Во-первых, у нее не было профессии. Никакого будущего в «Милтон секьюрити» она для себя не видела. Вины Драгана Арманского в этом не было: он-то хотел взять ее в штат, ведь она была проверенным и ценным винтиком в структуре его фирмы. Но ей было уже двадцать пять, и ее отнюдь не привлекала перспектива до пятидесяти лет копаться в разных данных о жуликах на высоких постах. Это годилось как хобби, а не как жизнедеятельность.

Второй причиной нежелания возвращаться в Стокгольм был Микаэль Блумквист. Так она точно рискует наткнуться на «чертова Калле Блумквиста»^[11], а этого ей хотелось бы в последнюю очередь. Ведь он обидел ее. Следует честно признать, что сделал он это неумышленно. Это был отличный мужик, и ее вина, что она в него «влюбилась». Даже самое это слово звучало как бред собачий, когда оно относилось к этой «чертовой курице Лисбет Саландер».

Микаэль Блумквист имел репутацию дамского угодника. Лисбет была для него милой забавой, к которой он снизошел, когда она была рядом и никого лучше под рукой не оказалось, но кого он быстро выбросил из головы, когда попал в более интересное общество. Она винила саму себя за то, что ослабила самозащиту и впустила его в свою жизнь.

Когда Лисбет опомнилась и взяла себя в руки, все контакты с Микаэлем были прерваны. Не так легко ей это далось, но она держалась железно. В последний раз Лисбет видела его, стоя на перроне в метро на станции «Гамла стан», когда он сидел в вагоне на пути к центру. Она смотрела на него целую минуту и сказала себе, что у нее не осталось ни капли чувств к нему, так как иначе наступил бы конец от полной потери крови. «Пошел ты…» – подумала она. Микаэль заметил ее в тот момент, когда закрывались двери, и непрерывно глядел на нее, пока она не повернулась и не ушла, а поезд все еще не тронулся.

Лисбет не понимала, почему он так упрямо пытается установить с ней контакт, как будто исходил из сугубо общественных побуждений. Она была в бешенстве от того, что он столь недогадлив, и каждый раз, когда она получала от него письма по электронной почте, удаляла их не читая, стиснув зубы.

Итак, Стокгольм ничуть ее не привлекал. Кроме почасовой работы на «Милтон секьюрити», нескольких бывших сексуальных партнеров и участниц рок-группы «Персты дьявола», она никого и ничего не знала во всем родном городе.

Единственным человеком, к которому Лисбет питала уважение, был Драган Арманский. Трудно сказать, какие чувства она испытывала к нему. Ее даже несколько удивляло, что ее к нему немного тянет. Не будь он женатым, таким старым и в придачу консервативным в своих взглядах на общество, она бы, пожалуй, попробовала пойти на сближение.

Подводя черту под размышлениями, Лисбет достала календарь и открыла раздел с картами. Она никогда не была в Австралии и Африке, читала, но не видела пирамид и храма в Ангкор-Ват, не ездила на пароме «Стар ферри» между Коулуном и Викторией в Гонконге, не плавала с маской в Карибском море, не загорала на пляжах в Таиланде. Кроме нескольких коротких командировок по работе в Прибалтику, соседние скандинавские страны, а еще в Цюрих и Лондон, она за всю жизнь почти никуда не ездила за пределы Швеции.

Лисбет посмотрела в окно своей комнаты. Гостиница находилась на улице Гарибальди. Рим напоминал груду развалин. Она решилась, надела куртку, спустилась в вестибюль и спросила у администратора, нет ли недалеко туристического агентства. Потом заказала билет до Тель-Авива в одну сторону и ближайшую ночь провела, бродя по Старому городу в Иерусалиме, прогуливаясь к мечети Аль-Акса и Стене Плача, с недоумением поглядывая на вооруженных солдат на перекрестках.

Затем она вылетела в Бангкок и продолжала путешествовать весь остаток года.

У нее оставалось еще одно дело, в связи с которым она дважды летала в Гибралтар. В первый раз для того, чтобы присмотреться к человеку, которому доверила управление своими финансами, а второй раз – проконтролировать, как он с этим справляется.

Открывать ключом дверь собственной квартиры после долгого отсутствия было как-то не по себе.

Лисбет поставила сумку с продуктами в прихожей и набрала четырехзначный код для отключения сигнализации. Затем стянула с себя всю мокрую одежду и бросила кучей на полу. Зайдя в кухню, включила холодильник и расставила в нем продукты, а потом прошла в ванную, пустила душ и простояла под ним минут десять. Потом, разогрев пиццу в микроволновке, заела ее дольками яблок, раскрыла коробку и достала подушку, простыню и одеяло, от которых слегка попахивало после года хранения в нераспакованном виде, и постелила себе на матрасе в комнате, смежной с кухней.

Прислонив голову к подушке, Лисбет почти тотчас заснула и проспала почти двенадцать часов, до полуночи. Проснувшись, она включила кофеварку, обмоталась одеялом и, подложив подушку, уселась на подоконнике. Затянувшись сигаретой, устремила взгляд к Юргордену и Сальтшё. Зачарованная огнями и темнотой, Лисбет задумалась над своей жизнью.

Следующий день у нее был полностью расписан. В семь утра она уже повернула ключ в замке своей входной двери, а на лестничной площадке открыла окно и примотала запасной ключ на медной проволоке к задней стенке водосточной трубы. По опыту Лисбет знала, как удобно иметь под рукой запасной ключ на всякий случай.

На улице ее обдало ледяным холодом. Лисбет была одета в старые, заношенные джинсы, прохудившиеся под задним карманом, так что можно было разглядеть голубые трусики. Поверх майки она надела джемпер со стоячим воротником, но тот уже вытянулся и не облегал шею. Помимо этого, Лисбет отыскала свою старую кожаную куртку с заклепками на плечах. Надевая ее, она отметила про себя, что куртку надо бы отнести в починку: заменить продранную, почти исчезнувшую подкладку в карманах. Теплые чулки и ботинки грели ноги. «В общем, все это обеспечит мне приличное тепло», – подумала она.

Лисбет прошла по Санкт-Паульсгатан в сторону Цинкенсдамм, а потом к Лундагатан, где была ее старая квартира. Там прежде всего проверила, на месте ли ее «Кавасаки» в подвале. Похлопав стального коня по седлу, она пошла по лестнице наверх, к своей бывшей квартире, и смогла зайти в прихожую, лишь переступив через огромную кучу рекламы у двери.

Лисбет колебалась относительно того, что ей делать с квартирой. Накануне отъезда из Швеции она наконец решила, что проще всего заказать автоматические выплаты за коммунальные услуги. Здесь у нее оставалась вся ее мебель, по-хозяйски подобранная в разных мусорных контейнерах, а также выщербленные чашки, два старых компьютера и кучи бумаги. В общем, ничего ценного.

Лисбет принесла из кухни черный пластиковый мешок для мусора и минут пять сортировала кучу на две: почту и рекламу. Подавляющее большинство составляла реклама, и она летела сразу в черный мешок. Почта на ее имя состояла в основном из банковских выписок, копий данных, передаваемых в налоговое управление в связи с ее работой в «Милтон секьюрити», и разного рода скрытой рекламы. Одним из преимуществ иметь опекуна было в том, что ей не надо было заполнять налоговую декларацию – такого рода бумаги ей не приходили. В целом, за весь год она получила всего три личных письма.

Первое прислал адвокат Грета Моландер, доверенное лицо ее матери. Письмо коротко информировало, что оставшиеся от матери деньги были разделены пополам между Лисбет и ее сестрой Камиллой и что каждой причитается по девять тысяч триста двенадцать крон. Эта сумма переведена на банковский счет фрёкен Саландер, и ее просят подтвердить получение. Лисбет убрала это письмо во внутренний карман куртки.

Второе письмо пришло от госпожи Микаэльссон, заведующей домом для престарелых в Эппельвикене. Это письмо напоминало, что у них все еще хранится коробка с вещами, оставшимися после ее матери, и содержало просьбу связаться с дирекцией дома для престарелых и дать указания, как поступить с этими вещами. Заведующая сообщала, что содержимое коробки будет выброшено, если Лисбет или ее сестра, адресом которой они не располагают, не дадут о себе знать до конца года. Письмо было датировано июнем, и поэтому Лисбет решила сразу отреагировать по мобильнику. Через две минуты она уже знала, что коробка цела. Лисбет извинилась за то, что не дала о себе знать раньше, и пообещала забрать вещи завтра же.

Последнее личное письмо было от Микаэля Блумквиста. Поколебавшись секунду, Лисбет решила не открывать его и метким броском направила в мешок с мусором.

Наполнив большую картонную коробку разрозненными предметами и всякой дребеденью, которую ей хотелось сохранить, она взяла такси и вернулась на квартиру у Мосебакке. Там нанесла макияж, надела очки, светлый парик с волосами до плеч и прихватила норвежский паспорт на имя Ирене Нессер. Бросив взгляд в зеркало, отметила, что Ирене Нессер, с одной стороны, здорово похожа на Лисбет Саландер, а с другой – кажется совершенно другим человеком.

Наскоро перекусив багетом с сыром бри и кофе с молоком в кафе «Эдем» на Гётгатан, Лисбет направилась к агентству на Рингвеген, предоставляющему машины напрокат. Взяв «Ниссан Микра», Ирене Нессер поехала в ИКЕА в районе «Кунгенс курва» и не заметила, как провела там три часа. Она прошлась чуть ли не по всему ассортименту, записывая номера необходимых ей товаров. Часто она принимала мгновенные решения.

Чего только не было куплено: два дивана модели «Карланда» песочного цвета, пять мягких кресел с низкой посадкой, два круглых лакированных столика из березы, журнальный столик «Свансбу», а также несколько причудливых столиков марки «Лак». В отделе полок и шкафов ей приглянулась пара закрытых гарнитуров и две книжные полки, а также тумба для телевизора и закрытые полки. Этот список пополнили трехстворчатый гардероб «Пакс нексус» и два небольших комода «Мальм».

Выбору кровати Лисбет отвела много времени и в конце концов остановилась на широченной «Хемнес» с матрасом и всеми полагающимися принадлежностями. На всякий случай она купила кровать поменьше модели «Миллехаммер» в гостевую комнату. Лисбет не рассчитывала когда-либо принимать гостей, но, имея гостевую комнату, почему бы не обставить и ее?

Ванная в новой квартире ей досталась полностью оборудованной, включая настенный шкафчик, полки для полотенец и стиральную машину, оставшуюся от прежнего владельца. Единственное, что она докупила, была корзина для грязного белья.

Кухня, напротив, требовала меблировки. Взвесив все «за» и «против», Лисбет приобрела массивный кухонный стол из бука марки «Росфорс», поверхность которого покрывало толстое закаленное стекло, и четыре ярких кухонных стула.

Конечно, ей нужна была мебель для кабинета, и она, раскрыв глаза, разглядывала «рабочие установки» с замысловатыми приставками для компьютеров и клавиатуры. Наконец покачала головой и остановилась на обычном письменном столе «Галант», облицованном буком, с наклонной поверхностью и скругленными углами, а также шкафе для бумаг. Особенно долго она выбирала стул – в нем ей придется провести немало часов, – и наконец выбрала самую дорогую модель «Верксам».

Под конец Лисбет совершила завершающий круг и сделала приличный запас простыней, наволочек, полотенец, покрывал, одеял, подушек, столовых приборов, кухонной посуды, кастрюль, разделочных досок, а кроме того, три больших ковра, несколько настольных ламп и солидный ассортимент канцелярских принадлежностей, в частности папок, корзин для бумаги, ящиков и прочего.

Закончив путешествие по отделам, Лисбет направилась со своим списком к кассе, где расплатилась карточкой, выписанной компанией «Уосп энтерпрайзис» на имя Ирене Нессер. Доставку и сборку мебели она тоже оплатила. Все вместе стоило ей чуть больше девяноста тысяч крон.

К себе в район Сёдер Лисбет вернулась около пяти часов вечера и успела заглянуть в магазин домашней электроники Аксельссона, где купила восемнадцатидюймовый телевизор и радиоприемник. Уже под самое закрытие она проскользнула в магазин электроприборов и приобрела пылесос. Универсам «Мариахаллен» был открыт, и Лисбет купила щетку и ведро для мытья полов, моющие средства, мыло, зубные щетки и большую упаковку рулонов туалетной бумаги.

В результате этого бешеного магазинного разгула Лисбет страшно устала, но была довольна. Запихав мелкие покупки в «Ниссан», она как сноп свалилась на верхнем этаже кафе «Ява» на Хорнгатан. Подвинув к себе газету, оставленную на соседнем столике, уяснила, что правящей партией по-прежнему являются социал-демократы и что ничего существенного за время ее отсутствия в стране вроде не произошло.

Она была дома около восьми вечера, в темноте выгрузила из машины все, что загрузила, и подняла в лифте в квартиру, на которой значилось «В. Кюлла». Скинув все в одну кучу в прихожей, вернулась в машину и потратила полчаса, прежде чем смогла припарковаться в соседнем переулке. Дома она пустила воду в джакузи, в которой чувствовали бы себя вполне просторно не меньше трех человек.

Ей вдруг пришел в голову Микаэль Блумквист. Лисбет не вспоминала о нем несколько месяцев, пока ей не попалось в глаза его письмо сегодня. Интересно, он сейчас дома или вместе с Эрикой Бергер?

Через секунду она глубоко вздохнула, повернулась лицом вниз и ушла с головой под воду. Положив руки на грудь и крепко сжав соски, задержала дыхание на три минуты, пока не почувствовала боль в легких.

Редактор Эрика Бергер покосилась на часы, когда Микаэль Блумквист появился с пятнадцатиминутным опозданием на освященный традицией редакционный совет, заседания которого проходили в десять утра каждый второй вторник месяца. На этих заседаниях обсуждалось приблизительное содержание следующего номера, а также планировалось вперед несколько номеров «Миллениума».

Микаэль Блумквист извинился за опоздание и пробормотал что-то в свое оправдание, но этого никто не слышал и уж во всяком случае не запомнил. Кроме Эрики, участниками заседания были секретарь редакции Малин Эрикссон, совладелец и художественный редактор Кристер Мальм, репортер Моника Нильссон и занятые неполный день Лотта Карим и Хенри Кортес.

Микаэль Блумквист сразу отметил, что семнадцатилетней практикантки среди присутствующих нет, но что группа пополнилась совершенно незнакомым лицом, сидящим за столом для совещаний. Это было тем более странно, что Эрика не допускала посторонних к обсуждению будущих номеров «Миллениума».

– Это Даг Свенссон, – представила Эрика мужчину. – Он внештатный журналист. Мы собираемся прибрести его текст.

Микаэль кивнул и пожал руку мужчине, голубоглазому, коротко подстриженному блондину с трехдневной щетиной на щеках. Ему было лет тридцать, и он выглядел явно хорошо тренированным.