступление было спланировано, заранее просчитано. Кто-то выжидал в засаде. И этот кто-то знал дом, знал, где расположены выключатели, когда все отправляются спать, когда уходят к себе слуги – знал точно, как и когда нанести удар. За всем, что произошло вчера, – глубокий и ужасный мотив, бездонная пропасть, темные, смердящие уголки человеческой души. В этом преступлении черная ненависть, извращенные желания, отвратительные склонности, нездоровые амбиции. И вы только играете на руку убийце, отказываясь все это признать.

Он говорил странно глухо, и трудно было поверить, что это все тот же веселый и циничный Вэнс.

– Дом Гринов охвачен заразой. Он разлагается. Быть может, не в прямом смысле, но моральное разложение в тысячу раз страшнее. Гниет сама суть этого дома. И с ним – все его обитатели, теряя нравственность, здоровье духа и рассудок. Их отравляет атмосфера, которую они сами же и создали. В подобной ситуации преступление просто неизбежно. Удивительно, что не дошло до чего-нибудь еще более грязного и мерзкого. Это всего лишь одна из многих ступеней общей деградации их ненормального рода.

Вэнс замолчал и умоляюще протянул руку.

– Только подумайте. Старый одинокий большой дом, который дышит плесенью ушедших поколений, истлевший внутри и снаружи, стоит посреди запущенного участка, и бок его лижут грязные волны реки… А теперь вспомните разношерстную компанию беспокойных нездоровых существ, которые благодаря чрезмерному идеализму Тобиаса Грина должны жить бок о бок четверть века. Изо дня в день они дышат тлетворными миазмами прошлого, слишком слабые и трусливые, чтобы что-то изменить и идти своим путем, удерживаемые обманчивой стабильностью и развращающей праздностью. Постепенно они начинают ненавидеть друг друга, озлобляются и ожесточаются, безжалостно треплют друг другу нервы, утопают в обидах, пылают ненавистью, погрязают в черных мыслях, жалуются, дерутся, огрызаются… В конце концов наступает переломный момент, и разъедающая их ненависть обретает осязаемую форму.

– Все это понятно, – согласился Маркхэм. – Но ваши выводы – чистая теория, если не сказать – голословные утверждения. Что именно доказывает связь между вчерашними выстрелами и ненормальной, спору нет, ситуацией в особняке Гринов?

– Конкретно – ничего, в этом-то и ужас. Однако определенные, хотя и неясные, связи присутствуют. Я ощутил их, как только ступил на порог, и весь день пытался вслепую их нащупать. Они все время ускользали. Словно перед нами дом из лабиринтов, тупиков, капканов и вонючих каменных мешков – абсолютно ничего нормального и вменяемого. Дом, живущий в ночном кошмаре, населенный странными нездоровыми существами, в каждом из которых проглядывает призрачное чудовище, что прошлой ночью вырвалось на свободу и пошло бродить по старым коридорам. Вы разве не почувствовали? Не заметили, что его смутные очертания то и дело появлялись во время наших разговоров с этими людьми, которые не в силах превозмочь собственные жуткие мысли и подозрения?

Маркхэм нервно пошевелился и поправил стопку бумаг перед собой. На него произвела впечатление непривычная серьезность Вэнса.

– Я прекрасно понимаю, о чем вы. Но все эти ощущения нисколько не приближают нас к иной версии. В особняке Гринов есть что-то нездоровое – вне всяких сомнений. И в его обитателях, безусловно, тоже. Но вы слишком поддались его влиянию. Вас послушать, так это преступление нужно ставить в один ряд с отравительными оргиями Борджиа, темными делами маркизы де Бренвилье, убийством Друза и Германика в Древнем Риме или удушением малолетних Эдуарда Пятого и Ричарда Йоркского в Тауэре. Да, атмосфера особняка вполне созвучна такого рода закулисным романтическим преступлениям, но взломщики и бандиты каждую неделю ни за что ни про что убивают людей по всей стране. Как и произошло с сестрами Грин.

– Вы закрываете глаза на факты, – серьезно заявил Вэнс. – И упускаете из виду необычные подробности вчерашнего преступления: исполненное ужаса и изумления лицо Джулии перед смертью, ничем не объяснимый интервал между выстрелами, свет в обеих комнатах, коснувшаяся Ады рука, отсутствие малейших признаков взлома…

– А как же следы на снегу? – сухо осведомился Хис.

– Действительно, как же следы? – повернулся к нему Вэнс. – Они столь же необъяснимы, как и все остальное в этом гнусном деле. Кто-то пришел и ушел незадолго до преступления, но этот кто-то знал, что сможет бесшумно попасть в дом, не привлекая внимания.

– Это я вам объясню в два счета, – заявил практичный сержант. – В доме четверо слуг, и любой из них мог быть подельником.

Вэнс иронически улыбнулся.

– Да, только сообщник, который великодушно впустил взломщика в дом в назначенный час, забыл сообщить ему, где хранятся ценности, и не познакомил с расположением комнат, отчего бандит заблудился, вместо столовой забрел наверх, ходил на ощупь по темному коридору, запутался в спальнях, впал в панику, подстрелил двух женщин, включил свет выключателями, которые спрятаны за мебелью, бесшумно спустился вниз, хотя в нескольких метрах от него находился Спроут, и преспокойно покинул дом через парадную дверь!.. Вот так взломщик, сержант. А пособник в доме и вовсе неординарный. Нет, ваше объяснение не годится. Решительно не годится.

Он вновь обратился к Маркхэму:

– И раскрыть это дело без понимания нездоровой ситуации в доме нельзя.

– Ситуация нам известна, Вэнс, – терпеливо возразил окружной прокурор. – Да, она необычна. Однако вовсе не обязательно криминальна. Антагонистичные люди часто вынуждены жить вместе и начинают друг друга ненавидеть. Но эта ненависть редко приводит к убийству и сама по себе не доказывает наличие состава преступления.

– Может, и так. Тем не менее ненависть и вынужденное соседство порождают разнообразные отклонения – грязные страсти, одиозные пороки, дьявольские интриги. И в нашем деле бесконечное множество зловещих фактов, которые требуют объяснения.

– Ну наконец-то вы переходите к конкретике. Какие же факты требуют объяснения?

Вэнс закурил и присел на край стола.

– Например, почему Честер Грин вообще пришел сюда за помощью? Потому что исчез револьвер? Возможно. Но вряд ли причина только в этом. И кстати, о револьвере. Он действительно пропал? Или Честер его спрятал? Чертовски темная история. Сибелла видела его на прошлой неделе. Но видела ли? Многое прояснится, когда мы установим перемещения этого револьвера… Почему Честер так явственно слышал первый выстрел, а Рекс не услышал второго, в соседней комнате?.. Большой интервал между выстрелами… Спроут, наш дворецкий-полиглот, который читал Марциала – Мар-ци-а-ла! – и тут же спустился, но ничего не видел и не слышал… Как расценивать пророческие заявления Хемминг про Господа Саваофа, который карает Гринов, как сделал это с сыновьями Вавилона? У нее есть какое-то смутное религиозное объяснение случившемуся. Хотя, может, и не смутное… А немка-кухарка? Вот женщина с прошлым, образно говоря.

При всей флегматичности она не из прислуги и тем не менее больше десяти лет добосовестно кормит Гринов. Помните, как она объяснила свое появление в доме? Ее муж дружил со стариком Тобиасом, и тот распорядился оставить место за ней, сколько она пожелает. Здесь тоже много несуразного, Маркхэм, чересчур много. Далее, Рекс с его гипертрофированным теменем, тщедушным телом и регулярными приступами. Почему он так разволновался от наших вопросов? Нет, он не похож на невинного свидетеля неудавшейся кражи. И, повторюсь, свет. Кто его включил и зачем? В обеих комнатах! В спальне Джулии – до выстрела, поскольку она видела убийцу и понимала, что он намерен сделать, и в комнате Ады – после! Вот факты, которые, так сказать, вопиют о разъяснении. Без оного они просто безумны и иррациональны. Почему глубокой ночью, когда Спроут позвонил Вонблону, того не было дома? И как ему удалось оказаться на месте так скоро? Совпадение?.. Кстати, сержант, загадочные следы у дома похожи на следы Вонблона?

– Не определишь. Слишком крупный снег.

– Ну, скорее всего, это и не важно. – Вэнс снова повернулся к Маркхэму и продолжил перечислять: – Выстрелы разнятся. Джулию убили в постели и спереди, а в Аду стреляли сзади, когда она встала, хотя у преступника было достаточно времени, чтобы подойти и прицелиться. Почему он молча ждал, пока она поднимется? Как вообще он мог ждать, после того как убил Джулию и разбудил дом? Паника? Или все-таки холодный расчет? Почему дверь Джулии в такой час оказалась открытой? Это особенно любопытно. И вы, быть может, заметили, что Честер самолично позвал Сибеллу для разговора в гостиной, и вернулись они не сразу. Почему он не отправил за ней Спроута, как в случае с Рексом? И почему так долго не возвращался? О чем они говорили? Я жажду объяснения… Почему Сибелла уверена, что это не ограбление, но не желает озвучить свою версию? Она выставила всех членов семьи, включая себя, как возможных подозреваемых. Что кроется за ее саркастической откровенностью? Теперь рассказ Ады. Поразительный, непонятный, почти фантастический. В комнате было тихо, но она чувствовала чье-то пугающее присутствие. Протянутая рука, шаркающие шаги. Ее нежелание сказать, мужская рука или женская, и то, что Сибелла приняла это на свой счет. Мы просто обязаны разобраться, Маркхэм! А обвинение, брошенное Сибеллой? Что за ним стоит? И не забудьте любопытнейший эпизод, когда Вонблон упрекнул ее за истерику – весьма интимно, ca sauté aux yeux^[27]. Вы заметили, как послушалась его Сибелла? И вы, конечно, обратили внимание на Аду: она буквально прилипла к доктору во время этой сцены. Смотрела томными глазами, искала защиты. Наша крошка к нему неровно дышит. А он ведет себя профессионально-покровительственно, как и положено высокооплачиваемому эскулапу. С Сибеллой же обходится так, как мог бы Честер, если бы у него хватало духу.