Милан в это время предстал в новом амплуа. На улицах снуют тысячи людей, которые, не снимая улыбок с лиц, и фальшивого ликования в душе, бесконечно ходят и радуются происходящему, чуть ли, не хлопая в ладоши. Ведь если не радоваться в этот день, то к человеку могли запросто подойти не только слуги министерств, но полиция и спросить, почему он не радуется. Если причина окажется не столь значимой, то его могли оштрафовать или арестовать на пять суток за «Акт неуважения к Рейху».

Дома богато украшены плакатами и флагами, посвящённые хвалению государства и Канцлера. На улицах разворачивались различные выставки и красочные выступления, и всё это было посвящено Императору. Все выставки – его имени, плакаты – с его лицами и афоризмами, выступления – главный герой – это Канцлер. Если и была другая тематика, то она посвящалась славе Рейха, восхвалению государства и ничему более.

И друзья, не найдя более лучшего выхода, стали просто гуляли по городу. Они ходят, болтают, рассуждаю, смеются и просто идут, куда глаза глядят. Заходят в несколько магазинов и галантерей, но там продавались вещи, сувениры, мелочи, посвящённые этому культу личности и государства.

То и дело на их пути встречаются бесконечные чиновники, ведущие за собой скоп более незначительных служащих. Временами, бюрократ указывал на человека и слуги министерств начинали роиться вокруг жертвы, задавая ему россыпь вопросов. Если гражданин хоть где-нибудь проколется или ошибётся, то его ставили в очередь на «понижение Гражданского Рейтинга» или сразу же снимали пару десятков баллов.

Ребята встретили несколько человек в длинных рясах из мешковины, выкрашенной в коричневый цвет, что делали странное действие. Они возле статуи, символизирующей Рейх – двуглавого орла, встали кругом и читали что–то схожее с молитвой, а один из них ходил и размахивал кадилом, от которого густой массой валил дым со смердящими «благовониями». И тут же начали монотонно скандировать:

– Сила в праведности… сила в сдержанности… отриньте похоть, и развращение… отдайте всё государству… сила в Рейхе.

Друзьям стало понятно, что это фанатичные служители Культа Государства, проводящие своё немудрёное таинство. Ребята поспешили как можно дальше от этой картины, стараясь так же уйти от роя бюрократов, стоявших возле таинства с благоговением наблюдавших за этим.

– Ох, ребят! – внезапно воскликнула Камилла. – Я знаю одну книжную лавку. Нам следует зайти туда? – Спросила девушка, обратив свой взгляд на Давиана, в глазах которого вспыхнуло лёгкое недовольство.

И не долго колебавшись, друзья решили зайти в эту книжную лавку, потому что в этом городе сегодня не было места, куда можно было пойти.

Проходя сквозь Милан, полностью утонувший в фестивале и бесконечном почитании всего «сакрального» ребята медленно, но верно продвигались к старому книжному магазину. Он не был чем-либо примечательным, обычная старая книжная лавка, каких было сотни в Милане. Лавочный магазин располагается в одном из немногих старых домов, сохранившихся во время Эпохи Италийского Междуцарствия, когда Апенинский полуостров рассыпался на несколько независимых стран и великой перестройки самого города.

Старая деревянная дверь, которую со скрипом открыли ребята, напомнила всем о тех временах, когда Милан был поистине свободным городом, не зная железного хлыста Рейха. Внутри лавка оказалась самой обычной: стены, сделанные из дерева, эпохальные полки с массой книг, второй этаж отсутствовал, помещение было прямоугольного типа, а в углу, перед дверью, наверное, в подвал, стоял стол, за которым и находился продавец.

Навстречу друзьям вышел владелец лавки. Белая шерстяная рубашка, с синими клетками показывает сдержанность мужчины в одежде, как и обычные серые брюки с коричневыми чёрными и коричневая жилетка. Продавец был довольно пожилым человеком: седые кучерявые волосы, белая короткая борода, добродушное морщинистое лицо и уставшие синие глаза.

– Приветствую Да…

– Здравствуйте, а какие книги у вас есть? – Давиан резко перебил продавца, подавляюще задав вопрос.

Владелец книжной лавки оглянулся и увидел Габриеля, и в тот же момент лицо хозяина выразило лёгкое удивление.

– Здравствуйте ребята – я хотел сказать, – спокойно, несколько с темпераментом машины, сказал продавец.

Несколько мгновений подумав и осмотрев ребят, причём пристально разглядывая Габриеля, он продолжил:

– Книги… мне привезли пару новых книг, не хотели бы вы взглянуть, молодой человек? – С практически неуловимо наигранностью сказал продавец.

– Да, было бы отлично, – скоротечно вымолвил Давиан.

Продавец и Давиан вместе отошли в сторону и продолжили не слышимую беседу, будто стараясь, чтобы суть беседы не была уловлена.

Габриель со своими друзьями стали разглядывать стеллажи с рядами самых различных книг. Он прильнул к полке, с наименованием «Политика», и принялся рассматривать их названия: «Возвышение Канцлера или путь к процветанию народа», «Главный праведник государства», «Правильный курс для страны» и тому подобное. Вся полка изобилировала книгами с подобными названиями. Юноша, испытав отторжение, решил подойти к полке с названием «Наука». Там тоже книги не особо отличались идеологическим изобилием: «Основы науки Рейха», «История империи» и ничего идейно отличающегося. Парень отринул от стеллажа с книгами, как чёрт от распятья, и ушёл к полке с наименованием «Драмы и любовные истории»: «Имперская любовь», «Ромео и Джульетта в новой версии или любовь сына министра Обороны и дочери министра Нападения», «Драма в политических тонах или в кого не следует влюбляться». Парень с потерей надежды в глазах и ощущением кома в горле развернулся к полке «Для малышей» и приумножил печаль, увидев идеологически верные книги: «Учим азбуку вместе с Канцлером», «Папа Канцлер рекомендует». Все тут оказались забиты политическими «верными» книгами, которые пропускало министерство Идеологической Чистоты, Культ Государства и министерство Книжных Товаров.

«Как это мог допустить народ, его запугали. Как некогда свободный город стал оплотом Рейха? А может Министерство Агитации и Пропаганды даёт плоды?» – задал себе вопрос Габриель.

Внезапно рассуждение и осмотр полок парнем прервал приятный голос лавочника, который уже поговорил с Давианом:

– Ну, ребят, выбрали, что-нибудь?

Друзья переглянулись меж собой.

– О-у, к сожалению, нет, – сдержанно ответила Камилла.

– Ну, тогда пошли отсюда, – в своей любимой возмущённой манере сказала Понтия. – Думаю, пора разбредаться.

Все тут же засобирались и пошли к выходу, как на плечо Габриеля легко и мягко легла рука лавочника.

– Постой, парень, у меня для тебя кое-что есть, вот держи, – добродушно сказал продавец и протянул парню книгу в чёрной, кожаной обложке.

– Эта очень хорошая книга, пришедшая ещё с доканцлнровских времён, и лучше тебе не говорить о ней с кем либо, – похлопывая по плечу парня, тихо сказал хозяин лавки, дабы не привлечь внимания пары вошедших покупателей. – Мы же не хотим оказаться в одной прохладной камере.

Габриель немного засмущался такого подарка, но все, же чувство любопытства взяло верх над страхом, и он решил взять её с собой.

– Да, спасибо вам, – вымолвил он владельцу книжной лавки.

– Да не за что, ну а теперь ступай, – последний раз, хлопнув по плечу парня, добрым приятным голосом произнёс лавочник.

Габриель вышел из магазина, будучи в некотором смятении от такого подарка, но обнаружив знакомые лица, подошёл к своим товарищам.

– Ребят, уже около двух часов дня, может по домам? – с усталостью в голосе спросила Камилла.

– Знаете, было бы хорошо, – поддержал девушку Давиан.

– Ну, тогда пойдемте, до остановки, – вставил своё слово Габриель.

И друзья пошли, бурно разговаривая, прямо к остановке. У остановки они ещё долго разговаривали, обсуждая самые разные темы, но вот настал момент расставания – подъехал автобус – чёрная прямоугольная коробка, блестящая от состояния гладкости. И друзья, нежно попрощавшись, сели в машину. Все, кроме одного. Давиан остался на остановке.

– Мне тут не далеко, проводишь? – несколько с вызовом в голосе спросил юноша, смотря вдаль на уезжающий автобус.

– Да, давай, – ответил Габриель и оба друзей устремились прочь от остановки.

Город постепенно собирался ко сну, а поэтому людей на улице становилось всё меньше. Уже не шныряли тучи проверяющих, в поисках слабо радующихся граждан. Совсем не попадались «монахи» из Культа Государства. Но так же, как ночь сменяет ночь, также стражи порядка и режима меняли друг друга. На улице появлялось всё больше полицейских и комиссаров. По углам могли ожидать банды комиссаров. А свой праведный гнев любому нарушителю ночного спокойствия могли вознести храмовники – боевые соединения Империал Экклесиас. Славный город Милан ни на секунду не уходил от всевидящего взора Рейха. Каждый день, час или минуту соблюдался извечный идеал – тотальный контроль и стабильность. Однако мало кто понимает, что такая «опека» вызвана бурным прошлым мира, который только-только стал сбрасывать пепел былого мироустройства с себя.

Оба друга идут по улице. На них холодно с плакатов взирали взгляды знаменитых и видных государственных служащих. Под каждым лицом были однотипные по смыслу лозунги, ни на йоту не отличавшиеся друг от друга. Воздух переполнял постепенно слабеющий запах благовоний, что сегодня разжигались целыми тоннами. Они долгое время шли, просто молча, но все, же Давиан начал разговор:

– Послушай, а как тебе сегодняшнее шествие? – аккуратно начал Давиан. – Мне оно показалось несколько… несдержанным.

– О–о–о, не знаю даже, что сказать, оно было довольно…

– Безумно, – как бы угадывая, добавил парень.

– Да, может и так, но будь осторожнее с этим словом.

– Да, а то, что? – напористо и откровенно мятежно спросил Давиан.

– Просто, осторожнее.

Они зашли в безлюдную улочку, которая по какому–то недоразумению осталась без своего комиссара, полицейского, чиновника или храмовника. Давиан с опаской и осторожностью оглянулся по сторонам и заговорил:

– Я хочу спросить тебя об очень важной вещи, которую надеюсь, останется между нами. Как тебе правление Канцлера?

Этот вопрос очень сильно смутил Габриеля. Сердце в его груди забилось сильнее, а дыхание участилось. Парень глубоко в душе ненавидел всё, что связано с Рейхом и тем более с Канцлером, но эту пламенную ненависть он тщательно скрывал, ибо даже если человек без должного почтения и благоговения смотрит на портрет правителя, обычно выполнявшийся в стиле иконы, то гражданина могли оштрафовать, понизить в «гражданском рейтинге» или приговорить к общественным работам, которые, по мнению министерства Наказания, повышали в человеке духовность и смирение.

– Даже не знаю, что ответить, – растеряно начал Габриель.

После сказанного другом Давиан изрядно напрягся, явно пожалев, что начал этот разговор.

– Не нахожу его правление отвечающим запросом всего общества, – пытаясь сгладить напряжение, сказал Габриель, в тоже время стараясь не компрометировать себя.

«Если словят, скажу что той части общества, где обитают отступники и предатели» – продумал путь отхода Габриель. – «Может даже похвалят за это».

Послышался лёгкий выдох Давиана, выдавая явное облегчение, после чего уже более невесомым тоном он продолжил:

– Слушай, мы уже почти пришли. Дальше я думаю сам дойду до дома, и, кстати, – неожиданно оборвалась дрожащая речь Давиана. Но внезапно он направил свой взгляд в глаза Габриеля, и он высказал последнее предложение, стараясь как можно быстрее его выдать. – Габриель, приходи, завтра, в десять, к книжной лавке, у которой мы сегодня были, тебе будет интересно.

– Хорошо. – Спокойно промолвил Габриель.

Друзья пожали друг другу руки и разошлись. Габриель быстро, стараясь не попасться в лапы какому-нибудь комиссару, пошёл к ближайшей остановке. И встретив автобус, уже через полчаса юноша был дома.

Он зашёл в свою квартиру, кинул сумку в ближайший удобный угол, включил телевизор и улёгся на диван. В его руках оказалась та самая чёрная книга. Так как по телевизору, в связи с фестивалем, ничего интересного не шло, любое юмористическое шоу во время праздников строго запрещалось, а любые новости не выходившее за рамки цензуры, то Габриель открыл эту книгу и стал в неё вчитываться читать, в буквальном смысле слова исследуя каждую строчку.

Через пять минут чтения парень провалился в удивительный мир справедливых режимов и милосердных правителей, беспристрастных судов и свободных государств. Рассмотрение трудов Маркса и Локка, обзор программ либеральных европейских партий многолетней давности, которые существовали неисчислимые сотни лет тому назад, рассказ о самых древних, так называемых демократиях – союза греческих городов и римской республики: всё это и многое другое уносило Габриеля в далёкий и эфемерный мир нерассказанной справедливости. И он стал страстно поедать эти самые знания и рассказы. Поедать их без остатка, провалившись в мир мечтаний с головой и оставив Рейх, ставший цитаделью фанатичного «себявозвеличивания».

За несколько кварталов отсюда.

Это была самая обычная квартира, каких было миллионы в новых городских районах. Обычная ничем непримечательная серая жутко прямоугольная двух комнатная квартира, построенная по идеологическим лекалам Рейха.

Женщина что–то готовит на кухне, отчего по всей квартире разносился приятный мясной запах, мужчина лежал на диване и смотрел документальный фильм, а молодой парень сидел за компьютером и переписывался с кем–то в социальной сети «Общение в Рейхе». Он сидит и что–то лихорадочно строчил на старой клавиатуре – гибкая доска с сенсорными клавишами. Ничего не предвещает беды.

Но никто не услышал, как в подъезде раздавался звук тяжёлых военных берец, сопровождаемый бряцаньем оружия. Прозвучал короткий звонок в дверь. Мужчина встал с дивана и направился к двери. Открыв, её, он обомлел от увиденного.

В двери появились три человека: Квартальный Комиссар, облачённый в кожаное пальто, тычущий в лицо своим удостоверением, и два бойца спецназа в полной боевой форме.

– Что вам нужно? – со страхом в глазах и дрожащим голосом спросил мужчина.

– Я квартальный комиссар Маркус, здесь проживает Алехандро Фальконе, я пришёл за ним.

– Что он натворил? – уже еле шевеля языком, говорил мужчина.

На что комиссар надменным голосом ответил:

– Ему вменяются статьи: «Оскорбление Канцлера», «Усомнение в курсе Рейха», что ведёт к государственной измене. У нас в доказательство имеются: распечатки переписок в сети и анонимное письмо. А теперь вы пропустите нас, – требовательно заявил комиссар.

– Нет, – Тихо, как бы неуверенно, ответил отец.

В глазах матери, которая стояла в проходе, схватившись за стену худощавыми руками, на кухню, читался ужас.

– Что ж вы все такие тупые, – грубо сплюнул комиссар и началось.

Стоявший Комиссар ударил по печени отца семейства. Тот, жутко постанывая и задыхаясь, загнулся, держась за место удара. Потом последовал удар коленом в лицо и мужчина упал. Женщина неистово закричала, но быстрая оплеуха от спецназовца заставила её замолчать. Комиссар ворвался в комнату и направился к парню, но тот попытался убежать. Праведным служитель Рейха быстрым ударом ногой в живот заставил остановиться Алехандро. Юноша от боли упал и один из спецназовцев его повязал и повёл к выходу. Женщина стояла у стены и тихо всхлипывала, держась за щёку, а неугомонный отец тем временем сумел очнуться и прокрасться на кухню за ножом. Он выбежал из кухни с тупым кухонным ножом и, крича, ринулся на обидчиков, в надежде хоть что–то сделать. Один из бойцов быстро вынул пистолет и выстрелил. Пуля попала в голову, смерть была мгновенная, его безжизненное тело упало на пол, распластав конечности.

Женщина просто заревела, из её глаз градом потекли слёзы. Она медленно сползла по стене, захлёбываясь собственными слезами. Юный парень потерял к этому времени сознание.

– Вызовите уборную команду! – громким голосом приказал комиссар.

– Да, господин, – ответил спецназовец и активировал рацию.

Устройство на шее заработало, и прихожая наполнилась статическим треском. Сказав пару слов в неё, передав приказ, он дезактивировал её и характерный треск спал.

Комиссар, глядя на женщину, жестоко ухмыльнувшись, подошёл к матери.

– Ты хочешь остаться с сыном? – со зловещей улыбкой задал он свой вопрос.

Женщина, будучи полностью в слезах, покорно кивнула головой.

– Хорошо, вяжите и её, – надменно приказал он, а потом добавил. – Впишем ей: «Препятствие аресту политического преступника».

Плачущую и всхлипывающую женщину быстро заковали в стальные наручники и вывели из квартиры.

Комиссар, перед тем как выйти из квартиры, оглянулся и сказал:

– Ох, славный сегодня день, ещё одно убийство и арест для нашего славного будущего. Никто не смеет думать иначе, чем наше идеальное государство.

Потом он вытащил пару купюр, заплаченных за арест, сложил их вдвое, положил во внутренний карман, затем подошёл к мёртвому отцу и снял с его руки золотой обручальное кольцо и сунул в карман.

– Преступникам собственность не нужна… эх, славный день, – с кривой улыбкой на довольном лице изрёк комиссар и вышел прочь из комнаты.